Магия в наследство

Она забилась в дальний угол, припала к земле. Ловушка или спасение?

В дыру просунулась серая морда. Слюнявая губа вздёрнулась, обнажая крупные зубы. Лай сотряс воздух, разочарованный, не принимающей поражение. Оглушил, стиснул в перепуганный комок.

Остальные псы вторили вожаку старательно, обозлённые неудачей. Остервенело тыкались в доски крыльца, пытаясь тоже протиснуть головы в дыру. Но она и для одного-то мала.

Зубы звонко лязгали, но дотянуться не могли. А запах-то совсем сильный, раззадоривал всё больше, не позволял смириться с мыслью, что можно сдаться и уйти ни с чем. А потом морда убралась. Сунулась было другая, рыжая, со старым шрамом возле носа, но тоже быстро исчезла. Зато появились лапы и принялись рыть землю. Быстро, нетерпеливо.

Вот и всё. Прокопают дыру побольше, протиснется хотя бы один, и конец лисичке.

Она зажмурила глаза. Не как зверь. Как девчонка.

И опять псы действовали молча, без лая. Только тяжёлое дыхание и пофыркивание, когда земля попадала в нос. А потом раздались громкое рычание и визг. И лай, но совсем другой, с примесью страха. И лисичка даже сквозь закрытые веки ощутила, что под крыльцом стало светлее. Ничто больше не загораживало дыру.

Опять лай, рычание, отчаянный визг, с которым убегают, поджав хвост. Шелест шагов по земле, хруст веток. Тишина. И вдруг голос:

– Инга! Ты там? Не бойся, выходи. Это я. Фил.

Мог бы и не говорить, она с первого звука узнала, но сдвинуться с места не смогла, словно превратилась в камень.

– Инга!

Лисичка пошевелилась, снова почувствовала собственное тело. Лапы непослушно подгибались, но кое-как выползла. Распрямилась, одновременно оборачиваясь.

Он же говорил, что правильно называть надо именно так.

***

– Инга!

Она ещё не успела выпрямиться, а Фил уже схватил её, притиснул к себе, почти не осознавая движения. Чтобы прочувствовать всем существом, что она рядом, что она жива.

Жива. Даже одежда не мешала ощущать, как бьётся её сердце, как мелко вздрагивает Инга под его руками. Плачет, уткнувшись лицом в холодную ткань куртки. Неслышно. Звуки выходят дрожью.

Фил провёл ладонью по светло-золотистым волосам, обхватил тонкую шею. Сам прижался подбородком к макушке и шептал что-то успокоительное, не воспринимая собственные слова.

«Не бойся. Всё закончилось. Всё хорошо. Я с тобой». Ну, наверное, так.

Очень захотелось увидеть её лицо. Инга будто догадалась. Или сама захотела того же? Чуть отстранилась, запрокинула голову.

Светлые брови, тоже золотистые, и ресницы – слиплись от слёз. Глаза, блестящие влагой, какие-то нереально глубокие.

Последняя слезинка набухла в уголке и скользнула по щеке вниз, к губам. А губы бледные, сухие. На нижней тонкая трещинка.

Фил не удержался, наклонился, прикоснулся к ним.

Правда, сухие, но и мягкие одновременно. А ещё горячие. Дрогнули, доверчиво приоткрываясь.

А потом:

– Я тебя больше не оставлю здесь.

– Но у тебя же тоже нет дома.

– У меня нет, но… у меня есть… – как же её правильно назвать, чтобы не встревожить Ингу ещё больше? – хорошая знакомая. Отведу тебя к ней.

– Нет! – прозвучало в ответ тихо, но твёрдо.

– Почему?

– Я не могу. Как так? Просто прийти. Просто посторонняя. А если она не пустит? А если ещё и тебе за меня достанется? Скажет, привёл тут… – сначала выдавала скороговоркой, а потом вдруг умолкла, не решаясь продолжить.

– Не скажет. И пустит, – пообещал Фил самоуверенно и добавил: – А достанется мне от неё в любом случае.

Не сейчас, так в будущем. Собственно, уже доставалось. Как же по жизни без подобного между матерью и ребёнком?

– Вот видишь, – Инга виновато опустила глаза.

Не время Фил выбрал шутить. Кто за язык дёргал?

– Я ничего плохого не имел в виду. Неудачно выразился. Ничего со мной не случится.

