Страница 4 из 28
Но как горсть слабых белых управляла целым миром и наводила всюду порядок!
Алексей решил, что отсюда напишет Энн, теперь у него ясней голова, нет слабости и путаницы в мыслях, нет страха угасания и припадков отчаяния. Он трезвым умом смотрит на все, хотя врачи твердо говорят, что ему еще надо лечиться. Он напишет ей еще раз, в последний раз. Подумал, что тогда, в Гонконге, на яхте, в день получения вести о падении Севастополя, среди моря и солнца он, казалось, поддался порыву. Но может быть, если бы теперь пришлось пережить все заново, то сказал бы искренне и то же самое. Просто напишет, где он и что с ним. Без всяких объяснений и признаний.
А через два дня, проведенных в больничном бараке для офицеров, Алексей Сибирцев, как дипломат, попавший по ошибке во время войны в плен, был отправлен в Лондон в один из лучших госпиталей.
…Паровоз загудел, и каменный Портсмутский вокзал, похожий на ферму в роще, стал отходить вместе с белыми лицами на перроне.
Глава 2. Лондон
Нет города в мире, который бы больше отучал от людей и больше приучал бы к одиночеству, как Лондон…
Кто умеет жить один, тому нечего бояться лондонской скуки. Здешняя жизнь, так же как здешний воздух, вредна слабому, хилому, ищущему опоры вне себя…
В полупритворенное окно слышался щебет птиц. Ниже рамы, в ветвях большого дерева засвистал соловей. Хорошо в цветущем саду, а не хочется выходить. Вокруг люди, а поделиться не с кем Слушать соловья, как в Японии, и почувствовать себя еще более одиноким Сказать некому, что на душе.
Облокотившись на колени и подперев кулаками скулы, Алексей сидел в госпитальной палате, уставившись в стол, словно читая книгу. Соседи по палатам на свежем воздухе, наслаждаются на королевских газонах, среди дубов и буков.
В тихом пустом коридоре бывшего дворца послышались гулкие шаги по мрамору, словно скакал двуногий конь. Дверь распахнулась. Алексей вскочил, как матрос по свистку боцмана, и очутился лицом к лицу с джентльменом своего возраста.
– Лешка, ты? – вскричал по-русски англичанин и улыбнулся, подняв уголки рта, стиснув зубы, и оскалился, как собака, бросил цилиндр и распахнул руки в широчайших рукавах модного пальто.
– Колька! – остолбенел Алексей.
Эванс! Товарищ по петербургской гимназии. Колька!
Раньше всех прознал дорогу в петербургские бильярдные. Прежде всех в классе начал курить. Добывал для сверстников мелкую контрабанду.
Когда-то, еще не зная, что Колька англичанин, Алексей заметил на уроках рисования, что у этого подростка необычайно правильные черты лица и форма головы, по виду он благороден и совершенен, при этом ловок до невероятности.
Однажды, когда стали постарше, Колька продал Леше барабанный пистолет за пять рублей. Барабан оказался неисправным, но соблазн был так велик, что Леша взял. Потом перед переходом в морской корпус выбросил его в Неву.
Колька первый среди подростков-петербуржцев прознал про опиум и показывал, как его курить. Вот еще когда! Вот куда дошло, теперь, побывав сам в Гонконге и Кантоне в опиокурилках, Алексей понимал, что все это означало и каков еще тогда был у Эванса торговый размах. А сам Колька ходил в потертых гимназических брючишках.
Эванс сбросил пальто. Галстук, сюртук, жилет, все на нем с иголочки, по последней моде, но с оттенком неряшливости, кажется – означает высший шик викторианской эры.
– Что ты меня осматриваешь?
По выговору, по размашистым объятиям и троекратному поцелую трудно представить себе более русского.
– В газете я прочел твое имя в списках прибывших в Саутгемптон из Африки. Я помню, что ты уходил в Японию к Путятину.
На столе появилась сигарочница.
– Так ты не ранен? Чем ты болен? На вид ты здоров, – сидя рядом и обнимая Алексея, спрашивал Эванс – Ну, я твоему горю пособлю. Взгляни на себя: руки-ноги целы, голова на месте.
Алексей сказал, что ждет писем, хотел бы поехать в город, но его не выпускают.
