В поисках пути

К нам прибежала группа эльфов, но даже не предприняла попытки ей помочь! Остальные эльфы и драконы творили заклинания и направляли их в сторону толпы.

— ЧТО ВЫ СТОИТЕ!!! — кричала я на неподвижных эльфов во главе с Линиэлем. — ВЫ ЖЕ МОЖЕТЕ ЕЕ ВЕРНУТЬ! НУ! ДАВАЙТЕ ЖЕ! ПОМОГАЙТЕ!!!!

На мое плечо опустилась ладонь присевшего рядом Линиэля. Он посмотрел внимательно мне в глаза и очень тихо произнес:

— В ней нет искры. Даже мы не сможем ее вернуть. Отпусти… она ушла…

— НЕТ! НИ ЗА ЧТО! Она будет ЖИТЬ! — упрямо твердила я, продолжая вливать резерв.

Отец что-то кричал, умолял помочь. Он даже плакал, сильнее прижимая… маму к себе. И вдруг я снова услышал звук спускаемой тетивы. Нет, сегодня я больше никому не позволю умереть!

Я вскочила, готовая придушить гада, спустившего тетиву, голыми руками. Я даже не успела увидеть болт, летящий в мою сторону, перед тем, как черный дракон расправил крылья и принял удар на себя!

В этот момент я возненавидела весь белый свет! Кроме того, что они забрали у меня мать, так еще и второй раз кто-то умрет за меня?! Не бывать этому! Я вскочила и пламя, против моей воли, охватило меня. Если в лесу оно было красным, то сейчас весь мир вокруг окрасился синим, да еще и сполохи молний сверкали в этом огне. Я снова стала возвышаться над землей, распространяя пламя вширь.

Выплеснуть злость мне не дали. Рука моя была схвачена Лайем. Эти голубые глаза смотрели с такой тоской и болью, что мое порванное в клочья сердце сжалось в один болезненный комок.

— Остановись, прошу тебя, горячая моя душа! Ты убьешь весь город! Да, погибнут виновные, но и невиновных жертв будем очень много! Стоит ли смерть той, золотоволосой девочки, смерти спустившего тетиву? Тем более что всех, у кого было хоть маломальское оружие, заблокировали маги, — но видя, что мой гнев все еще пылает, продолжил, — и если ты сейчас не остановишься, то мы не успеем спасти Танна…

И тут до меня медленно, сквозь алую пелену ненависти и злости, стал доходить смысл сказанного. Смерть всегда забирает самых дорогих. Но остаются те, кому мы еще нужны и ради них стоит жить.

Обведя взглядом площадь было видно сеточное коричневое плетение, удерживающее некоторых людей на месте. Значит, Лай не обманул. И если они удерживают убийц, то я могу заняться раненым драконом.

Я расслабилась. И сразу огненный смерч пропал, и я провалилась в объятья эльфа. Меня обняли и крепко прижали. Мои плечи непроизвольно начали вздрагивать. Но времени расслабляться нет, надо заниматься живыми. Оглянувшись, я увидела, как над мамой и Наром суетились эльфы. Я дернулась в их сторону, но Лай меня удержал, отрицательно помотав головой и кивнув на другую кучку народа, среди которой на земле виднелась черная макушка. Заняться живыми, он прав.

Я вливала резерв в Линиэля, а он плел заклинание, в структуру которого все время что-то добавляли другие эльфы и драконы. Через десять минут все были взмокшие, ну, кроме меня. Меня отправили вливать резерв для заклинания в другого эльфа. И так до тех пор, пока Танн не открыл глаза.

Хримарриат вздохнул с облегчением и прижал к себе жену правой рукой, а меня левой. Рядом стоял Лай и неодобрительно, но молча косился на нас. А мы уставшие не обращали ни на что внимания. Главное, он будет жить.

А вот моя мама… Я, высвободившись из объятий, поспешила туда, где сидел понурившийся отец. Вокруг суетились люди… и нелюди, но мама все так же была недвижима и бездыханна. Я присела рядом, взяла, за похолодевшую руку:

— Прости, — только и смогла прошептать я. Прекрасно понимаю, что ничего не воротишь назад! Но я бы жизнь свою отдала, что бы изменить события сегодняшнего дня.

Отец положил свою руку поверх моей и легонько сжал:

— Не твоя вина. Не кори себя.

— Это все неправильно! НЕПРАВИЛЬНО!

