Страница 17 из 20
– Их было много? Я имею в виду рогатых гадюк, – спросил он, почувствовав, что Александра потеряла нить беседы.
– Да. – Она не поднимала глаз. – Из-за довольно светлого окраса они сливаются с песком, так что почти невозможно заметить их заблаговременно.
– Тогда вы и стали метким стрелком? – спросил Пирс. Ему показалось, что его собеседница снова забыла, о чем идет речь.
– На самом деле, нет. После того как я приютила Анубиса, мне пришлось использовать оружие только один раз.
– Анубис – это собака?
– Кот.
Пирс резко остановился, заставив Меркурия дернуть головой.
– Признаюсь честно, я никогда не был первым учеником школы, но разве Анубис не божество с головой собаки?
– Да. Но Анубис удивительно походил внешне на его статуи… и вел себя как собака.
– В чем это выражалось?
Уголки губ Александры чуть дрогнули.
– Она прыгала на змею, хватала ее за шею и начинала трясти. Мне всегда казалось, что она вытрясает из змеи душу… если у рептилии есть душа. Знаю, что кошки – хищники, но мне больше никогда не приходилось видеть ничего подобного.
– Это была она? – удивился Пирс. – Где же эта чудо-кошка сейчас? Я бы хотел с ней познакомиться.
Александра улыбнулась, но в ее голосе звучала грусть:
– Я оставила ее маленькой девочке-сироте в Египте. Малышку зовут Акаша.
– Почему? У нас в Англии тоже есть змеи. Ей было бы на кого охотиться.
– Я подумала, что Анубис здесь замерзнет.
Пирс повел рукой, указывая на сочные густые травы, словно нежащиеся под солнцем. Их шевелил легкий бриз с моря.
– Насколько я понимаю, довольно много кошек чувствуют себя вполне комфортно в нашем климате.
– Конечно, но это английские кошки. Они пушистые. А у Анубис шерсти не было.
Пирс недоверчиво прищурился.
– Голая кошка? Никогда о такой не слышал. – Он, естественно, слышал об этих лишенных шерсти созданиях, но ему только сейчас удалось отвлечь Александру, отвести ее от края пропасти, наполненной страхом, куда она едва не шагнула.
– В Египте их называют сфинксами, – сообщила она тоном университетского профессора. – Это очень редкие животные, они считаются священными.
Пирс щелкнул языком.
– Вы положили меня на лопатки, доктор Лейн.
– Я об этом и не мечтала, ваша светлость. – Александра, наконец, подняла глаза и робко улыбнулась.
Солнечный свет, отражавшийся от поверхности моря, сразу показался ему удивительно ярким, а слабый ветерок – нежным и ласкающим. Неужели все это сотворила одна только ее улыбка?
– Там, на станции, вы представили себя в ложном свете, – сказала Александра. В ее голосе не было упрека. Пирс решил, что она старается разговором отвлечься от того факта, что рядом с ней идет покрытый кровью герцог, и к тому же убийца.
– Разве, доктор Лейн? – Он особенно выделил голосом слово «доктор».
– Но я действительно доктор.
– И к тому же дочь графа.
Александра безразлично пожала плечами.
– Я не хотела выставлять свое знатное происхожде- ние перед конюхом, тем более когда он пришел мне на помощь.
– Насколько я понимаю, мисс Сесилия Тиг и есть тот самый отважный Сесил, которого вы ждали?
Судя по недовольству, промелькнувшему на ее лице, Александра поняла, что он имел в виду.
– Я – женщина, путешествующая без компаньонки. Поэтому я не хотела сообщать слишком много информации о себе незнакомцу. А у вас есть оправдание своему неучтивому поведению?
Пирс не стал ей говорить, что вовсе не ждал от нее отношения к себе как к герцогу. Ему очень нравился их разговор, и он был впечатлен. Ему импонировало то, что при первой их встрече она отнеслась к нему – покрытому шрамами конюху – с большей почтительностью, чем сейчас, когда ей точно известно: он человек могущественный, богатый и влиятельный.
Все это Пирс не озвучил. Вместо этого он дернул плечом и сообщил:
– Для начала я считал, что вы меня знаете.
– Откуда?
– По-моему, всем в империи известно, кто такой Ужас Торклифа.