Как же убедить, не вдаваясь в лишние подробности, чтобы избежать долгих и странных объяснений? Очень странных, которые легко принять за бред сумасшедшего, которые только насторожат, а не успокоят.

– Ну нельзя же вот так жить одной на улице. Даже лисой опасно. Ты же сама понимаешь. Неважно, где – в городе или в лесу.

– Я не знаю. Я боюсь, – наконец-то Инга назвала честно самую главную причину.

– Ну ладно, – Фил решил не настаивать. – Всё равно она сейчас на работе. А между делом о таком не разговаривают.

Вроде Инга уже не возражает, а за ночь ещё больше свыкнется с его правотой, с неотвратимостью его намерений.

Неужели ей так нравится жить тут, в заброшенном доме, спать на полу, вечно бегать на четырёх лапах? Это же время от времени интересно оборачиваться зверем, прекрасно осознавая, что в любой момент можешь опять стать человеком. И утром первым делом Фил спросил, не дожидаясь превращения, прямо у лисы:

– Ну что, идём?

Лисичка не торопилась оборачиваться и отвечать, отодвинулась, глядя в сторону. Фил даже обиделся слегка.

– Нарочно, да? Не хочешь говорить?

Инга всё-таки обернулась, но по-прежнему смотрела в сторону и молчала.

– Опять думаешь, что тебя не пустят? Посчитают за ведьму? Испугаются того, что ты оборачиваешься лисой? Да та… ну знакомая… очень хорошо к анимагам относится. Даже слишком. Она тоже волшебница. И ведьма, если хочешь. Сама себя так иногда называет.

Чересчур самоуверенно, конечно. Нынешнюю Алику Фил не так хорошо знает, говорит в основном о той, будущей. А если она и правда не пустит Ингу? Скажет: «Не слишком ли ты, сынок, обнаглел? Ещё не родился, а уже девушек ко мне в дом ведёшь!».

– Знаешь, что? Ты сиди здесь и никуда не выходи. Совсем никуда. А я съезжу за ней и приведу сюда. И она сама подтвердит, что заберёт тебя к себе.

Он говорил громко и убедительно, почти кричал, потому что сам не до конца верил, что получится. Особенно вот так легко и просто: приведу, подтвердит, заберёт.

Но он уговорит, во что бы то ни стало уговорит. Ну Фил же знает её, знает свою маму. И не важно, сколько ей лет: восемнадцать или гораздо больше. Она ведь, подловив Фила на краже, не сдала его, а, не раздумывая, привела к себе. И поверила. Во всё.

Фил закусил губу.

Она и Ингу устроит, и от грозной Юли её защитит. Всего ж на несколько дней, а потом…

– Только отсюда ни ногой. Поняла?

Инга послушно кивнула, но так ничего и не сказала. Фил сделал шаг к ней, остановился, внимательно заглянул в глаза.

Нет. После.

– Я быстро.

И ринулся к выходу.

Глава 7. Чистильщик

Он называл себя Чистильщиком, и считал эту свою ипостась самой главной. В этом его истинное предназначение, смысл жизни; работа, дом, семья – не столь важно. И дело вовсе не в том, что он терпеть не мог грязь и дышащие смрадом помойки, окурки и очистки, бросаемые прямо под ноги. Хотя всё перечисленное он тоже ненавидел, брезгливо морщился и отводил глаза. Но безучастно проходил мимо.

Сам он очищал город совсем от другого. От живого мусора. От бродячих собак и кошек, этих мохнатых паразитов, переносчиков всякой заразы, от надоедливо громких и нахальных ворон, и от попадающихся на каждом шагу «крылатых крыс» – голубей.

Человек имеет приоритетное право проживать в безопасной среде, и, если власти не могут позаботиться об этом, а точнее, не хотят, Чистильщик возьмёт на себя эту миссию. Кто-то же должен заниматься подобным.

Особенно нетерпимо он относился к собакам. Даже домашним. Потому что они гадили где попало, а заботливые хозяева делали вид, что это в порядке вещей: ничего страшного, естественное к естественному. Но связываться с хозяевами Чистильщик не хотел. Тем более некоторые из них выглядели ещё похлеще своих волкодавов. А вот бездомным спуску не давал. Он же должен обезопасить себя и близких.

Уже сколько случаев было, когда дикая свора насмерть загрызала случайно попавшихся ей на дороге прохожих. Чаще всего детей.

Чистильщик не оставлял без внимания ни одного происшествия, тщательно собирал сведения обо всех подобных случаях.