Вздохнув и оторвавшись от родительницы, пошла к Граввлану. Там в окружении народа сидел безутешный отец, потерявший единственного законного наследника. Бастарды не в счет.

— Он погиб с честью, достойной не многих! Храбрость его будет воспета в веках! — коснулась я плеча правителя.

— Да на кой мне ваши почести и слава?! Мне нужен сын! Верните мне сына! — тут он вдруг обернулся, зло уставился на меня. — Это ты во всем виновата! Это он тебя защищал! Если бы не ты…

За меня неожиданно вступился Линиэль. Как только он рядом оказался?

— Если бы Вы отменили свадьбу, как того требуют законы эльфов, если бы вняли голосу разума, а не гнались за добычей, то возможно ваш сын сейчас был бы с вами. Но вы предпочли власть и богаство и получили то, к чему стремились.

— Да как вы смеете обвинять меня в том, что мой сын мертв?! Это обвинение грозит перейти в грандиозный конфликт, вы это понимаете?

— Понимаю, — кивнул Владыка, — и если вам так будет угодно, то я даже не стану вас останавливать в очередном проигрышном деле.

Приобняв меня за плечи Линиэль стал уводить меня прочь от этого места.

Все остальное я помню, как в мутном отрывочном сне.

Помню, как утешая Линиэль обмолвился, что Богов не переделать, и что они всегда забирают самое дорогое. Помню, как меня это разозлило и я, как таран, полетела в храм, как встала перед статуей Хорста и сказала ему все, что я думаю о его божественной заднице, и как я ее использую не по назначению. Это сейчас мне стыдно за свое поведение тогда. Но в тот момент я действительно угрожала Богу. Еще сказала Созидателю, если он не оторвет свой торс от любимой, и не обратит внимание на то, что твориться на этой земле, я и до него доберусь. Самое интересно, что я не угрожала, я просто констатировала факт. Моя ненависть к Богам просто переросла в потребность действовать. Меня оттуда вытащили силком, я вслед потрясала кулаком статуям.

Потом я помню маму в гробу и шествующую процессию. Я уже не плакала. Все слезы были вылеты еще на днях. Я просто шла туда, куда меня вели, и делала то, что говорили. Я попеременно перекочевывала из рук Лайя в руки Танна. Они что-то спрашивали, я отвечала. Что конкретно, сказать не могу — не помню.

Траурная процессия заполонила все улочки города. Пока дошли до семейного склепа, у меня уже кончились силы идти, и я просто висела на ком-то из них. Но когда настало мое время прощаться с мамой, я нашла в себе силы произнести речь. Пусть это будет достойно императрицы.

Больше я ничего не помню — ни поминок, ни того, кто выражал нам соболезнования. Вообще ничего. Благо от меня только и требовалось замереть статуей и кивать в знак благодарности.

Еще помню, что отец проводил много времени со мной. Я залезала к нему подмышку и молча сидели и смотрели в окно. И в эти минуты нас никто не тревожил. Иногда к нам присоединялся брат. Он чувствовал себя виноватым, ведь мать погибла защищая его, даже не родного сына. Но мы быстро переубедили его — будь он для нее не родным, она бы не совершила то, что… совершила. Это был ее выбор, так поступила бы любая мать. Наше семейное уединение, кажется, не обошлось без старания эльфо-драконьей парочки.

Зачем такая боль?

Зачем такие слезы?

Всю душу жжет огонь

И вдребезги все грезы.

Как сердце бьется!

Как оно болит!

И вновь на части рвется,

И ярким пламенем горит!

И сил нет больше,

И земля уходит из-под ног,

И с каждым днем все дольше

Льется горечи поток.

У каждого свой путь,

И каждому дано по силе.

Но как на верх взглянуть,

Ведь ноги тянуться к могиле.

Все катится быстрей слеза,

И нету сил остановиться,

И полные от слез глаза

Со смертью не хотят смириться.

Скажи, ребенку малому дано

Такое в жизни перенесть?!!

И знаю я, что все равно

Не удержать отвагу мне и честь.

(стихотворение посвящено памяти моей маме Лидии Гончаровой)

Дни мои проходили в небытие. Я ковыряла ложкой в тарелке, мне задавали вопросы — я отвечала, меня выгуливали, укладывали спасть, а я все надеялась, что это просто кошмарный сон и вот я открою глаза и увижу перед собой улыбающуюся мать.