Запрос в друзья

После этого опять все смешалось. Приехала мать Марии, чтобы забрать ее домой. Сначала она была слегка обеспокоена, потом стала впадать в истерику, когда явился Тим, который, как выяснилось, все это время был в зале, но тоже давно не видел Марию. Мой отец приехал за мной в тот момент, когда Бриджит уводили в школьную администрацию, чтобы она могла позвонить Эстер. Я помню, как мистер Дженкинс спрашивал Бриджит, могут ли они связаться с другими подружками ее дочери, и пробравший меня мороз, когда она повернулась ко мне; гнев и стыд пылали на ее лице, она покачала головой — нет, других подружек у Марии не было. Прозвучали слова «полиция», «пропавшая» и «24 часа».

Теплая ночь разразилась проливным летним дождем; капли стучали по лобовому стеклу, а отец спрашивал меня, что там произошло. Я пыталась создать видимость обычного разговора, притвориться, что совершенно трезва. Все еще пыталась оставаться его дочкой, той девочкой, которая вышла из родительского дома несколько часов назад.

Потом — пустота. Всю ночь я просидела на полу в своей спальне, уставившись себе под ноги. В этой пустоте должна была быть Мария: ей было предназначено танцевать, сходить с ума, беспричинно обнимать всех подряд. Мы с Софи должны были наблюдать за ней, толкая друг друга в бок и веселясь. А наутро проснуться с головной болью и не помнить, что было накануне.

Но Мария просто канула в эту пустоту, оставив после себя лишь эхо горького смеха, золотое сердечко на цепочке и облачко дыма в ночном воздухе.

Глава 22

Та ночь была концом всему и новым началом. Когда одно заканчивается, после него неизменно начинается другое, даже если ты сразу этого и не понимаешь.

Что она могла запомнить? Дневную жару, которая постепенно перешла в вечер; последовавший за ней бесконечный дождь; землю под ногами, твердую и неподатливую; то, как она на минутку воспарила над телом, прикидывая, что же будет дальше, словно все это не имело к ней никакого отношения.

Порой она сама не знает, кто же она теперь. Одно она знает точно: девочка, которой она была, умерла в ту ночь, и кто-то другой занял ее место. С тех пор эта новая личность изо всех сил старается удержаться, цепляясь за поверхность скалы, ногти скребут по грязи. Это как пытаться дышать под водой.

В ее жизни осталось совсем немного людей, знающих ее прежнюю. Так лучше. Она избегает неудобных вопросов, меняет тему разговора. Ведет себя как нормальный человек, как все. Но у нее под кожей, словно тараканы, копошатся чувство вины и ложь.

Когда с тобой происходит подобное, хочется верить, что оно не бесконечно и уже кончилось. Все позади. Но ты не можешь оставить себя в прошлом. Это так, это ты и есть, на всю оставшуюся жизнь.

Она много лет игнорировала свое прошлое, но теперь начинает сомневаться в том, что ей удастся и дальше так поступать. Оно живет у нее внутри, словно паразит или опухоль. Может, настало время попытаться во всем разобраться, выдавить прошлое на свет и изучить его. Посмотреть правде в глаза.

Может быть, только вернувшись в прошлое, она сможет двигаться дальше — в будущее.

Глава 23

2016

Я сижу в своем номере в гостинице, пью чай с металлическим привкусом и навязчивым послевкусием ультрапастеризованного молока и, не отрываясь, смотрю телевизор. Новой информации журналистам добыть не удалось, но они продолжают раскручивать эту историю. Полиция явно не допустила их к владельцу собаки, обнаружившей тело, тогда они взяли интервью у других собачников, которые на разные лады повторяли одно и то же. Нет, они ничего не видели. Нет, ничего подобного в этих местах не случалось. Рядом со мной на кровати зияет пустотой место Пита, но я даже не могу и подумать о том, чтобы начать анализировать свое отношение к этому.

Мой мозг кипит от попыток понять, что к чему. Я должна знать, кто это. Пожалуйста, пусть это будет одна из тех неизвестных, безымянных женщин, из тех, кого я вчера не признала. Не сомневаюсь, что полиция захочет поговорить со всеми, кто был на вечере выпускников. Я позвоню им, узнаю, и, когда окажется, что я не знакома с жертвой, все будет кончено. В новостях показали телефон горячей линии, я хватаю мобильный и набираю номер.

