Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 26

Настроение снова стало ухудшаться. К тому же на улице было довольно зябко, и я быстро замерзла. Ноги покрылись гусиной кожей, а грудь… В общем, добавила мне плюс сто к развратности. Я обхватила себя за плечи, чтобы хоть как-то замаскировать озябшие прелести. Так! Жду еще десять минут и звоню Георгию. Раз ему нравится быть рыцарем, пусть вытаскивает меня из организованной им же передряги.

Только я это подумала, как увидела в толпе Павла. Он пробирался ко мне с таким выражением лица, будто ненавидит весь мир. А позади моего нанимателя семенила высокая, худенькая девочка. Лица последней я рассмотреть не могла, как ни старалась. Она низко-низко наклоняла голову, позволяя темно-русым прядям окружить ее плотным коконом.

Сердце у меня забилось быстро и гулко. Ох, сейчас, главное, не ударить в грязь лицом!

Я поставила сумку у ног и сделала шаг вперед.

— Лида? — почти без эмоций произнес Павел.

Девчонка словно ощутила искусственность ситуации. Она вскинула голову и уставилась на нас самыми проницательными в мире глазищами. Мне стало не по себе. Возникло ощущение, что меня видят насквозь. Чтобы спасти ситуацию, я распахнула руки и заорала как ненормальная:

— Пашка! Пашенька!

А потом кинулась на грудь своему нанимателю.

Наверное, не стоило.

Точно не стоило.

Павел инстинктивно подыграл, обнял меня своими крепкими горячими руками — и в тот же миг мое тело словно пропустило через себя маленькую молнию. Грудь обагрило жаром, во рту пересохло. Под кожей разлилось странное покалывание и… удовольствие. Я даже испугалась немного таких новых и странных ощущений, но потом заверила себя, что это все нервы.

К счастью, приличия не требовали обниматься долго. Уже через пару секунд Павел отодвинул меня от себя. Отодвинул с таким видом, будто боялся, что меня стошнит ему на рубашку. Я даже растерялась немного. А как же гостеприимство? Как же радость при виде дорогой сестрички? Мне-то казалось, что уж ради дочери Павел сделает над собой усилие и будет со мной обходителен.

Из вредности я наступила ему на ногу, а потом защебетала с приклеенной улыбочкой

— Сколько лет сколько зим!

— Ага, — кивнул он с сарказмом, — как время-то летит!

— Да-да, летит. Но ты, Паш, вообще не меняешься.

— А ты прямо на маму стала похожа, — он сказал это с такой интонацией, будто вся моя родня сидит у него в кишках. — И на бабушку. Как, кстати, поживает ее деменция?

У меня едва глаза на лоб не полезли. Это что еще за шуточки такие?

— Ты что-то путаешь, — пробубнила я, не переставая улыбаться. — Мозги у бабули варят получше твоих.

— Серьезно? А в прошлый визит она упорно называла меня Вовиком и грозилась завещать мне дачу в Туле.

— У нее нет дачи в Туле.

— Так и я о том же, — в глазах Павла заплясали маленькие, но вредные чертенята.

Мне почему-то захотелось треснуть его по голове. Сильно захотелось. Но это явно не вписывалось в сценарий теплой семейной встречи. Именно поэтому я сделала глубокий вдох, а потом повернулась к девочке:

— Виола? Боже, ты совсем взрослая!

Недолго думая, я раскрыла объятья и для нее. Девчонка чуть занервничала, покосилась на Павла.

— Ну же, — подбодрил он с легкой усмешкой, — неужели совсем не помнишь тетю Лиду? Она же тебя с рук не спускала. Ну, в те редкие моменты, когда ей удавалось отлепиться от зеркала.

«Папа, ты сбрендил?» — отчетливо читалось на лице девочки. Но она таки пересилила внутреннее сопротивление и позволила себя обнять. Умница, а не ребенок! Явно, в маму пошла, а не в грубияна-папашу.

— Красотка растет, — чуть сощурившись, констатировала я. — Через год, Паш, замучаешься женихов отгонять.

— И не говори, — подтвердил «братик» и неожиданно влип взглядом в мою полупрозрачную маечку. Его брови медленно поползли вверх.

Я поспешила прикрыть грудь руками — сделала вид, что растираю плечи:

— Брр! Я думала, по утрам у вас теплее.

Глаза Павла почернели и приобрели странное, жесткое выражение, а потом он решительно поднял с плитки мою сумку:

— Ну пойдем уже, хватит языком чесать.

Павел ринулся на парковку, а я и его дочь засеменили следом. Я решила не откладывать в долгий ящик попытки подружиться со своей подопечной. Тут же подхватила ее под руку и стала весело рассказывать о том, как чуть не чокнулась в поезде за трое суток. Виола вежливо поддакивала, но было видно, что мыслями она витает где-то далеко.

Пока мы шли к машине, я почти выдохлась. Оказывается, изображать родню — это совсем непросто. Мускулы моего непривычного к притворству лица стало сводить от неестественной радости, а голос затрепетал от напряжения. Возможно, мне еще было так трудно, потому что Павел даже не пытался подыгрывать. Он то и дело зыркал на меня так, будто я должна ему денег, и, кажется, обреченно вздыхал.