Страница 24 из 66
— Мы с ним свяжемся. Ради тебя. Попросим встретиться с тобой в определенное время и в определенном месте.
Он уже собирался продолжить, когда из задней комнаты донесся громкий плач. Миссис Страпп вздрогнула и поспешила в соседнюю комнату.
Я удивлённо вскинул брови и посмотрел на Ганса Страппа.
Тот отвёл взгляд.
— У вас есть ребенок? — спросил я, понимая, что вопрос глупый.
Он молчал, не находя слов, пока я перебирала в уме возможные варианты. Я как раз остановился на самой вероятной версии — что миссис Страпп пошла работать няней, чтобы подзаработать, — когда ответ пришел в виде небольшого свертка, завернутого в розовое и кремовое одеяльце, уютно устроившегося в руках миссис Страпп.
Довольный ребёнок вцепился в керамическую бутылочку с молоком. Миссис Страпп поднесла ребенка поближе.
Она заколебалась, но затем заговорила:
— Я тут подумала, Саймон… Может быть, для Джонни еще не слишком поздно?
— Слишком поздно? — переспросил я.
— Когда вы встретитесь, попытайся вернуть его домой, — взмолилась женщина. — Он всегда равнялся на тебя, Саймон. Может быть, ты сможешь убедить его, что есть другой способ.
— Вы хотите, чтобы я убедил его бросить анархистов? — уточнил я, прекрасно понимая всю бесполезность её просьбы.
Миссис Страпп закивала.
— Он до сих пор считает тебя старшим братом. Он тебя послушает, я знаю.
Я не был в этом уверен, но пообещал сделать всё, что в моих силах.
Я взглянул на малыша, который с аппетитом сосал бутылочку. У него были розовые щеки и тонкие черты лица; миссис Страпп явно хорошо заботилась о ребёнке. Теперь, когда ее собственных детей больше не было с ней, это, несомненно, навевало счастливые воспоминания.
Я схватил пальто и уже собирался попрощаться, когда мой взгляд снова упал на ребенка. Закончив есть, он смотрел на меня спокойными карими глазами.
Глазами Ханны.
Я сделал два шага вперед, уставившись на ребёнка, а затем тихо выругался себе под нос.
Вздрогнув, миссис Страпп отступила назад, и смуглое личико малышки сморщилось, словно она собиралась заплакать. Женщина снова протянула ребёнку бутылочку с молоком, чтобы немного отвлечь.
— Ханна, — пробормотал я. — У неё глаза Ханны.
Мистер Страпп кашлянул.
— Именно так мы её и назвали. Это наша Ханна. Джонни отверг все, во что мы верим, но он назвал девочку в соответствии с нашими обычаями. Я надеюсь, что втайне он все еще верит; он хочет, чтобы дух его сестры продолжил жить в его собственном ребенке.
— В его ребёнке, — эхом отозвался я.
— Она родилась полгода назад, — пояснила миссис Страпп. — С самых первых дней о ней заботились мы. Джонни утверждает, что все еще близок с её матерью, но мы не знаем, правда ли это. Мы с ней никогда не встречались. Наверное, ему неловко приводить ее сюда. Хотя для нас это не имеет значения.
— И вы не знаете, кто она такая?
— Нет, хотя…, - она замолчала на мгновение, и ее голос дрогнул. — Хотя было бы неплохо иметь хоть какую-то связь…
У меня в голове билось только две сумбурные мысли: Джонатан Страпп — отец, и его ребёнка растит и воспитывает миссис Страпп.
Маленькая Ханна — с черными как смоль волосами и глазами моей Ханны — не сводила с меня взгляд. Это было невыносимо.
Я передал Гансу Страппу свою визитку и попросил его позвонить мне, когда он свяжется с Джонатаном. Я был уверен, что он не станет тянуть с этим.
Мое сердце бешено колотилось. Я скомкано попрощался и побежал вниз по лестнице; мои ноги уносили меня все дальше и дальше от давно похороненных, душераздирающих воспоминаний, которые эта ночь пробудила вновь.
24 октября 1906 года.
Среда.
ГЛАВА 9
Девятнадцатый участок, Тридцатая улица.
08:00.
