Страница 60 из 67
— То есть она не имеет представления о том, что произошло на самом деле? Она подвергла тебя всему этому, напугала до смерти, выкрала нашего ребенка только ради того, чтобы поквитаться за школьную травлю? — Я чувствую, как разгорается его гнев, вижу, как побелели костяшки пальцев на руле.
— Она потеряла дочь, Сэм! — огрызаюсь я. — Ты даже представить себе не можешь, через что ей пришлось пройти. — Я стараюсь думать о той Бриджит, которую увидела в первый раз, улыбающейся, полной надежды, с чаем и печеньем, но вижу ее только такой, какая она была сегодня: с впалыми щеками и словно вырезанной острым ножом печатью страдания на лице.
— Знаю, знаю. Извини. Это все перипетии сегодняшнего дня, исчезновение Генри. Я решил, что мы потеряли его, Луиза. — Я кладу руку ему на колено, и он накрывает ее своей ладонью. Генри на заднем сиденье встрепенулся и захныкал. Я оборачиваюсь и, выпростав руку, тянусь, чтобы погладить ножку сына.
— Все хорошо, Генри, спи.
Я смотрю в темноту и рассуждаю вслух.
— Дело в том, что Бриджит не могла убить Софи, — произношу я. — Для начала, ее там даже не было, да и сил у нее не хватило бы. Софи была задушена.
— Значит, это был Тим, — говорит Сэм.
— Нет, — продолжаю я. — Он тоже был в коттедже. Ему только что сказали про страничку на «Фейсбуке». Он был в полиции, и ему там рассказали об этом. Он не знал, Сэм. Он ничего об этом не знал. И откуда у него мог взяться кулончик Марии?
— Ну, не знаю насчет кулончика, но если говорить про страницу на «Фейсбуке», ты думаешь, он бы признался?
— Мне показалось, что он не лгал.
— Ну, тогда… Может, тут замешан Натан Дринкуотер, — высказывает предположение Сэм, перестраиваясь, чтобы обогнать грузовик.
— Что?
— Натан Дринкуотер. Ты рассказывала мне, когда мы были на вечере, что Бриджит дружит с ним на «Фейсбуке», помнишь? Это вроде тот самый парень, который был помешан на Марии? До того, как она переехала в Шарн-Бей. Я помню, двоюродный брат Мэтта Льюиса что-то рассказывал нам тогда. Может, он имеет отношение к происходящему?
— Но ведь он… — я умолкаю, не закончив предложения; пытаюсь сообразить: когда я сказала Сэму на вечере, что Натан Дринкуотер дружит на «Фейсбуке» с Марией, Сэм ответил, что никогда не слышал о нем. Как он мог сейчас вспомнить про Натана, если он даже не знает, кто такой Натан? Я еще раз прокручиваю все в голове, пытаясь переубедить саму себя. Сэм не знает про Натана Дринкуотера. Или знает?
Я закрываю глаза, ощущение расслабленности улетучилось. Мозг цепляется за отдельные факты, пытаясь свести все фрагменты воедино, но они, похоже, относятся к разным пазлам. Мне понятно, почему Бриджит посылала сообщения: она хотела, чтобы я пережила хотя бы ничтожную часть ее невыносимой боли. Она вынашивала свою боль более четверти века, позволяя ей расти и обвивать щупальцами все ее другие помыслы, душа их, заставляя засохнуть и умереть, чтобы оставалась только эта боль.
Но Бриджит не убивала Софи, и, я думаю, Тим тоже этого не делал. Их там не было в тот вечер; я видела, как они уходили, вопреки манившему Бриджит соблазну: ей обещали дать информацию об умершей дочери и кое-что еще — улику. Например, кулончик.
Я вспоминаю, как Софи смеялась с парнями на вечере, как говорила им, что знает все и видит все. А потом она запаниковала из-за сообщений на «Фейсбуке», сказала мне, что «всякое» происходило во время выпускного бала. Что ей было известно? Что она видела?
Я исходила из того, что Натан из «Фейсбука» был настоящим Натаном, что Бриджит нашла его, так же как она нашла меня и Софи. Но Бриджит упомянула, что это Натан связался с ней, а не наоборот. И к тому же Натан Дринкуотер мертв. На «Фейсбуке» ты можешь быть, кем захочешь. За безликой страницей «Фейсбука» спрятаться ничего не стоит. Изможденная горем, умирающая мать может притвориться собственной мертвой дочерью, чтобы отомстить тем, кого считает виновниками ее гибели. Но кто-то сыграл роль самой Бриджит в ее же игре. Кто-то притворился парнем, из-за которого Вестоны уехали из своего города, бросили все, чтобы начать жизнь по-новой в маленьком городке в Норфолке. Кто-то, кто знал, что тот человек, который прикинулся Марией, не устоит и обязательно ответит.