– Да… я слышала, что вас так называют. – Она напряглась. – Но почему?
– В общем, это недавнее прозвище. – Он указал на шрам, пересекавший губу. – Согласно местному поверью, меня укусил… или поцарапал оборотень – или демон, смотря кого вы спросите. В результате я превратился в чудовище, покрытое шрамами, которое бродит по проклятому замку Редмейн, ест маленьких детей на завтрак, а девственниц на ужин. Скажу прямо, я весьма популярен.
Пирс шутил, но его собеседница отошла подальше, и улыбка исчезла с ее лица, забрав с собой солнечный свет.
– Мне думается, – сказала она, – вы преувеличиваете свою известность. Лично я до вчерашнего дня ничего о вас не слышала.
Пирс усмехнулся.
– Насколько я понимаю, вы проводите много времени за пределами страны, а значит, вдали от общества.
– Это правда. – Александра кивнула, наклонилась, сорвала колосок лисохвоста и стала вертеть его в руке. – Честно говоря, меня никогда не интересовало, что говорят в обществе.
«Это на нее похоже», – подумал Пирс. Он не сводил с нее глаз, позабыв о приличиях, но она ничего не замечала, сосредоточив все свое внимание на травинке.
Эта женщина, безусловно, получила хорошее образование, много ездила по миру и все же обладала удивительной неиспорченностью, пожалуй, даже наивностью, которая редко встречается у людей ее возраста. В ее глазах цвета темного меда жил испуг, словно у жеребенка. Забываясь, она слегка сутулилась, но, вспомнив о необходимости держать спину, распрямлялась, и ее осанка становилась царственной. Она постоянно находилась в напряжении, словно зайчишка, всегда готовый юркнуть в безопасность ближайшей живой изгороди, если возникнет необходимость.
Как такое беспомощное существо сумело пережить опасности Каира и Александрии?
– Это правда?
Ему потребовалось время, чтобы осознать: она обращается к нему, а не к травинке.
– Вы о чем?
– Правда, что вы едите девственниц на ужин?
Герцог фыркнул.
– Мой бог! Нет, конечно. Девственницы – не самое полезное блюдо для ужина… Хотя я, возможно, не отказался бы попробовать одну или двух на десерт. Жители деревни постоянно мне их приводят. Почему бы не полакомиться?
Он улыбнулся самой обаятельной улыбкой, на которую только был способен, уверенный, что она обязательно оценит его веселое легкомыслие.
Александра поморщилась и хмуро уставилась куда-то вдаль.
Улыбка Пирса умерла медленной и мучительной смертью.
– Вы удивитесь, но когда-то женщины находили меня весьма привлекательным.
Александра слегка повернула голову и покосилась на герцога.
– Это было до того, как я стал персонажем местных страшных сказок. – Он указал рукой на свое обезображенное шрамами лицо. – Возможно, раньше я был слишком красив, и все пытались меня рассмешить. Ну а теперь мне приходится полагаться только на мое недоразвитое чувство юмора и явно несуществующую сообразительность.
– Ой… – Александра протянула руку к нему, отбросив травинку. Ее лицо приняло виноватое выражение.
Пирс приготовился к наслаждению от ее прикосновения, но ее рука замерла, так и не дотронувшись до него.
– О, нет, ваша светлость. Пожалуйста, не думайте, что отсутствие у меня реакции как-то связано с вашим… с вашей внешностью. Я просто… Я не… – Казалось, слова застревают у нее в горле.
– Вас не так легко рассмешить, я понимаю. – Слегка переигрывая, он принял позу благородного героя. – Ваши высокие стандарты делают вам честь, миледи.
Пирс с удовольствием заметил, что краски жизни вернулись на ее лицо – значит, смертельный страх ушел.
– Все не так, милорд. Меня достаточно легко развеселить… Понимаете… я обещаю…
– Тем более. Значит, я полный идиот, если, как ни стараюсь, не могу вас рассмешить.
Александра подошла ближе. Теперь она была раздосадована и встревожена.
– Прошу вас… Дело вовсе не в вас. Да и в ваших шрамах нет ничего ужасного или пугающего. Они вас вовсе не портят. Вы действительно очаровательны. Я хотела сказать… я не…