— Похоже, тебе не помешает помощь, — сказал Малвани, скептически глядя на десять коричневых коробок, беспорядочно сложенных за моей спиной. Нагроможденные друг на друга, они образовали импровизированную стену между моим собственным столом и столом Тима Галлахера, моего соседа-детектива.
Каждая коробка была битком набита документами о судебных разбирательствах судьи Джексона за последние пять лет — и я почти не продвинулся вперед, хотя усердно работал с пяти утра.
После вчерашнего визита к Страппам я проспал всего несколько часов, потому что этот поход пробудил во мне эмоции, которые я изо всех сил старался подавить последние несколько лет.
В итоге, я оказался бессилен перед своей бессонницей и решил начать разбор дел, которые судья Джексон вел в последние годы, в надежде, что смогу узнать что-нибудь полезное — что угодно, связанное с убийством судьи Джексона.
Алистер, как и обещал, использовал свои связи, чтобы заполучить материалы дела судьи и доставить их в мой кабинет. Хотя изучение их содержания было, конечно, делом долгим, я полагал, что оно будет более продуктивным, чем попытки комиссара Бингема вычислить анархистских лидеров Нью-Йорка.
В конце концов, работа детективом научила меня сосредотачивать любое расследование убийства на жертве — так что, за исключением выслеживания тех подозреваемых-анархистов, которых комиссар приказал мне найти, именно этим я и собирался заняться.
— Даже не знаю точно, что ищу, — усмехнулся я. — Но уверен, что сразу узнаю это, как только увижу.
Я ввел Малвани в курс дела, объяснив, что комиссар решил взять меня в свою команду не из-за моих навыков или опыта, а из-за моих отношений с братом Ханны — ныне известным анархистом.
— Помнишь Тома Савино? Он тоже был на той встрече. Похоже, он связан с другим подозреваемым анархистом — и генерал Бингхэм хочет эту связь использовать.
Малвани обеспокоенно покачал головой.
— Прошу тебя, Зиль, будь осторожен. Если в ближайшее время вы никого не арестуете, генерал может сделать из вас с Савино прекрасных козлов отпущения.
Он взглянул на свои видавшие виды золотые карманные часы, а затем выдвинул стул детектива Галлахера.
— У меня есть ещё свободных минут тридцать. Расскажи подробнее, что нужно искать.
— Все дела, связанные с известными анархистами, — ответил я, передавая ему стопку папок, — а также всё, что покажется тебе необычным.
— Необычным? — с сомнением посмотрел на меня Малвани; он любил конкретику, но сегодня я не мог предложить ему ничего другого. Сейчас я полагался лишь на свои инстинкты.
И хотя некоторые коллеги называли это глупой удачей, я знал, что обладаю сверхъестественной способностью обнаруживать скрытые факты — шестым чувством, которое вело меня к поиску ответов там, куда стандартные методы не привели бы никогда.
Подумав еще немного, я ответил:
— Думаю, стоит обращать внимание на случаи, когда вторая сторона питала резкую неприязнь или затаила огромную обиду на судью Джексона.
Малвани невесело усмехнулся.
— Проигравшая сторона всегда питает неприязнь и таит обиды.
— Ты прав, но мы ищем несколько иное, — ответил я. — Я же рассказывал тебе о том, как гнев Джонатана Страппа по отношению к владельцам «Слокама» перерос в сильную ненависть к нашему капиталистическому обществу в целом. Я ищу гнев именно такого рода. Может быть, он начинается с малого, с какой-то несправедливости, которая не полностью устранена, но она перерастает в нечто большее, ведущее, возможно, к убийству. А вместе с этим мы, вероятно, найдём упоминание имени Леруа.
Глаза Малвани полезли на лоб, когда я объяснил ему шифр, вложенный в музыкальную партитуру, посланную судье Джексону.
— Но мы понятия не имеем, кто такой Леруа, и даже не знаем, настоящее ли это имя. Возможно, в деле, которое мы ищем, он вообще не упоминается, — закончил я.
Малвани покачал головой.
— И, тем не менее, мы всё равно говорим о половине дел нью-йоркского суда. И ещё… Я просто обязан спросить: почему ты уверен, что юный Джонатан к этому не причастен?