Мы едем молча, тишину в машине время от времени прерывает возня и сонное бормотание Генри. Я не смею смотреть на Сэма, чтобы не выдать свои мысли. Поэтому я поворачиваюсь к окну. Я пытаюсь разглядеть, что там в темноте, за моим отражением, но из тьмы на меня смотрит лишь мое собственное лицо с широко распахнутыми глазами. Я уверена, что Сэм слышит, как стучит мое сердце.
Мне следовало знать, что внешность бывает обманчива. Это как слушать чужой рассказ о том, что происходило в твоем присутствии, но совсем не так, как ты это запомнил. Возможно, все так преподносится для пущего эффекта, чтобы рассмешить слушателей или произвести на них впечатление. А иногда ты просто запомнил все по-другому. Для них это и есть правда. И тогда сложно бывает отличить истину от одной из версий произошедшего.
Я осознаю, что предпочитала считать Сэма приличным человеком, потому что он — отец Генри, но Сэм и раньше лгал мне, и весьма успешно. Даже после того, как я обнаружила то сообщение у него в телефоне, он продолжал лгать, пока дело не дошло до крайности и ему не пришлось бросить меня и уйти к ней. Ложь, предательство и прочие обиды, которые он мне нанес, закопошились в моей голове. Я вспомнила времена, когда он силой удерживал меня и игра переставала быть игрой, когда он, следуя фантазии, к которой я не имела отношения, сжимал мне горло.
Я обхватываю себя руками, хотя в машине не холодно. Я столько времени жила в темноте, обманывая других и себя. Но теперь дверь открылась. Всего чуть-чуть, но открылась. И пролился свет.
Глава 37
2016
Пока Сэм втискивает машину на парковку перед моим домом, я пытаюсь придумать, как мне избавиться от него. Мысли перескакивают с одного на другое, и я не могу сообразить, что делать дальше, как поступать в этой новой, открывшейся передо мной реальности. Я представляю, как буду укладывать Генри в постель, что буду при этом чувствовать, и тот момент, когда запру за собой дверь и мы окажемся в безопасности, тогда я смогу подумать о будущем.
Ручной тормоз включен, я уже отстегнула ремень безопасности и открываю дверцу.
— Большое тебе спасибо. Я отнесу Генри прямо в кровать, и потом мы поговорим, хорошо? — Я произношу слова высоким тонким голоском, совсем для меня не характерным.
— Ничего, я сам его отнесу. Он такой тяжелый, когда спит.
— Нет, я справлюсь, — пищу я и пытаюсь прочистить горло. — Все в порядке, — повторяю я уже более спокойным обычным голосом. — Я все сделаю.
— Я знаю, но хочу тебе помочь.
Я не успеваю ответить, как Сэм выскакивает из машины и начинает отстегивать Генри. Он легко поднимает его с сиденья. Генри приоткрывает и потом снова закрывает глазки, тяжело опуская голову Сэму на плечо. Сэм перехватывает его поудобнее и, ни слова не говоря, устремляется к дому. Мне ничего не остается, как следовать за ним, на ходу доставая ключи из сумочки.
Отперев дверь, я сторонюсь, чтобы пропустить Сэма с Генри. Несколько шальных секунд раздумываю над тем, что мне надо бежать, звать на помощь — Сэм точно не сделает ничего Генри, — но это выглядит довольно смехотворно, да и куда мне бежать? С соседями я не знакома. Однако, посмотрев на спящего сына, понимаю, что это не вариант. Изменилось все, что меня окружало, словно вы вошли в спальню и поняли, что все предметы немного сдвинуты со своих привычных мест. Я не могу оставить Генри наедине с Сэмом, я не знаю, на что тот способен. Вхожу вслед за ними и затворяю дверь.
Сэм идет прямиком в спальню Генри и кладет его на кровать. Он осторожно снимает с сына ботинки и школьную форму, надевает на него штанишки от пижамы с паровозиком Томасом и укладывает под одеяло. Наблюдая за его движениями, я начинаю сомневаться в правильности своих догадок. Ведь не может же человек, который знает, что бесполезно надевать на нашего сына верх от пижамы, потому что ночью он проснется и снимет его, не может же этот человек оказаться способным на… Я даже не понимаю, на что он оказался способен. Не могу это облечь в слова, даже мысленно.