Страница 11 из 16
Теренция, наблюдая усердие супруга в воспитании дочери, в суть не вникала, но однажды спросила с раздражением:
– Приобщая нашу дочь к мужским занятиям, к чему ты её готовишь – к замужеству или к разврату?
Супруг «отразил нападение»:
– Теренция! Не покажись мне Ксантиппой, глупой и сварливой женой Сократа! А он говорил, что в семейном воспитании нет ничего более ответственного, чем образование самого себя и своих ближних. Я намерен обучать дочь не только грамоте и математике, но ещё сообщить целый ряд других знаний. К примеру, привить навыки к рисованию, помогающему определению физической красоты.
Теренцию не устроило объяснение мужа, она привычно вступила с ним в спор:
– Я не пойму, зачем моей девочке вникать в философию, учиться размышлять и заумно говорить о простых вещах? Ты надеешься, что её красноречие понравится мужу и новой родне?
– Теренция, услышь меня разумом! – вскипел Марк. – Философия приучает разговаривать с самим собой, а это великий дар и великое искусство. Их следует постигать с детства – что мужчине, что женщине, следует научиться делать наилучший выбор между добром и злом и наилучшим образом его использовать. Люди нуждаются в руководстве со стороны философии, так как именно она призвана открыть им высшее благо!
С взрослением Туллия хорошела, обнаруживая нежный и кроткий нрав, при этом поддерживала отца в его стремлении дать дочери достойное образование, отчего разногласия супругов в отношении её воспитания проявлялись всё чаще. Теренция могла ревновать даже за его излишнюю самозабвенную любовь к «малышке». Одно огорчало – несмотря на увлечение физическими занятиями Туллия часто простужалась и почему-то с трудом выходила из болезненного состояния. Тогда она чувствовала себя несчастной, проявляла раздражительность или, ещё хуже, впадала в депрессию, словно прислушивалась к себе…
Марк уже не раз задумывался о том дне, когда в дом придёт какой-то чужой мужчина и уведёт Туллию от родного очага под свою опеку. Мальчики в играх заявляли о своей мужественности с четырнадцати лет; девочки достигали половой зрелости в двенадцать лет. В римском обществе наблюдался упадок семейных добродетелей, нравы насаждали свободную любовь и сексуальную распущенность. В эту пору для родителей важно было прежде всего целомудрие дочерей и подготовка приданого.
Дом Цицерона посещал Гай Кальпурний, представитель знатной плебейской семьи. Его предок Луций Кальпурний – автор первого закона о преследовании взяточничества. Когда Туллии исполнился всего годик, Марк устроил семейное торжество, пригласил Кальпурния вместе с другими гостями. Гость подарил ей амулет в виде двух рук, соединённых в рукопожатии, из золота, на золотой цепочке, и повесил на шею девочки. В ответ она… улыбнулась. Кальпурний со смехом обратился к Марку:
– Прибереги эту славную девочку для моего малолетнего наследника. Породнимся?
– Не возражаю, – ответил Марк так же шутливо.
С той поры Кальпурний не забывал посещать дом Цицерона, беспокоился за Туллиолу, когда дело касалось её здоровья. Детские врачи – исключительная редкость для римлян, а его домашний врач, вольнонаёмный грек, разбирался в детских недомоганиях. В таких случаях Кальпурний отправлял своего грека к девочке, который советовал Теренции, как пеленать ребёнка, как подносить к груди и как определять качество грудного молока; сколько времени полагается спать, какой режим должна соблюдать кормящая мать или кормилица. Грек возмущался, если узнавал, что плачущему ребенку, чтобы успокоить, давали грудь. Требовал кормить младенца регулярно и только днём, возражал против искусственного кормления.
Когда Туллия вошла в подростковый возраст, Марк поручил её рабыне-гречанке, чтобы прислуживала и заодно учила греческому языку. Следил за тем, чтобы с девочкой «правильно» говорили на латыни – если с детства слушать неправильную речь, потом будет трудно переучиваться.
