Страница 11 из 12
– Холод собачий! – пожаловалась Ирина, уже совершенно пришедшая в себя после «похмельного» сна в самолете (по моим прикидкам, она вылакала не менее полутора литров крепчайшего алкоголя). – С каким наслаждением я забралась бы сейчас в горячую ванну!
– До настоящих морозов еще далеко, – успокоил я ее. – Но ты оглядись: какая красота вокруг!
– Дырища!
– Не оскорбляй, пожалуйста, патриотических чувств моих земляков! Поскучай немного, а я двину на поиски машины. Возможно, у твоего драгоценного дядюшки имеется ванна, и твоя мечта осуществится. Хотя вряд ли. Тут предпочитают русскую баню. С раскаленными камнями, вениками и парилкой. Впрочем, обсудишь этот вопрос с дядюшкой.
Она посмотрела на меня, прищурившись:
– Ты говоришь так, будто не собираешься ехать к нему вместе со мной.
– Точно! – кивнул я.
– Но почему?! Мы так не договаривались!
– А как мы могли договориться, если ты всё время поддавала в самолете? Извини, но я еще раз обмозговал ситуацию и пришел к выводу, что должен принять кое-какие меры предосторожности.
– Какие еще меры, Ярик?! – страдальчески поморщилась она.
– Элементарные. Опасное путешествие на Восток, да еще в глубинку, требует денег. У тебя деньги есть? Нет? Ну, то-то же! Судя по твоим рассказам, дядюшка Алеша тоже не олигарх и находит утешение в куплете из известного шлягера: «мои года – моё богатство». А кто будет финансировать поездку? Кто заплатит денежки за турне по местам, кто всё продается и покупается? Вот я и хочу встретиться с двумя-тремя корешами, о существовании которых тебе говорил, и подзанять у них на дорожку. В разумных пределах, разумеется. Авось, в конечном счете, окажусь в прибытке. Словом, если кореша мне не откажут, то завтра утром прикачу в Атамановку при полном параде. Да и вам с дядюшкой так сподручнее: сможете без помех обсудить все свои заморочки.
Подумав, она кивнула:
– Ладно. Когда ты появишься?
– Ровно в полдень по местному времени!
– Ярославчик, ты не улизнешь? Смотри…
– Вручить тебе залог? Паспорт, извини, не могу, а вот часы – пожалуйста! Или ты предпочитаешь что-нибудь более весомое?
– Ярик, ну я же серьезно! – она капризно надула губки.
– Милая, по-моему, в тебе всё еще колобродят пары ликера.
Я нашел машину, столковался с водителем, усадил Ирину и, оплатив проезд до Атамановки, еще раз клятвенно заверил красавицу, что завтра ровно в двенадцать явлюсь в поселок для окончательного разговора с ее бесценным дядюшкой.
* * * * *
Разумеется, никаких «корешей» в Чите у меня отродясь не бывало. Но этот ход нужен был мне в качестве опорного аргумента для завершающей беседы с Пустынцевым. Я пришел к твердому заключению, что не должен представать перед ним в роли слабонервного абитуриента. Нет, я сам устрою ему экзамен и перехвачу инициативу. А там посмотрим, чья переважит, как гутарили донские (а возможно, и забайкальские) казаки.
Я снял номер на сутки в центральной гостинице, днем ознакомился с достопримечательностями столицы солнечного Забайкалья, которая, к слову говоря, произвела на меня благоприятное впечатление своими «таежными» уголками, а вечер провел в кабаре под названием «Аргунь» в обществе хорошенькой брюнетки.
ПУСТЫНЦЕВ, ОН ЖЕ «АЛИ – БАБА»
Как и обещал, ровно в полдень я прибыл в Атамановку. Со всех сторон к поселку подступала вековая тайга, вплотную надвинулись крутые сопки.
Пустынцев обосновался в просторном, уже почерневшем от непогоды срубе с резными наличниками и покосившимся крыльцом.
Ирину я заметил первым. Она нетерпеливо прогуливалась вокруг колодца в глубине двора. На ней был ватник, надетый на свитер, ворот которого она подняла до самых глаз. Экзотичный наряд дополняли мохнатая шапка и валенки.
При моем появлении она радостно улыбнулась и бросилась навстречу.
– Ярославчик…
– Мадам Ирэн…
Мы с чувством обнялись и расцеловались. От нее чуточку попахивало водкой.
– Ну, как я выгляжу? – отступив на шаг, Ирина кокетливо подбоченилась.
