Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 15



Тяжело больной, лишившийся ног главнокомандующий Каппель, продолжал путь в седле во главе армии, поддерживаемый ординарцами, что следовали рядом неотступно.

Перед Нижнеудинском возникли боевые столкновения с красными отрядами. Оттеснив красных двадцать первого января войска Каппеля вошли в город.

От пленных красногвардейцев и чешских легионеров Каппель узнал, что власть в Иркутске захвачена эсеро-меньшевистским Политцентром, а Верховный правитель адмирал Колчак выдан новой власти.

Больной Каппель, едва не теряя сознание, собрал последнее в своей жизни совещание, которое проводил, не вставая с койки. Было решено атаковать Иркутск, отбить Колчака, золотой запас и действовать по обстоятельствам, установив связь с генералом Семёновым в Забайкалье.

После Нижнеудинска вёл армию генерал Войцеховский: Каппель на пути к Иркутску скончался.

Высочайший уровень авторитета генерала Каппеля среди подчиненных характеризует то, что тело генерала преданные офицеры и солдаты не бросили, не закопали спешно, а везли с собой долгие две тысяч вёрст и предали земле только в Чите, после броска через Байкал и леса Забайкалья. Но в Чите, через полгода, как только пришло время покинуть и этот город под натиском красных, тело генерала не оставили на поругание и доставили в Харбин, где вновь захоронили с воинскими почестями.

И это был не последний путь воина: тело генерала уже в наши дни обрекло покой на Родине, на кладбище Донского монастыря в Москве.

Тело генерала Каппеля его соратники не желали предавать земле, помня то нечеловеческое дьявольское отношение к телу героя войн, выходца из простой казачьей семьи, исследователя-путешественника Лавра Георгиевича Корнилова, погибшего в бою на Кубани.

Вот, что следует из документа особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков:

«Отдельные увещания из толпы не тревожить умершего человека, ставшего уже безвредным, не помогли; настроение большевистской толпы повышалось… С трупа была сорвана последняя рубашка, которая раздиралась на части и обрывки разбрасывались кругом… Несколько человек оказались уже на дереве и стали поднимать труп… Но тут же веревка оборвалась, и тело упало на мостовую. Толпа все прибывала, волновалась и шумела… После речи с балкона стали кричать, что труп надо разорвать на клочки… Наконец отдан был приказ увезти труп за город и сжечь его… Труп был уже неузнаваем: он представлял из себя бесформенную массу, обезображенную ударами шашек, бросанием на землю… Наконец, тело было привезено на городские бойни, где его сняли с повозки и, обложив соломой, стали жечь в присутствии высших представителей большевистской власти… В один день не удалось окончить этой работы: на следующий день продолжали жечь жалкие останки; жгли и растаптывали ногами».

Это ж какую ненависть нужно испытывать, чтобы так обойтись с телом воина, чья вина состояла в том, что он отстаивал своё право следовать присяге и вере.

В злодеяниях над народом, сам будучи выходцем из глубины этого народа, Лавр Корнилов не отмечен. Стойкость генерала Корнилова в памяти увековечена тяжелейшими обстоятельствами «Кубанского Ледового похода», результатами исследований пустынь Туркестана и Афганистана.

Вот так, наученные горьким опытом гражданской войны, ижевцы, воткинцы, − уральцы, рабочие оборонных заводов, узнавшие методы новой власти большевиков, все оттенки «красного террора» и воющие порой под красным знаменем, но со странным лозунгом «За Советы без большевиков», несли на руках тело своего генерала сотни, тысячи вёрст, чтобы не дать надругаться, сохранить священную память и неоспоримое право на захоронение и упокой после смерти.

До Иркутска войска под командованием генерала Войцеховского добрались в ночь, когда были расстреляны Колчак и Пепеляев.

Главный мотив, атаковать и захватить город отпадал.

Чешские легионеры, как в своё время было с генералом Сычёвым, предупредили, что они не допустят обстрела Иркутска со стороны станции Иннокентьевской, где находились в это время войска Войцеховского.