– У тебя не было неприятностей в Гонконге?
– Были. С военной полицией. За то, что ездил с американцем в Кантон.
– Из-за этого тебя не будут здесь задерживать. Они такими пустяками не занимаются. Тем более из-за Гонконга, откуда еще никто сухим из воды не выходил. Будь что-то серьезное, тебя бы давно повесили или уморили. Но ты мне заговариваешь зубы с полицией.
– Больше ко мне никаких претензий не было.
– Ты врешь и не краснеешь.
– Тут не надо быть детективом…
– Англичанка?
– Да.
– На какой же адрес ты ждешь?
– Я написал с Мыса. Из дома могут писать на посольство.
– Моя жена ждет нас в семь часов вечера к обеду. Ты досыта наговоришься с ней, она москвичка и говорит слегка на «а»; очень мило. На свете нет жен и матерей лучше русских. Это знают на Западе и на Востоке, но не в Москве и в Петербурге, где русские женятся черт знает на каких обезьянах. И ты не думай, что англичанка – это что-то особенное. Мой отец всегда хотел, чтобы я женился на русской.
– В госпитале я подчиняюсь заведенным правилам.
– Я тебя вызволю из этой путаницы. Помнишь, как ты играл в бильярдной с мошенником и мы с Собачниковым тебя вызволили? Уже тогда тебя все тянуло к морю. Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Инвалиды у ворот, узнав, что я разыскиваю русского, стали рассказывать про твои приключения в Японии и Китае и что тебя не признают пленным Они гордятся, что у них без права выхода за ворота сидит такой русский. Видно, по госпиталю о тебе ходят лестные слухи. Не хотел бы ты убраться отсюда поскорей?
– Но как это сделать?
– С твоей репутацией ты можешь оказать больше пользы англо-русским отношениям, чем немец Бруннов… Настоящей пользы. Пока ты увлекался и совершал открытия в восточных морях, наша с отцом фирма втягивалась в новые виды бизнеса… нy, я тебе задам тот же вопрос, что, наверно, ты уже слышал от янки, которые помогли тебе в Гонконге.
Сигары и сигарочница исчезли со стола Эванс положил на скатерть свои костистые белые руки, как бы открыто и всерьез приступая к основательному делу.
– Как твои денежные дела?
Алексей получал небольшое ежемесячное содержание от военного ведомства. У Эванса все средства в обороте, Николай занять не может. Война принесла убытки, но фирма не прогорела. Русский торг, как и многие фирмы, частично продолжали через третьи страны. Теперь восстанавливаются прямые торговые связи. Молодому Эвансу скоро ехать в Петербург. Начинается возмещение убытков. На учете каждый шиллинг.
– Но далеко не все доходы фирмы из России. Как говорят французы: «Нельзя все яйца класть в одну корзину». Паровозы успели переконструировать. Отец продал их в Канаду, чем поднес дулю янкам. Я получил хорошие знания по математике и физике в петербургской гимназии… и по коммерческой арифметике… в Крыму пошло к падению Севастополя, а отец и сын Эвансы готовились к поставкам для России. У фирмы все до гроша рассчитано. В Англии я как англичанин. Но это не значит, что у меня нет совести. Речь пойдет о ссуде. Необходимо получить заем в приличном банке, под ручательство. Вот тут Эвансы неоценимо полезны.
– Отец хотел выслать мне деньги… Я могу ждать…
– Тебе нельзя рассчитывать на деньги из Петербурга. Поживи в Лондоне. Деньги нужны немедленно. У тебя есть костюм для выезда?
– Мне сшил портной-индус на Капском мысу для Лондона. Я переоденусь и…
– Но все так просто не делается. Нужен апломб, престиж фирмы, цилиндр и галстук. При тертых брючках по канону дендизма! Самое главное: хорошо завязанный галстук и тертые штаны.
Колька присел, показал, что брюки почти протерты на коленях, потом ловко повернулся, забрал фалды сюртука и показал брюки с другой стороны. Все цело, но лоснится, потерто изрядно, и сам он явный спортсмен.
– «Как денди лондонский одет!»
Молодые люди расхохотались.
Эванс пошел к докторам. Алексей вызвал служителя. Он был одет, когда Эванс вернулся с позволением ехать в Лондон.