Накануне

Тогда что-то у кого-то из японцев пропало, пока он был с девочками. Георгия спасло то, что пока его и ещё двух девиц мордовали, пропажа нашлась.

Он потом неделю не мог работать. Отлёживался после допроса. Одну из двух девушек, что допрашивали вместе с ним, он так больше и не видел. После допроса она «пришла в негодность», и мадам её «списала». Тогда его удивило, что сам он не был выброшен на улицу. Лишь много позже узнав, что «мадам» – красная разведчица, всё понял.

И вот теперь всё, что ему пришлось натерпеться от интервентов, белых и просто всякой сволочи, что много всплывает на полях гражданских войн, всё это собралось в какой-то сгусток энергии. И он, несмотря на усталость, с маниакальным упорством бежал вперёд, думая лишь о том, что этому гаду нельзя дать уйти.

И вот они – валуны. Прислонившись к одному из них, Каменев укрылся от взоров и, тяжело дыша, начал проверять своё снаряжение. И вот тут выяснилось, что в карабине нет патронов. Проверить это перед тем, как бежать за японцем, он не сообразил в суматохе. Ремень он, конечно, взял с собой и сейчас, подтянув, надел его. Но он же был связист, а не пограничник в дозоре! У него не было с собой запаса патронов. Карабин-то был взят как необходимость не столько от людей, сколько от животных, в тайге можно встретить и медведя, если что, а то и тигра. А за людьми должны, по идее, бегать пограничники с заставы.

Похлопав по карманам, Георгий определил свой арсенал. Карабин без патронов, нож связиста (на лезвии есть выемка для зачистки провода) и та самая злополучная учебная граната, оружие, скорее, психологическое. Первой мыслью было – кинуть под ноги японцу этот муляж и, пока он в замешательстве, скрутить его. Но мужик – то был хоть и не высокого роста, но весьма крепкий на вид. Если не удастся его обезвредить с первого удара, он доставит хлопот. В итоге отделённый запихал гранату обратно в карман, взял в руки карабин, всё-таки он тоже имеет психологический эффект, после чего присел между двух валунов – в таком виде его заметят, только когда пройдут мимо. Ну, а там по обстановке. Если противник будет рядом, то можно сначала стукнуть прикладом, а потом уже крутить. А будет далеко – придётся брать «на испуг».

На это раз долго ждать не пришлось. Не успел Каменев как следует отдышаться, как услышал шаги. Японец бежал шумно, не очень-то скрываясь. Видимо, думал, что главное в его спасении – это скорость. Когда шаги приблизились, отделённый напрягся, изготовившись, к прыжку.

Нарушитель показался совсем рядом, метра три, не больше. В резком прыжке Георгий приблизился к нему и нанёс удар прикладом. Но на этот раз эффектного удара в голову не вышло. Офицер в последний момент прикрылся правой рукой, в которой был пистолет. Георгию удалось нанести ещё один удар, на этот раз прицельно, в ту же руку. Результат был удачный – пистолет выпал из руки японца. Но следующий удар японец опять парировал. Да ещё вдобавок нанёс ответный ногой, не очень точный, но всё же стало ясно – назревал рукопашный бой. Каменев, не снижая темпа атаки, нанёс ещё два удара, но последний – колющий удар стволом, оказался столь не удачным, что японцу удалось выбить из его рук карабин. Мгновенного затишья хватило японцу, чтобы выхватить нож с длинным лезвием и встать в боевую стойку. Ни секунды не теряя, Каменев выхватил гранату замахнулся с воплем:

– Ана тано си! – что то вроде «смерть тебе!».

Японец невозмутимо встал прямо, гордо вскинув голову. То ли он не верил, что русский бросит гранату, то ли хотел принять смерть как положено. Но произошло что-то неожиданное для него.