– Немножко не по сезону, но в целом завлекательно, как всегда. Рад, что ты, наконец, согрелась.
– Ой, слушай! – всплеснула она руками. – У дяди настоящая русская печка! Я проспала всю ночь, будто на раскаленной сковородке!
– Хм! Раскаленная сковородка? Интересный намек…
– А как поживает твоя сибирячка? – сощурилась Ирина. – Бурной была встреча? Ты ведь был у женщины, признавайся!
– На эти и прочие подобные вопросы, моя прелесть, я могу ответить тебе одним словом – нет.
– Чем же ты занимался?
– Всякими скучными делами вроде залезания в долги.
– Залез?
– Залез и вылез, и отныне поступаю в полное твое распоряжение.
– Бедненький… Ты замерз? Может, приютить тебя на своей печке?
– Не откажусь, хотя образ раскаленной сковородки лично на меня навевает кошмары.
Она прижалась ко мне грудью:
– Ярик, я соскучилась…
– Я тоже… Однако, где же дядюшка? Здоров ли он?
Ирина выскользнула из моих объятий.
– Ой! Пойдем в дом. Дядя ждет. Господи, как он постарел! Видел бы ты его раньше…
Мы поднялись на крыльцо и вошли в совершенно темные сени, где я тут же сшиб какое-то ведро, зазвеневшее на весь дом. Ирина открыла дверь, и я увидел низкую горницу с полукруглым зевом русской печи на заднем плане. В центре стоял грубоватый дощатый стол без скатерти, на нем – большая миска с горкой печеной картошки, тарелка с салом, нарезанным крупными ломтями, соленые огурцы, грибы, половники вареных яиц, хлеб и литровая бутылка водки.
Из дальнего угла шагнул человек, которому, похоже, пришлось немало померзнуть в этой жизни, ибо, несмотря на жарко протопленную печь, на нем были теплый свитер и валенки.
Так вот он какой, Али-Баба!
Он вполне тянул на свои шестьдесят четыре, и даже с избытком; эту густую сеть морщин уже не разгладить никакой улыбкой. Седая, неровно подстриженная борода тоже не добавляла ему молодости. Однако мальчишеская челка, ниспадавшая на широкий лоб, вносила в общую картину элемент этакой бесшабашной лихости, а серые, навыкате, глаза, далеко посаженные от носа, напоминающего уменьшенную копию валенка, смотрели с дерзким вызовом.
Весь его облик чем-то напоминал героя Жана Габена из старых гангстерских фильмов. Та же спокойная уверенность, оттененная житейским опытом и неизбывной склонностью к авантюризму.
Завидев меня, Пустынцев расплылся в широчайшей улыбке, демонстрируя ряд золотых зубов.
– Здорово, Ярослав! Так вот ты какой! А мне Иришка все уши прожужжала про то, как
ловко ты отбил ее у этих подонков. Ну, думаю, пропади оно все пропадом, а подружиться с таким мировым парнем я обязан! Дай-ка я тебя толком рассмотрю… Орел!
Он крепко стиснул мою ладонь своей, похожей на совковую лопату, затем потянул к столу:
– Давай, Славка, – разреши уж я буду так тебя величать – хряпнем за знакомство! Садись, где тебе удобнее! Разносолов всяких у меня нет, но все домашнее, все от чистого сердца. Ухаживай за собой сам, не стесняйся. А ты, дочка, дай ему полотенце.
Он принялся разливать водку, балагуря без передышки. Что ж, тем лучше. Пусть подвыпустит пар.
– На гитаре играешь? – продолжал допытываться он. – «Брызги шампанского» знаешь? А «Цыганочку»? А я люблю! Вот погоди, перекусим малость, тогда и споем, да так, что чертям станет тошно. Бери картошку! А сало какое, погляди! Розовое, как румянец красавицы. Так и тает на языке.
Картофель был обжигающе горячим, только что из печи, но он спокойно держал картофелину узловатыми пальцами с квадратными ногтями, сдирая кожуру, как скальп.
Затем снова как бы с восхищением принялся разглядывать меня.
– Ай да Славка! Ай да молодец! Люблю отважных парней! Сам такой. Ты огурчик, огурчик ухвати. Так и хрустит. Ни с каким ананасом не сравнить. Сам солил. Ну, чего молчишь? Иришка, твой дружок, похоже, язык проглотил, а? – Он откусил сразу пол картофелины и запил ее водкой.