Страница 12 из 13
Этот… Этот… Этот… Вот этого отложим… Этот… И еще… Ну-ка… Нет, не пойдёт, потому что уши… Дальше…
Лица, лица… Сколько их, если даже в одном штате. А если во всех?! Сотни лиц. Хорошо потрудились детективы, отработали свои денежки.
Еще… Смотрим, смотрим… Лица, лица… Еще одного в сторону… Еще…
Теперь выводим на экран – и рядом свой портрет. Накладываем, увеличиваем детали, пририсовываем себе бороду и усы, добавляем седины. Так… Теперь так… Нет, здесь абрис не вписывается, здесь расстояние между губами и носом. Более всего подходят заросшие лица, потому что борода и усы скрадывают черты, их можно «рисовать» и за ними легко прятаться.
Этот, этот или тот? Или те трое? Надо справки по биографиям навести, чтобы вписаться. Они, конечно, по приютам да хосписам собраны, значит, брошенные, но лучше, чтобы сироты круглые, а то случайно столкнёшься с родственником, а тот не признает. Или того хуже – признает, да опешит. Был без пяти минут покойник, а теперь живее живого прыгает! Что там по их прошлому?..
Этот? Или этот? А чёрт с ним, пусть будет два – чем больше паспортов в кармане, тем лучше! Жизнь в Америке трудная, непредсказуемая, напортачишь чего и – ладно, выкинул паспорт, другой достал и гуляй себе дальше стопроцентным гражданином. Решено, два берём – заверните.
И случилась в двух приютах нежданная радость – сыскались у пациентов лежачих дальние родственники, которые приехали аж из самой Австралии и, слезами обливаясь, ну их лобызать, гладить и головами качать.
– Как же так? Негоже среди людей чужих болеть, или мы тебе места не найдём и тарелку супа с кенгурятиной не нальём? Да если бы мы раньше знали, разве допустили такое! Поехали скорее домой… Или не признаёшь ты нас?
А как не признать, когда к тебе со всей душой, объятиями и подарками? Да и кому интересно на казённой койке в богадельне помирать? Конечно, узнали и прослезились даже.
Формальности уладили скоро, тем более что родственники щедро пожертвовали святым сёстрам на их богоугодное дело. Да и что монахиням почти за покойников держаться, когда их вон сколько по палатам вылёживает. А тут родственники, хоть и дальние и с другими фамилиями, но всё равно не чужие люди.
– Помогай вам бог!..
Визитёры погрузили вновь приобретённых родственников в арендованные микроавтобусы и, утирая слезы и помахивая ручками, уехали. Недалеко. Так как на первом же повороте остановились, вышли, пересели в оставленную для них машину и убыли в аэропорт, чтобы через три часа улететь в свои заморские страны, где до этой поездки бомжевали на помойках, а теперь, вернувшись, смогут на выплаченный гонорар арендовать квартиры или окончательно спиться. Лучше бы, чтобы спиться!
А в микроавтобус сел неприметного вида человек и, пожёвывая гамбургер, покатил по их фривеям, хайвеям, стритам и грунтовкам в никому не известном направлении, в углы медвежьи, в леса дремучие, через горы высокие, где снял на год небольшой домик, дабы скрасить там своим близким их последние дни. И такой он был заботливый, что не отходил от них ни на шаг – кормил, поил, выносил, менял, обтирал, ставил и разговаривал. Про их жизнь, потому что разговор – он тоже лечит и отвлекает.
– А кровать в спаленке где стояла?.. И еще шкаф с картинкой? А на картинке Микки-Маус. И справа окно. А за окном что?.. Яблоня, с которой вы упали?.. А папа – автослесарь? Бильярд любил и по выходным выпивать… Что – ром? А у мамы диабет… И соседи… И школа… Математику не любили? А один одноклассник задирался, и вы с ним подрались и палец сломали… Как интересно!
И так изо дня в день, и всё на карандаш. И еще жесты, мимика и манера разговаривать.
– А ваша жена, которая потом умерла, она кем была?.. И когда изменила, то с кем?.. Ай-ай!.. Где шрам, вот здесь, после кесарева сечения, а ребёнок умер… Это печально…
И важно, потому что детали чужой жизни, которые из головы не придумать.
– По выходным вы с бабушкой-дедушкой в церковь ходили, потому что они верующими были… У них еще собака злющая была, которая штаны порвала… А у вас свинка морская… И гуся с яблоками вы не любили…
– Ну, хорошо, отдыхайте, я через пару часов еще зайду.
