Страница 4 из 8
Революционерам необходим был для лживой «пропаганды» проигрыш войны, а не победа, и они этого добились. С момента согласия Государя на мирные переговоры с Японией для предательских революционных партий стала совершенно ясна их дальнейшая деятельность, и все усилия их направились на разложение высшего командования армией и на окружающих Государя и власть имущих лиц.
Несмотря на усилия революционеров, наша армия, оскорбленная отнятой от нее славой победы над Японией и на практике увидевшая наши ошибки и недочеты, упорно работая для усиления, старалась поднять свою боеспособность. Государь Император лично обращал очень много внимания своей армии и ее офицерскому составу – под Его руководством русские войска были перевооружены, увеличены, снабжены новейшим оружием. Был составлен новый план мобилизации и призыва в армию запасных, – словом, к 1914 году, т. е. только за десять лет, русская Императорская армия успела стать опять первоклассной армией, грозной всем злоумышлявшим против России. Я, участник русско-японской войны, свидетельствую, что наша армия за эти небольшие десять лет сделала колоссальную работу, и ее офицерский состав работал и день и ночь, чтобы поставить ее не только на уровень, но и выше считавшейся тогда наилучшей в мире Германской армии. Для наглядности вот расписание занятий гг. офицеров. Ежедневно занятия в ротах с солдатами от 7—12 и от 4–6, причем 5 часов строевых и два словесных, из них час обучения грамоте, кроме того три раза в неделю еще вечерние занятия гг. офицеров от 6–8, состоящие из военной игры в полку и одной лекции офицера Генерального штаба в гарнизонном собрании. Значит ежедневно офицер работал 9 часов в день, а три раза в неделю 11. Для старших офицеров капитанов введены офицерские стрелковые школы, без прохождения курса которых капитану нельзя было надеяться получить в командование батальон. Для батальонных же командиров введены были полевые поездки, на которых они практиковались в разрешении боевых задач на местности под руководством полковника Генерального Штаба. Несмотря на эти напряженные занятия, офицеров называли бездельниками и тунеядцами, сидящими на шее у народа.
Быстрые успехи и усиление российской армии не могли не обеспокоить нашего исконного врага Германию, мечтавшую захватить себе наши плодородные земли на правом берегу Днепра. Немецкий Генеральный штаб сознавал, что еще через несколько лет, и русская армия станет настолько сильной, что с мечтой об отнятии от России Малороссии придется навсегда расстаться, и потому только искал предлога, чтобы объявить нам войну.
Этот предлог они создали из Сараевского случая, где бомбой был убит Австрийский Эрцгерцог. Несмотря на всю готовность Сербии дать удовлетворение, отыскать и выдать злоумышленников, Австрия предъявила неприемлемые ни для какого государства требования и мобилизовала свою армию, Германия, якобы обязанная по Австро-Германскому договору, немедленно сделала то же.
Несмотря на все старания нашего Государя не допустить войны, оба немецких Императора, мобилизовав свои армии, заставили и Россию сделать то же, дабы не оказаться беззащитной и кроме того не допустить родственных нам сербов до полного их уничтожения австро-германцами. В ответ на мобилизацию нашей армии Тройственный союз, т. е. Германия, Австрия и Турция, объявил России войну.
Перед самой мобилизацией я и 7 офицеров Ровненского полка, как отличные стрелки из винтовок и наганов, были посланы командиром полка на вторую олимпиаду в Ригу. Первая олимпиада была в 1913 году в Киеве, и я получил на ней нагрудный знак с вензелем Великого Князя Димитрия Павловича, покровителя первой русской олимпиады. Вторую олимпиаду в Риге мы не могли закончить, так как телеграммой из полка срочно были вызваны вернуться в полк. Мы вернулись, и, кажется, через день была объявлена мобилизация.
Изложив подробно подготовку к усовершенствованию русской армии, я возвращаюсь к работе наших русских предателей – «передовой интеллигенции».
Издеваясь над всем, что являлось оплотом государства, ненавидя и понося свою Армию, высмеивая золото погон, ордена и разные Царские эмблемы, «интеллигенты» жадными руками тянутся к армии.
