Потусторонний. Пенталогия

Отчаянье навалилось на меня невыносимой волной. Все напрасно, это не предотвратить. Слишком самонадеянно было полагать, что я сумею уничтожить врата. Мы должны были готовиться, должны были бросить все силы на это. А мы занимались, — сейчас это казалось совершенным чепухой, — дележом власти. В то самое время, когда каждая секунда была на счету.

Еще несколько потоков силы подключились ко мне, подпитывая. Я взял себя в руки — сейчас совсем не время отпускать руки. Я — Хранитель Хемы. Я должен спасти людей: пусть даже ценой своей жизни, но я обязан это сделать. Ради своих близких — я не могу отдать асуром своих сестер, женщин, сына, друзей. К черту сомнения — нужно действовать!

Я сосредоточился, вводя себя транс и отключаясь от всего мира. Я — сила, я — шакти, я сам есть луч разрушения.

И огненно-красный луч ударил сильнее в шар. Пульсирующими вспышками он бил в громадное солнце, которое теперь не вращалось, а только расширялось. Но я не терял надежды, эманации разрушения из посоха становились мощнее, сильнее. По мере того, как глубже я погружался в транс, энергия во мне росла, превышая всякие мыслимые пределы. Казалось, она текла ко мне со всех сторон, потоки вливались в каждую жилку, в каждую клеточку, стремительно наполняя меня. И с той же скоростью я направлял её в посох. Сотни потоков ракта устремились ко мне, и одновременно я тянул силу, наверное, сразу со всех источников Хемы. Даже если мне придётся осушить каждый, я не позволю асурам вернуться в наш мир.

Весь мир померк и теперь ничего не было кроме луча разрушения и зловещего шара, который нужно уничтожить. И он начал медленно уменьшаться. Настолько медленно, что я не сразу понял: это происходит на самом деле, у нас получается!

Но вдруг все потоки оборвались. Абсолютно все, словно кто-то легким движением взял их и перерезал громадными ножницами. Дар у всех, в том числе и моя особенность отражения, исчезла.

Джонсон — я сразу понял, что это его дар. Безумным, звериным взглядом я обвел толпу, выискивая тощее бледное лицо профессора.

— Где ты, трусливая дрянь? — зло прошипел я.

Неужели он и вправду думает, что лишив нас силы, сможет меня остановить? Я был в такой ярости, что несомненно, сумел бы прикончить его голыми руками без всякой шакти.

Но этого мерзавца нигде не было, как бы я не искал.

— Здесь есть монах, — заорал я, — он обладает даром, который блокирует силу. Всем солдатам — его нужно найти и немедленно уничтожить.

Я быстро сообразил, какую ошибку сделал — сейчас солдаты расстреляют всех монахов, что есть в округе.

— Стойте! — приказал я. — Всем монахом собраться у храма, при попытке сопротивления, стрелять на поражение!

И все быстро засуетились, монахи и сами сообразили, что лучше собраться у храма. Но Джонсона я нигде не видел, и без шакти шансы быстро отыскать его, если он где-то прячется, были ничтожны. А у нас совсем нет времени играть с ним в прятки.

А тем временем шар начал вновь разрастаться и угрожающе пульсировать, готовясь вот-вот взорваться и распахнуть врата.

Я крутанулся на месте, судорожно метаясь взглядом по валунам, разлетевшимся от источника. Какой же радиус у дара Джонсона? Нет, в любом случае, далеко он уйти не мог. И вдруг мимолётом увидел среди валунов мелькнувший кусок ткани цвета охры. Это мог быть кто-то из раненых монахов, но мешкать было нельзя. Я выхватил пистолет и рванул туда, сжимая в другой руке посох — он тоже своего рода оружие, и в случае чего им можно расшибить голову, например.

Я почти добежал, но монашеский балахон вдруг мелькнул и устремился в сторону огненного солнца. Я, не мешкая, выстрелил. Один выстрел, второй — пули ударили в каменные глыбы, так и не достигнув цели.

Другие ракта, смекнув, что я нашел его, устремились за мной.

Но вдруг все валуны, камни и осколки разваленной пирамиды взмыли вверх и закружились, образуя защитное кольцо вокруг своего создателя — вокруг Джонсона.

Я еще раз выстрелил, солдаты так же открыли огонь. Но пули не достигали Джонсона, рикошетируя от каменного щита, окружавшего его.

