Гиан

   Гиан улыбнулся. Немногим удаётся вывести дорсайца из себя. Ему удалось. Шуму было... ну не на всю Вселенную, но на треть-то уж точ-но...

   ...День за днём по заведённому порядку. Завтрак, прогулка в саду, обед, странные игры с картинками, ужин и сон. И с каждым днём он чувствовал себя в саду всё увереннее, открывая всё новое и новое, ни на что не похожее. Айя всё время была рядом. Спрятаться от неё он не пытался, хотя и подумывал об этом. Но, увидев цветную паутину, забыл обо всём. Даже о недавнем открытии, что у сада есть стена. Он играл сам с собой в охоту, был сразу и охотником, и оленем. И перепрыгивая через распластавшийся по земле колючий куст, налетел на дерево, проле-тел сквозь него и врезался в стену, больно ударившись лбом. От крика он сумел удержаться и немного посидел на земле, соображая. Перед ним была чёрная сплошная стена. Непонятно из чего сделанная, не камень, не глиняные кирпичи и не дерево. Гладкая холодная, он чувствует, как от неё тянет холодом. Он встал, шагнул назад и оказался перед деревом. А стена исчезла. Деревья, кусты с переплетёнными, усыпанными цветами ко-лючими ветвями. Он опять шагнул прямо в дерево и оказался перед сте-ной. Как это? Как это сделано? И если это не как остальные двери, то почему оно его пропускает? Айе он тогда ничего не сказал, а она не спросила. И теперь он стоял перед цветной переливающейся всеми цветами паутиной, затянувшей проход между двумя деревьями. Деревья были настоящими, он уже потрогал их, а паутина? Он осторожно протянул руку. Паутина заколыхалась, загудела, а его ладонь наткнулась на невидимую плотную, но не твёрдую стену. Он попробовал нажать, и стена поддалась, но чуть-чуть, а когда он захотел убрать руку, не пустила его. Испугавшись, он рывком выдернул руку, осмотрел ладонь - ничего. И уже смелее ударил паутину кулаком. Рука ушла в паутину по локоть. Ага, значит, только ломом пройдёшь. Ну-ка... Он выдернул руку, отошёл и с разбега прыгнул прямо в центр паутины. И полетел в темноту...

   ...Везёт дуракам и пьяным. Что ж, его вполне можно было считать дураком. Вот так наобум ринуться в подпространственный переход, ничего не зная и не понимая. И самое интересное - не испытывая страха. Сейчас бы он не рискнул, не стал бы бездумно рисковать, а тогда...

   ...Его крутило и переворачивало. Каким-то образом он не так понял, как догадался, что сопротивляться опасно, и только с интересом разглядывал окружавшую его темноту. Иногда в ней появлялись пятна, то более, то менее тёмные, или крохотные разноцветные точки и чёрточки. Но они проскакивали мимо так быстро, что он ничего не успевал рассмот-реть. Его ещё раз перевернуло, и он довольно ощутимо ударился обо что-то очень плотное, как пол с толстыми новыми циновками, и упал на спину. Он перевернулся на живот и вскочил на ноги. Здесь тоже было темно, но не так. Что-то смутно светилось, вернее, отражало свет, как щиты на стенах в оружейной. И он пошёл на этот отблеск. Это и в самом деле бы-ла стена. Чёрная, твёрдая и холодная. А блестели круглые и светлые как посеребрённые пятна. Он тронул такое пятно, небольшое, размером с его голову, и низкое - не надо тянуться. Пятно было тоже холодным, но мяг-ким. Ладонь входила в него и выдёргивалась с лёгким усилием. Легче чем с паутиной. При каждом рывке что-то негромко и приятно звенело. Он пе-решёл к следующему пятну. Но оно было слишком высоко. А это маленькое, ладонью закроешь, и он ткнул его пальцем. И это... он шёл вдоль стены, шлёпая ладонью или тыкая пальцем в серебристо-блестящие пятна и слушая звон, пока не остановился перед большим, больше его роста, и не круг-лым, а вытянутым в высоту пятном. И походило оно не на щит, а на зер-кало. У матери было такое, только маленькое. Но в материнском он мог рассмотреть себя, а в этом... что-то оранжевое, вытянутое, с неразли-чимым пятном лица. Он протянул руку и тронул странное зеркало. Рука встретила уже знакомую упругую силу, поддающуюся не нажиму, а удару. Придётся прыгать, как в паутину. И тоже в серёдку. Дядька говорил.