Они не могут скрыть своего стремления выделиться из того серого стада, в которое их превратила демократическая уравниловка. Жажда хоть чем-нибудь выделиться из серой массы охватывает всех. Посмотрите вокруг, – каких только значков вы не увидите, с гордостью носимых в петличке… и платный значок Красного Креста, и всевозможные дощечки с никому не понятными полосками, зигзагами, фигурками, аэропланами, паровозами, атлетами и прочее. Все-все можно увидеть, вплоть до маленькой гитары, вдетой в петличку. И эти люди смеют смеяться над погонами и орденами, покупавшимися не за деньги и членские взносы, а долгой службой, трудом на пользу государства, знаниями, опытом, готовностью на самопожертвование и смерть, и обильно пролитой офицерской кровью.
Погоны – это не гитара в петличке, с которой можно нахамить, наскандалить и скрыться в толпе. Погоны обязывают, и даже не вполне благородные, имея их на плечах, держатся с достоинством.
Что высмеивание военной формы совершалось не по сознательному к ней предубеждению, а в угоду демократической указке, страха ради иудейского, мы легко увидим, оглянувшись на прошлое, когда во время войны зашевелились и стали выползать предательские силы и начали организовываться вредные и преступные учреждения, – появился и земгор. Вы, конечно, слышали о знаменитых земгусарах, этих легальных дезертирах, которые сотнями тысяч хлынули в земгор. Все трусы и шкурники, не желавшие служить в войсках, все – кто удобства личной жизни и партийные цели ставил превыше порядочности, чести, благородства и Отечества, в ком не было ни любви, ни совести, ни долга, ни самолюбия, а одна звериная трусость, жадность, зависть и глупость, – все пошли в земгусары, и первое, что они сделали – одели военную форму. Защитные погоны с непонятной на них географией, огромные защитные кобуры, сумки для карт, противогазовые очки на фуражки, шашки, замотанные в защитное сукно, чтобы не увидел противник, это-то в сотнях и в тысячах верст от фронта. И на всех шпоры, шпоры и шпоры. Звон стоял на Руси, а пришпоривали они, – вы думаете, коней, к которым питали почтительный страх, – о нет, русского «интеллигента» и чернь, чтобы поднять их на бунт и русскую доверчивую казну. В таком храбро воинственном виде вся эта рать заполняла театры, концерты, рестораны и неустанно день и ночь гранила тротуары, бряцая оружием. Помню, когда в 1914 году, раненным, я прибыл в Киев и увидел всю эту земгусарскую рать дезертиров, то был возмущен до глубины души, и вспомнил я тогда наши кровавые поля чести в Галиции, где у нас во многих ротах не осталось ни одного офицера и роты сильно поредели. Вспомнил я и то, что никто из господ офицеров не одел защитных погон и не заматывал шашек в защитное сукно. Там, где гибли братья, где смерть равняла всех, где решались вопросы бытия Отечества – не было места чувству самосохранения, а был долг и сознание офицерской чести. Русский офицер еще твердо стоял на своем историческом пути.
В злостной клевете на офицеров, знать и передовую «интеллигенцию» поддерживали и русские писатели типа клеветника Бальмонта и знаменитый Лев Толстой, приложивший свою графскую руку к разрушению и предательству Отечества. «Пусть намыленная веревка охватит мое старое горло…» – писал по поводу повешенных негодяев безумный старик в своем знаменитом «не могу молчать», отлично сознавая, что Государь, по своему высокому благородству, из уважения к его прошлому таланту, оставит его ненаказанным.
Травля, клевета и лживая «пропаганда» делали свое гнусное дело, и некоторые малодушные сходили с исторического пути и старались приобщиться к передовой знати и «интеллигенции».
Правда, их было мало, очень мало, – совсем мало среди широкой офицерской массы. Это были офицеры третьего сорта, – как образно говорил один старый командир полка, – что есть господа офицеры, просто офицеры и офицеры просто сволочь. Первые – это были те, которые в тяжелые минуты не боялись брать на себя решения и принимать ответственность и становились героями и которых ничто не могло отвратить от Присяги, вторые добросовестно и честно выполняли свой долг и, не сворачивая с исторического пути, готовы были по первому приказу жертвовать своими жизнями «За Веру, Царя и Отечество», а третьи, как я уже сказал, «интеллигентного» типа, готовые идти любым путем, это те, которые делали заговор, знали о нем и, вопреки Присяге, стыдливо молчали.