При встречах Кальпурний и Цицерон часто говорили о политике, придерживаясь схожих суждений, что Римская республика погибнет, если вовремя не принять меры. Но какие принимать меры для её сохранения – развивать демократию, внедрять олигархическую форму правления или возвращать царей, монархию, не знали. Из-за этого спорили, обоих настораживало, что в городах Италии затаились многочисленные заговорщики Катилины. Их немало, поэтому угроза мятежа по-прежнему существует…
Цицерон пригласил к себе Кальпурния провести очередной досуг в беседах. Разместились в атриуме, где ожидал обед с мясными блюдами, рыбой и десертом со сладким вином. От фонтана, вырезанного из цельного куска голубого мрамора, доносился умиротворяющий шорох падающих струй. Уловив в госте благостное настроение, Марк на правах хозяина пригласил его к беседе:
– Сенат нуждается в обновлении. Но что происходит сейчас? Сенаторами становятся люди, которых римляне совсем не знают, кто недавно переселился в Рим из провинции. Они обзавелись роскошными домами в центре города, подкупая всех и вся по каждому поводу и мешая добропорядочным римлянам, не столь богатым, но честным, попасть в Сенат.
Кальпурний согласно закивал головой и поддержал Марка:
– Я тоже не могу равнодушно наблюдать, как «новые римляне» рвутся к власти, обладая единственным преимуществом – огромным состоянием. А мы же знаем происхождение их богатства? Оно добыто грязными руками путём убийства добропорядочных граждан, занесённых в проскрипции по их же доносам! Я называю таких сенаторов «дурными гражданами», поскольку озабочены они не могуществом отечества, а собственным обогащением.
Кальпурний прервал высказывание, переключив внимание на жирную перепёлку. Цицерон подождал, затем осуждающе сжал тонкие губы и подхватил его мысль:
– Ты прав, Гай! На первых порах они убивали добропорядочных римлян, отбирая у них имущество, а сейчас стремятся занять «хлебные» должности в государстве. Вспомни Верреса.
Кальпурний к этому моменту прожевал кусок птицы и успел высказаться:
– Но как остановить обогащение преступников из Сената? Ведь всем должно быть ясно, кто крадёт из казны, откуда по этой причине ничего не доходит до народа!
– На мой взгляд, более всех наживаются откупщики налогов, а договоры с ними заключают главы сенатских комитетов. Одни с готовностью дают взятку, другие с удовольствием берут. А откупщик обязательно соберёт с населения сумму в размере взятки да ещё накинет за свои «труды». Вот и получается, что в виде определённых законами налогов в казну население отдаёт откупщику сумму, часто вдесятеро превышающую начальную! Когда население не способно выплатить долги сразу, откупщики требуют от проконсулов помочь военной силой, что тоже незаконно. Нетрудно догадаться, что при всей демократичности и гуманности нашего законодательства республика так долго не протянет. Не так ли, Гай?
Гость не успел ответить. Он сидел напротив арочного входа, перевитого побегами жёлтой розы, любимого цвета Теренции. Неожиданно в атриум, будто бабочка, впорхнуло юное белолицее создание с необычными для римлянок светлыми золотистыми волосами, сочетающимися с контрастирующими карими глазами. Туллия! Щёки алели пятнами, словно подкрашенные винными дрожжами; глаза шаловливо подведены сурьмой, губы подкрашены растительной краской – девочка только что «похозяйничала» у зеркала в комнате матери, пока та отдыхала в спальне. Обнаружив гостя, девочка исчезла из виду.
Кальпурний давно не видел дочь Марка. Разглядев юную прелесть, он прервался на полуслове и произнёс:
– Я намерен потребовать от тебя исполнить обещание, Марк.
В тот день Цицерон и Кальпурний сговорились о свадьбе. Не беда, что жених не видел невесту – отцы знали что делали. Римляне в таких случаях шутили: «Лошадь, осла и быка осматривают, прежде чем купить; женщина – единственная вещь, которую берут не глядя». Марк имел право выдавать дочь замуж, тем самым уступая отцовскую власть чужому мужчине. Гай Кальпурний обладал правом женить сына – для продолжения рода.