   - В край щита не бей. Соскользнёт. И отбить легко. В самую серёд-ку цель. Не пробьёшь, так повалишь.

   С паутиной так и вышло. И здесь должно выйти. Он отступил для разбега и прыгнул. Не свист, не звон, а чмоканье. Как будто - успел он подумать - его заглотали. Темнота, странный синий сумрак, и он опять па-дает, скользит, как по деревянному жёлобу для воды после зимней ночи, он с замковыми мальчишками катался так зимой. Было не больно, не страшно, а даже весело. Как и тогда. Он попытался повернуться, чтоб не на животе головой вперёд катиться, а сидя, но только заскользил силь-нее. Стены странного желоба были рубчатыми. А почему же он тогда скользит? И свет синий, снизу. Если там костер, он прямо в него плюх-нется, но синих костров не бывает, огонь красный. Но костра не было. Было что-то большое, теплое и мохнатое, на которое он налетел, и даль-ше они немного прокатились вместе и упали на пол, по-настоящему твёр-дый. Он оказался снизу и больно ударился, а сверху его придавила тёплая мохнатая тяжесть. Но только на мгновение. Тяжесть тут же исчезла, свет стал ярче, сильные большие руки подхватили его и подняли на воз-дух. Совсем близко он увидел... не лицо, а морду. Круглую, щекастую, с маленьким носом, покрытую коротким рыжеватым мехом. Большие ярко-зелёные глаза с верти-кальной чёрточкой зрачка. Треугольные оттопыренные уши, и между ними на темени светло-коричневая топорщащаяся, а не гладкая как на... всё-таки лице шерсть...

   ...Так он впервые увидел ката. Теперь уже трудно представить, что он не знал ни общезвёздного языка, ни языка катов. Он помнит свое не-понимание, но, вспоминая, слышанное, понимает...

   ...- Мышь летучая! - фыркнул кат и продолжил на общезвёздном, - откуда ты здесь?

   Он молча болтался в его лапах, слишком удивлённый, чтобы бояться. Кат поставил его на пол, и он впервые увидел, как из круглой мягкой лапы выскакивает длинный загнутый коготь. Этим когтем кат провёл по его шее, поясу, запястьям, фыркнул нечленораздельной смесью удивлённо-го ругательства и спросил на общезвёздном.

   - Кто ты?

   Он покачал головой.

   - Я не понимаю тебя. Говори по-человечески.

   Кат повторил вопрос на языке землян, потом айвов. Но он только мотал головой. Кат снова фыркнул, убрал коготь, мягкой лапой взял его за руку и повёл по коридору. Оглянувшись, он увидел чёрный круг люка, из которого они выпали, и на его глазах чернота сменилась серебристым свечением "мягкого зеркала"...

   ...Как он теперь знал, Айя к тому времени в который раз методично прочёсывала сад, отыскивая его под кустами и в ветвях, предполагая, что он просто спрятался и не хочет откликаться на её зов. Прорванная им сетчатая мембрана уже самозатянулась, но Айе и в голову не пришло проверить этот канал. Она была уверена, что гудение, световые сигналы и общий непривычный вид отпугнут его. Он ведь даже не варвар, а ди-карь. Страх перед неизвестным и непонятным должен у него превалировать над другими эмоциями и, резонируя с инстинктом самосохранения, вызвать паническое бегство, истерику, парализующий ступор, наконец. Но не исчезновение.