Иркутск можно было взять, с любой стороны, но на совещании начальник Воткинской дивизии, генерал Молчанов, заявил:

− Войти в город, разумеется, мы войдем, а вот выйдем ли из него, − большой вопрос. Начнутся погром и грабеж, и мы потеряем последнюю власть над солдатом.

Это мнение было решающим, а предложение обойти город разумным, и в ночь с седьмого на восьмое февраля войска под руководством генерала Войцеховского и с телом покойного генерала Каппеля обошли город с юго-западной стороны и вышли к Ангаре.



Красные, как бы в насмешку, послали вдогонку несколько артиллерийских выстрелов, и тем дело кончилось.

Далее последовал бросок армии к Байкалу по льду реки мимо прибрежного посёлка Лиственичного.

Спешно двигаясь по льду Ангары передовой отряд попал в зажор – сложное образование при ледоставе, вызванное быстрым течением реки и сильными морозами. В месте зажора, который возникает на отмелях, местах разделения речного потока, лёд до конца зимы не устанавливается и можно провалиться, если сверху непрочный лёд присыпан снежком.

Передовой отряд со всего хода влетел в зажор и на глазах остальной передовой части войска стал тонуть: кони бились в истерике, люди барахтались рядом с ними и скоро несколько десятков лучших солдат, − из авангарда армии, навеки остались на дне реки.

Пришлось уходить с удобного маршрута по руслу реки и двигаться дальше по берегу, по засыпанным снегом лесным дорогам, утопая в снегу порой по пояс. Так дошли до Байкала.

Спустившись к Байкалу, генерал Войцеховский попытался найти проводников из числа местных жителей, однако жители прибрежного села или отказывались, или, дав в страхе обещание, убегали и прятались в тайге.

Тем не менее проводников нашли и направились из Лиственичного вдоль крутого скалистого берега озера на северо-восток к селу Голоустному с тем, чтобы перейти Байкал и попасть на станцию Мысовую, в которой по сведениям разведки были войска атамана Семёнова и японский батальон.

Лёд на Байкале коварен: множество трещин и нерпичьи лунки-проталины, припорошенные снегом, делали путь по льду на десятки верст крайне опасным. Ледяной ветер и торосы требовали невероятных усилий. Плохо кованные лошади скользили по льду и падали, отказывались вставать и идти дальше.

Трещины, что возникали на пути движущихся войск пересекали по доскам, заблаговременно подготовленных по совету бывалых людей. Случались и трагедии: несколько повозок, сбившись с пути угодили в широкую трещину: погибли беженцы с детьми и группа солдат армии.

Вереница обозов и бредущих под шквалистым ветром людей растянулась на многие километры. Весь путь по озеру был усеян брошенными повозками, павшими лошадьми и людьми.

Случались и такие встречи.

Шли через Байкал заблудившись казаки. Шли, огибая торосы и трещины и увидели группу отставших и совершенно выбившихся их сил людей. Подошли ближе и увидели молодую ещё женщину и троих мальцов: девочек и мальчика, укутанных шалями. Идти они уже не могли и от напора байкальского ветра прятались за торосами сбившись в кучку и просто замерзая без какой-либо еды и надежды посреди ледяной пустыни.

Казаки не остались равнодушны, подъехали, узнали, что это жена погибшего недавно офицера и его дети. Разобрали казаки ребятишек себе на лошадей, тут же пристроили маму и вывезли на берег.

На берегу уже узнали, что спасли представителей знатного дворянского княжеского рода: так вот уровняла стихия революции людей – не защищали ни знатность, ни титулы, а даже более того, попадали под гнев распоясавшегося народа именно они – прежние хозяева России.

И можно было бы сказать:

− 

«Поделом вам воздаётся за вековое унижение нижних сословий», если бы не реальные страдания женщин и детей.

В этот раз провидению было угодно, чтобы невинные люди были спасены, а сколько таких брошенных, обездоленных, потерявших родных, отцов – боевых офицеров, сгинуло на пути ледового перехода. Счёта такого никто не вёл.