Княжна

– Когда захотела, тогда и понесу чадо. Никто мне не указ. А Игорь хочет моего ребенка. Никуда не денется.

Ольх поднялся, подошел и присел рядом с Забавой, обнял ее, качнул, словно баюкая:

– Эх, доченька, я ж не зла тебе желаю, сердце за тебя болит!.. Что ж ты отца родного не слушаешь? Я ж только добра тебе желаю, – Ольх прижал голову дочери и горячо зашептал: – Уедешь с Киева, попробуй еще, кого найти. Чтобы наверняка-то! Мне все равно от кого ты понесешь ребятенка – моя кровь в нем будет. А Игорю давно пора силу свою мужскую показать. Примет он его. Знать не будет никто, даже я… Сделай, дите неразумное, хоть раз, как я говорю… И все у тебя будет!

– Не хочу никого… – прошептала в ответ Забава, – Не мил мне никто…

– Так нужно это, страшного же нет ничего, с опаской и оглядкой, осторожно… Чтоб не вызнал никто… Раз уж так вышло. Нельзя больше рисковать…

– А вот не отправлял бы меня так далеко. Игорь ко мне ездил бы – а так всю ночь коней гнать?

– Да тебе это нужно! Услышь ты меня! Может, наконец, бабскую хитрость используешь, глупая? Чтоб уж наверняка зачала! Потому и далеко отправляю. И только потом, если будет чадо, да наверняка – ближе жить будешь.

– Нет. И не подумаю! Не веришь, но знай: жить буду в Киеве, в хоромах Игоря! И спать каждую ночь на его лежанке! И только так, – смахнула руку отца и спрыгнула с лежанки Забава, гордо вздернула подбородок.

– Эх, дитя ты моё неразумное, хоть и баба, Все, поговорили. Собрана ты, поешь и в дорогу отправляйся, – Ольх поднялся, качнул головой, показывая сомнения по поводу смелых заявлений дочери, махнул рукой и вышел.

Зол был. Не стал обнимать даже.

ЧАСТЬ V

Глава 20

Надежды Ольги, что, только полученный из Киева ответ на новое требование – удалить из родного дома Забаву, подвигнет Диру начать собираться в дорогу, не оправдались. Судя по всему, бабушка обладала чрезвычайно деятельной натурой, что не замедлило сказаться на суматохе, которую она незамедлительно устроила.

– Приданое готовят с рождения, а у нас и месяца нет! – произнесла бабушка, после требования переселиться к ней. Объяснила она это очень просто: нужно готовить невесту, да и негоже девице одной обитать. Ольга насмешливо фыркнула, заметив, что такое положение вещей раньше совершенно не беспокоило Диру. Что конкретно разозлило берегиню, Ольга так и не поняла, но из длинной нравоучительной тирады, прозвучавшей из обиженно поджатых губ, выяснила. Тогда она была вольной поляницей, а теперь ее признали своей в роду Диры, и она – нареченная княжича. Не поселила ее сразу у себя, а только после отъезда жениха, потому что «мало ли как мог закончиться разговор Ольхи с Игорем, темным вечером, глядишь и сговорились бы».

– И вы допустили мысль, что я с ним вот так лягу под первый куст?!

– Да. А чтоб не было куста, за тобой дом и оставила.

Спокойный тон Диры не позволял искать подвоха, а отношение к интимной близости, как к нечто обыкновенному, смутило Ольгу, заставило несколько иначе взглянуть на вечернее происшествие. Только вот мнение об Игоре не изменило.

«Княжич знал, что нам не только дозволено все, а даже ждали, чтобы он воспользовался! Но его попытка… Еще раз доказывает – не сильно-то ему и хотелось»

– А если бы я забеременела, а Ольх отказался выгнать дочь? Что потом стали бы делать?!

– Так ты ж поляница, – с искренним удивлением взглянула на внучку Дира, – Чадо твое – счастье, да и только! Девочка – будет берегиней, все знания от меня получила б, а мальчика Игорь признал.

«Вот же чудики! Ни страха, ни позора не бояться. Да и куда им – не они ж безотцовщину родят»

На этом Ольга решила закончить разговор – не понимала она ничего в «высоких» отношениях. Дира же открыла сундуки, где хранилось добро и критично начала осматривать, перетряхивать, откладывать, что подойдет для приданого. Постоянно бурча себе под нос:

– Мать твоя – упрямая, попросила ее приехать, помочь, так нет же – отказала! Не хочет ехать. Боится, что морок на нее нашлю, да навсегда от креста ее любимого отлучу… Так рук не хватает!