Русский со всего маху ударил гранатой его по голове. Нарушитель пошатнулся, но второй удар, более точный, добил его – он упал на колени, а потом запрокинулся назад. Каменев с каким-то остервенением пнул его ногой, то ли убедиться, что он без сознания, то ли не мог ещё остановиться. Офицер не издал ни звука и не пошевелился. Каменев сначала поднял пистолет японца, потом подобрал свой карабин и лишь после этого решил убедиться, жив ли нарушитель. Тот дышал, но дыхание было неровным и прерывистым. Кажется, это был не нокаут, а конкретное сотрясение мозга, что подтверждала мелкая судорожная дрожь в ногах японца. Пока отделённый его связывал, японец открыл глаза. Но сделать ничего не мог – только несвязно бормотал. Видимо, вернулось только сознание, а владение телом – ещё нет. Так бывает при сотрясении. Через некоторое время японец начал шевелить руками и ногами. Каменев помог ему подняться. Тот попытался что-то не то спросить, не то сказать. Но познания в японском языке у связиста были весьма отрывочны и, сказав ему громко:

– Шизокани! (Тихо!) – добавил, – Ику(иди), – и подтолкнул его в нужном направлении.

Обратный путь оказался весьма хлопотным. Японец регулярно падал. Раз он даже потерял сознание и его вырвало. В конце концов, Георгию пришлось практически тащить его под локоть. Вымотавшись в конец, они добрались до места первой стычки. Связанный солдат уже очнулся. Увидев офицера с окровавленной головой, еле продвигающего ноги, он что-то замычал. Но говорить у него не получалось – челюсть не слушалась. Усадив обоих на расстоянии, дабы им не пришло в голову помочь друг-другу освободиться, Каменев собрал всё оружие и, подняв японскую винтовку, произвёл три выстрела в воздух, в надежде, что где-то совсем рядом должна быть тревожка. После чего надел обратно свою шинель и уселся под дерево. Тащить на себе двух японцев по такой слякоти он уже не мог.

Практически сразу раздался лай, и к ним подбежала пограничная собака. Пёс, явно, искал повода вцепиться в двух японцев. Но те сидели смирно. Вслед за собакой появилась и вся тревожка. Они, оказывается, успели уйти дальше, пройдя мимо этого места. Всепоглощающая сырость сделала бесполезной нюх собаки, и она не смогла точно указать путь, когда ложбинка раздвоилась. Ну, а по всем законам невезенья, на развилке тревожная группа повернула не туда. Пока сообразили, что следы прекратились совсем, пока вернулись и пошли в нужном направлении… В общем – то, если бы не упорность связиста, сильно замешанная на личной ненависти к японцам вообще и к их военным особенно, эта троица вполне могла и пройти к намеченному месту не обнаруженной.

На дворе стоял смутный и напряжённый тридцать седьмой год. За период с тридцать шестого по тридцать восьмой годы японцы организовали более двух сотен провокаций на советско-японской границе. Многие заканчивались не просто перестрелками, а реальными боями. Пока всё это не вылилось в бои у озера Хасан, на безымянной высоте, в июле тридцать восьмого. В самих боях Каменев не участвовал, после беготни мокрым по лесу он схватил воспаление лёгких. Но, к счастью, выжил. После лечения врачи рекомендовали ему более сухой климат. И о боях на Безымянной он узнал из газет в поезде, который вёз его в среднею Азию.

Несветов закончив службу, вернулся домой. И до сорок первого года часто любил рассказывать, как гоняли они самураев на Амуре. А после сорок первого пришло время других историй. Но это уже за пределами темы нашего рассказа.

Шумовой заслон.

Капитан-пограничник Стариков Юрий Викторович после окончания вполне заслуженного отпуска, который он провёл с семьёй на родине, направлялся к новому месту службы. Судьба, в виде приказа руководства, перебрасывала его с одного конца нашей великой Родины – приморского края, на другой конец – западную границу.

После событий на озере Хасан его направили в разведотдел погранотряда на границе с Польшей, повысив в звании и должности, тем самым отметив его заслуги в организации закордонной разведдеятельности, на которую в последнее время стало обращать внимание руководство погранвойск. По дороге он часто вспоминал собеседование в Москве, где его хвалили за блестяще разработанную операцию, позволившую взять японских агентов. И не то, чтобы намекнули, а открытым текстом сказали, что не везде ещё работа налажена так же хорошо, и надо бы её поднять до должного уровня на новом месте. Такая постановка задачи его сильно беспокоила. Закордонная разведка – дело, опирающееся на «местные силы», чтобы эти силы выявить и завязать контакты, нужны знания местности, нравов и языка. И, если в случае с приморьем, у него были кое-какие познания, как-никак сам местный, то в случае с Польшей… – ни обычаев, ни языка, ни, вообще, с чего начать, он не знал.