— Не стреляйте! — крикнул я и устремился к профессору. Ничего — я его и посохом до смерти забью, если нужно.

Не успел я добежать до середины, как вращающиеся по кругу камни, вдруг рухнули наземь. Я едва успел отскочить от громадной глыбы, грохнувшей в нескольких сантиметрах возле. Раздался рокот выстрелов, крики, стоны и брань.

А Джонсон победоносно ухмылялся, смотря прямо на меня.

Один его взгляд — и пистолет вырвался и улетел из моих рук. Посох я ему вырвать не дал — вцепился в него мёртвой хваткой, и он отшвырнул меня вместе с ним. Я шарахнулся о камни, раздался характерный хруст в груди, от боли вышибло дыхание из лёгких, а в глазах потемнело.

Нельзя, только не сейчас. Несколько секунд ушло на то, чтобы взять себя в руки и не потерять сознание. Когда зрение прояснилось, я увидел ужасающую картину. У ног Джонсона корчились и извивались от боли несколько солдат. Этих смельчаков выворачивало практически наизнанку: они даже кричать не могли — только отчаянно сипели. А затем он их резко отпустил.

Тем временем горячий шар, заслонил собою солнце, и его тяжелая, мрачная тень легла на поляну у храма Ладия.

— Дай нам закрыть врата! — зачем-то крикнул я Джонсону. — Нельзя их выпускать, они уничтожат все человечество.

— Какое мне дело до человечества Хемы? — спокойным, где-то даже дружелюбным голосом спросил Джонсон и улыбнулся.

Я вдруг увидел: у тех солдат, которых мучал Джонсон, из глаз, ушей и рта текли тонкие струйки черной, как смола кровь. Меня пробрало до дрожи — этого не может быть, это невозможно, он не может превращать ракта в тамас!

Оглянулся, ракта продолжали обступать Джонсона со всех сторон, беря его в кольцо. Но слишком поздно. Что бы мы не делали, мы уже не успели. Потому что шар вдруг начал стремительно вращаться, загораясь ослепительно ярким светом. А к нему, откуда-то с востока тянулась красная широкая лента энергии шивы. Шар наматывал ленту, словно гигантский клубок, заворачивался в неё. А затем земля под ногами вздыбилась и мелко-мелко задрожала.

Я ящерицей заполз под один из валунов, прикрыл голову посохом, вжал лицо в землю. А затем грохнуло.

Казалось, сама земля раскололась на две половины. Дрожь не прекращалась долго. Даже когда стих шум, все еще ощущались слабые и редкие толчки.

Резко повеяло холодом. Сначала подул лёгкий холодный ветер, быстро перерос в штормовой и порывистый, но как-то неожиданно стих. И на смену ему подкрался настоящий мороз, сковавший землю и медленно заползающий под одежду. Врата в нараку открылись.

Я медленно поднял голову, выглянув из-под валуна. Увидел копошащихся на земле и пытающихся подняться ракта. Заметил Зунара, у него на коленях примостил голову Санджей, что-то бормоча. Зунар мне грустно улыбнулся, жестом дал понять, что все в порядке, и указал взглядом в сторону врат, намекая на необходимость что-то предпринять.

Я коротко кивнул ему и потянулся к силе — но Джонсон по-прежнему ее блокировал.

А затем я увидел врата. Громадные, зияющие первозданной тьмой. Я в ужасе вглядывался в эту тьму: врата — в точности, как в видении. У меня сбилось дыхание. Воспоминания были слишком яркими, и мне казалось, что вот-вот из этой тьмы вынырнет обтянутая серой кожей голова огромной мумии. Но пока ничего не происходило.

Я вылез из-под валуна, поднялся на ноги, ища Джонсона. Он медленно шагал в сторону врат, как загипнотизированный, запрокинул голову и таращился в тьму с благоговением открыв рот и ожидая чего-то.

И пока его внимание целиком было обращено на зев портала, я вскочил на ноги, схватил винтовку одного ближайшего из солдат, истекающего тёмной кровью, и бросился к профессору.

Джонсон не заметил, как я приблизился, настолько он был поглощён вратами в нараку. Я вскинул винтовку, окликнул его:

— Эй, профессор!

Он повернулся, и я без колебаний выпустил в него всю обойму. Джонсона затрясло от выстрелов, хотя ему хватило бы и одной первой пули, чтобы отправиться на тот свет. Но я был так зол, что, будь у меня еще один магазин, и он бы тоже пошел в ход.