«Сомнительно как-то, что «просила», скорее приказала, вот «матушка» и увильнула»

Насчет рук Дира явно преувеличивала: куски полотна уже отдала женщинам для пошива полотенец. Одни назывались рушниками – их должно было хватить, как думала Ольга, сосчитав количество, не только ей, но и будущим маленьким княжичам; а другие платовьями – эти дарили родственникам жениха. Дира иногда замирала, и было видно по лицу, как она производит в уме вычисления, первую заминку вызвало необходимое число скатертей, здесь их называли столешниками. Казалось, в помещении осталась только оболочка Диры, а сама берегиня не здесь – улетела на миг. Но тут же вновь, словно увидела то, что подсказало точную цифру, озвучила, отсчитала и отдала ткань мастерицам. Как поняла Ольга, потом все сшитое украшалось традиционной вышивкой, вот она и занимала основное время, которого не было.

Ольге же бабушка доверила простое: нарезать из нереально красивого шелка, переливающегося золотыми нитками по красному полю повязки-ширинки. Ольга любовалась тканью, представляла какая красивая блузочка могла получится… А тут резать! Безжалостно.

– Чего замерла-то? Ширинки нарезать должна невеста… И не спорь со мною, не сегодня-завтра свадьба, а для поезжан не готово.

– Что? Для кого? – переспросила Ольга, едва сдержав смех, потому что невольно, при всем желании, не могла представить, да и не видела она здесь ни переднего разреза, ни ярких латок на мужских штанах. Бантиком эти ленты завязывать что ли?

Тут до Диры «дошло», что Ольга не притворяется, а действительно ничего не смыслит в местных обычаях. И сначала поворчала, обозвав Евпраксию непутевой матерью, которая все мысли распятому отдала, а потом пояснила:

– Ширинка – это свадебная лента, ее повяжут на руки друзей жениха, они же и поезжане – потому что едут забирать невесту. Ох, Ольга! Ты бы сразу всегда говорила, если чего не знаешь, спрашивала бы!

Так попеременно цепляя друг друга, когда вялый разговор затрагивал темы интима или родственных чувств, женщины перебрали бесчисленное множество окованных сундуков, постоянно что-то откладывая на лавках – стопочки приданого медленно росли.

– Ох-ты-ж! Забыла! Тебе еще нужно шар из кожи сшить.

– Какой шар? Для чего?

– Жесткий, плотный. Для обряда. Тебя как отведут в терем мужа, так надо его будет ребятишкам и кинуть, чтобы они от его крыльца к твоему и обратно катали – путь твой от нечисти всякой скрыли.

«Ха! А еще твердят, что футбол придумали англичане!»

На помощь к ним заглянула Калинка, веселая и беззаботная, своим серебристым смехом она развеяла очередное недовольство Диры, вызвала улыбку на губах грустившей Ольги.

– Что-то ты, Ольха, рано печалиться начала! А я помогать пришла, Дира! Говори, что нужно делать?

– Так тебе сто раз повторить нужно, чтобы запомнила и не перепутала весь список, что нужно для почивальни молодых приготовить! – с досадой отмахнулась Дира, – А потом еще проверять. Нашла б кого посвободнее, да привела.

– Итак все заняты, Дира. Давай, не смотри, что я смеяться люблю, говори, запомню! Все равно же потом пересчитывать будешь.

– Ладно. Запоминай, в опочивальню: четыре стрелы, к ним по тридевять шкурок соболей; миски четыре золотых отбери, хмеля отмерь на три угла, да мне принеси, пошепчу я над ними; веревки подготовь двадцать семь, да столько же ржаных снопов, что под лежанку класть; тридевять платков надо камчатых и шелковых с золотом или без не важно, но только одного цвета подбери. Нужно – режь ткань. Так, еще на подушки – на каждую по сорок шкурок соболей. Сорок шкурок на опахивание, сорок под ноги кинуть. Повтори, это выполнишь, еще скажу. Эх, еще соболя на зголовья для обоих, когда чесать молодого будут.

Пока Дира диктовала, Калинка послушно повторяла за нею, полностью сосредоточившись на списке. Повторила без запинки слово в слово.