Конечно, по телефону они отказываются со мной говорить. Они хотят связаться со всеми, кто участвовал в вечеринке, и просят меня немедленно приехать во временный штаб следственной группы, который организован в зале школы. Я вызываю такси, быстренько принимаю душ и одеваюсь. Все это время на меня, словно полный мочевой пузырь, давит желание подтвердить, что найденное в лесу тело принадлежит незнакомой мне женщине.

По дороге посылаю эсэмэс Полли, чтобы узнать, как там Генри. Ее ответ сух и краток: «Отлично». Никаких смайликов-поцелуйчиков. Это на нее не похоже, я решаю, что она занята приготовлением завтрака или еще чем-нибудь. Мы приближаемся к школьным зданиям, и я вижу полицейские машины, а рядом большой фургон местной телестанции. Несмотря на раннее воскресное утро и промозглый ветер, задувающий с моря, вокруг уже собралась толпа зевак.

— Куда именно вы направляетесь? — спрашивает таксист. — Не знаю, смогу ли я тут проехать. Похоже, дорога перекрыта. Вы слышали, что тут произошло?

Он останавливается, и я расплачиваюсь с ним, объяснив, что дальше пойду пешком, если меня пропустят. Я суетливо вылезаю из машины, легкомысленное пальтишко не защищает меня от пронизывающего восточного ветра.

Улицу блокирует полицейская машина, рядом с ней стоит молодой полицейский. Пока я пересекаю дорогу, он направляется мне навстречу.

— Вам помочь?

Я объясняю, что была на вечере выпускников и меня попросили приехать. Он меняется в лице и просит подождать минуту-другую, пока он вызовет кого-нибудь. Полицейский отходит в сторону, и я не слышу, что он говорит в свою рацию. Я стою около машины, неловко оглядываясь вокруг. Журналистка, которую я уже видела в новостях, пытается уложить развевающиеся на ветру волосы, готовясь к очередному прямому эфиру. Возвращается мой полицейский.

— Хорошо, вы можете пройти в школьный зал, — говорит он. — Спросите следователя Рейнолдс.

Я иду своим вчерашним путем, минуя школьную подъездную дорожку; кутаю голову в воротник и пытаюсь контролировать свое дыхание. Наконец с облегчением попадаю внутрь здания. В холодном дневном свете лобби выглядит совсем по-другому. Шар-диско, украшения, баннеры — все, что здесь было вчера, уже убрано. Рядом за столиком одиноко сидит небритый и бледный мистер Дженкинс. Полицейский принес ему чашку чая, которую мистер Дженкинс с благодарностью принимает. Мне вспоминается, что организатор вечера так и остался неизвестным. Я не думаю, что это затея администрации школы, у них, несомненно, есть дела поважнее. Кто-то же связался со школой, создал страницу на «Фейсбуке», прошелся с мусорным мешком и вымыл полы, но я не имею ни малейшего понятия, кто это мог быть. Ко мне никто не подходит, так что я направляюсь к мистеру Дженкинсу.

— Мистер Дженкинс?

— Да? — У него осунувшееся встревоженное лицо.

— Здравствуйте, я — Луиза Уильямс.

— А, привет. Вы ведь были здесь вчера, не так ли?

Похоже, он совсем меня не узнает, ни со вчерашнего вечера, ни со времен моей учебы. Это потому, что я не была отличницей и не числилась в отпетых хулиганах: делала вовремя домашку, на уроках не выпендривалась, училась средне. В общем, проскочила под радарами.

— Простите, что беспокою, но я хотела спросить… вы не знаете, кто организовал этот вечер? Это была инициатива школы?

— Нет, — отвечает он. — С нами связалась одна из бывших учениц и попросила разрешения использовать школьное помещение. Она утрясла все формальности, заказала бар, наняла декораторов и уборщиков. Она только попросила, чтобы мы поставили сотрудника школы на вход. Она сказала, что это очень мило, если будет такая связь со школой. Я был не против встречать гостей.