И к другому, во вторую комнату.
– Где служили? В морской пехоте? Писарем?.. Очень интересно. А кто у вас там непосредственным командиром был? Сержантом? Командиром части? Что, нетрадиционной ориентации?.. Занятно… И какие команды отдавал, когда перед строем стоял?.. И где казарма находилась?.. Какой номер вашей винтовки, если помните?
Киснет родственник, задыхается, глаза закатывает – четвертая стадия – не шутка. Надо бы его взбодрить, надо вколоть, чтобы успеть.
– А после армии вы где работали? С кем вместе?.. Как долго? В каком районе квартиру снимали?.. Сколько комнат?..
И акцент. И мимика – как он щекой подёргивает и носом шмыгает. И жест вот этот характерный… Запомнить, может, и не пригодится, но всё равно, чтобы в чужую шкуру влезть как в свою, чтобы не играть, а жить в ней, уже не думая, что и как делать… Так учили!
Теперь к зеркалу и повторить…
«После я на конвейере, на сборке работал в Оклахоме…» Так он говорит? Нет, чуть по-другому, с пришепётыванием. Надо еще, надо прислушиваться, приглядываться и повторять, повторять… Успеть, пока они еще в сознании, пока живы…
А после похороны, очень скромные, потому что без гостей, властей и свидетелей. Почившие упокоятся в безвестных могилках, а их паспорта… Вот они натуральные, без липовых печатей и подписей и даже фото переклеивать не надо, рискуя на экспертизу нарваться, только чуть физиономию под образец подрихтовать. Стопроцентные американские «ксивы» стопроцентного американца, которые любую проверку в любом ФБР на раз пройдут! Надо только еще немножко по биографиям пройтись и на месте побывать, чтобы ориентироваться – где школа, где церковь, где пожарная каланча, а где пруд, в котором ты в детстве чуть не утонул, когда на коньках катался. На соседей и одноклассников одним глазком взглянуть. И тогда, даже если на очную ставку нарваться, можно, не тушуясь, «узнать» друзей детства и кинуться в слезах и соплях им на грудь: «Дэвид, дружище, а помнишь…» И они, конечно, вспомнят и признают – куда им деваться, потому что разрез глаз, лоб, уши и вот эта привычка подбородок скрести при разговоре, тем более они своего однокашника тридцать лет не видели и лицо его подзабыли. А он вот – нет! Конечно, ДНК… Так кто те анализы делать будет и какие могилы раскапывать, чтобы родственников почивших сыскать.
Нет, тут всё чисто – стерильно чисто! Такие документы – это вам не фальшивки, мексиканцами нарисованные, и не уворованные у ротозеев паспорта, это «верняк» и можно, слившись с бодрой толпой американцев, предъявлять по первому требованию, арендовать машины и квартиры, билеты во все концы приобретать, границы перескакивать туда-сюда-обратно, счета открывать и кредиты брать, хоть ипотеки, и даже причитающиеся от государства пособия, и помощь получать, если немного потренироваться подпись ставить. И еще… в выборах участвовать на правах коренного американца, то есть два независимых от остального населения голоса в активе уже имеются! Минус два от трехсот миллионов!
Такой итог!
А теперь еще раз, и еще, и еще, и после, повертеться возле зеркала, примериваясь к новым образам, не забывая вот так бровки задирать, лобик морщить и волосы налево зачёсывать… Похоже? Вполне! А как иначе, когда ему чуть не тысячу кандидатов пришлось перебрать-пересмотреть, примеряясь к ним носом и ушами! Тем более борода, усы, очки, которые скрадывают, и фотография не первой свежести, а с возрастом люди иногда сильно меняются…
Хорош, по всем статьям хорош, а ведь мог утонуть в проруби, на том самом пруду в детстве, или, когда писарем в морской пехоте служил, и на учениях! И совсем недавно в приюте, где в палате валялся с четвертой стадией, но не помер, смог, выкарабкался, на ножки встал. И очень крепко – стоит!.. И теперь гражданин Адам Харрисон, каким-то неведомым чудом победивший злую хворь, бодрячком-бодрячком отправляется в путешествие по родной стране на купленном на свое имя автомобиле. И тот второй тоже… Ну, и Энрике с мексиканцем заодно. И все те ротозеи. Одной весёлой, в одном лице, компанией.