Страница 13 из 163
Она сошла с ума… Она…
А он сам?! Что он… Эдвард никогда не поднимал руку на детей - ни разу в жизни. И Карлотте не давал - когда успевал. Что он чуть не наделал?..
Что сказал бы Арно? И как Эдвард посмел даже в мыслях укорить Круг Равных - когда один из них погиб, пытаясь спасти семью лорда Таррента?
Он почти рухнул в кресло.
Мерзко. Как же мерзко на душе! И холодно.
Как здесь всё застыло… Почему никто за целые утро, день и вечер не удосужился растопить камин? И почему не удосужился приказать он сам?
На шум без стука сунул нос камердинер. Старый, привычный… равнодушный.
– Ваша светлость?
Потрясенно замер при виде кинжала в руках юной графини. Не успела спрятать.
– Всё в порядке, – кивком успокоил Мэтта Брауна лорд. – Мы с дочерью разговариваем.
3
Дверь за камердинером захлопнулась.
Потрясенная не меньше отца, Ирия устало прислонилась к стене. Медленно оседая вдоль ветхого гобелена...
Не отца бы сейчас убить, а себя! Да что же это происходит? Что с ними со всеми случилось?
Кинжал выскользнул из рук, с глухим стуком ударился об истертый ковер...
– Доченька... – голосом древнего старика пробормотал лорд Таррент.
Их взгляды встретились. Ровно один перестук дрогнувшего сердца - и Ирия кинулась в отцовские объятия.
Эдвард Таррент судорожно прижал ее к себе:
– Доченька! Что же это с нами?..
– Папа! – Ирия разрыдалась на его плече. – Папка! Папочка!..
– Дочка... Сядь, – он указал на подлокотник кресла. Другой рукой смахивая слёзы.
Девушка послушно присела. Как в детстве - примостилась на деревянную перекладину.
И хоть отец ничего еще не пообещал, вдруг возникла непоколебимая уверенность: всё будет хорошо! Он, по крайней мере, готов дочь слушать. Сердцем, а не только ушами.
А Ирия готова выслушать вновь вернувшегося к ней папу. Все его доводы. Полинины то есть.
И вновь любимая дочь найдет, что ответить.
4
– Пойми, дочка: если бы я мог что-то изменить! Но мне не заставить людей думать так, а не иначе. К тому же, в следующем году я хотел вывезти в свет тебя и Иден...
Полину он уговорит! Она должна понять: Ирии по-настоящему плохо в родном замке. Этого только слепой не заметит!
В другом месте, возможно, и характер у нее исправится.
Да и Полине станет легче без падчерицы! Никому не будет вреда, если в будущем году Эдвард Таррент представит в свет обеих дочерей.
– Папа! – зеленые глаза серьезны и печальны. – Иден через год еще можно и не вывозить. И я могу подождать не год, а два. К тому времени историю с Эйдой забудут. И монастырь будет не нужен. Не прогоняй ее из дома, пап! Она ведь ни в чём не виновата. Обещаешь?
– Обещаю, – неподъемный камень свалился с плеч.
В конце концов, бедняжка Эйда действительно никому не мешает. Да и самому Эдварду, если честно, жаль отправлять ее в суровый устав монастыря.
Там даже летом от стен идет холод. Еще хуже, чем сегодня в его покоях. И в аббатстве грубая пища, а старшая девочка всегда была болезненной.
К тому же, в следующем году опять не придется никого вывозить. Хоть тут Полина не рассердится!
Но самое главное – любимая дочь всё простила! Искренне. Эдвард почувствовал бы фальшь. Врать Ири по-прежнему не умеет. Да не так уж она и изменилась…
Ну тогда и он умалчивать не станет. Как раз хотел ей рассказать...
– Папка, спасибо! – дочка порывисто, как в детстве, расцеловала его. – Ты – самый замечательный отец в подзвездном мире! А еще у тебя самая промерзшая Башня в подзвездном мире.
– Я сейчас кликну слуг…
– Не надо! Что мы – сами не растопим? – Ирия верткой куницей склонилась над камином. – Папа, этому хранилищу золы пора вспомнить, что на свете есть тепло и огонь.
– Ирия, я должен кое-что тебе рассказать…
– Да?
Огонь весело затрещал, подмигивая солнечно-оранжевыми глазами.
А дочери зола попала на нос – и как же хочется смеяться! Вместе с ней. Как когда-то - в прежние времена…
– Ирия... возможно, не придется ждать два года. Потому что тебе не понадобится высший свет, чтобы счастливо выйти замуж. Это – тайна и сюрприз. Но раз у нас сегодня такой откровенный разговор – Полина уже договаривается о твоем браке. Видишь, а ты не верила, что она хочет добра? – улыбнулся отец прямо в ошеломленные глаза дочери, в покрытый золой носик. – Жених приедет через две недели. Ты ведь не против, Ири?