Страница 119 из 163
Прости, дядя Ив! Но тебя старый мерзавец убить не посмеет. А дочери Карлотты нужно намекнуть хоть на кого-то. Она и так, как могла, отвела от тебя угрозу, заявив, что «посвященных» – целая шайка.
Получай против себя личный заговор, старый кретин! А если еще не кретин - станешь им после такого разговора. Если б не ты - мама была бы сейчас совсем другой!
– Конечно, клятва для Карлотты – звук пустой…
Вот ты и раскололся, гад ползучий! Мама, при всех ее, мягко выражаясь, недостатках, слово не нарушила…
Чем же она клялась - здоровьем Сержа? Первый сын всё-таки был ей дорог?
Карлотта Гарвиак сдержала клятву. Но тебе, старый мерзавец, об этом знать незачем!
– И прислала ко мне самую похожую на себя дочь, разыграв ее смерть? И зачем же, юная особа? Чтобы отправить меня вслед за вашим не слишком умным папенькой?
– Не вам рассуждать о его уме. И я его не убивала… – Не будь ее голос сам по себе столь усталым - следовало бы его таким сделать. – Это - дело рук моих мачехи и брата. Совместное.
Не исключено, что старый пень… то есть истинный рыцарь и столп благородства Ральф Тенмар не упустит столь соблазнительный случай отомстить нарушившей клятву Карлотте. А какой удар сильнее обвинения ее сына в отцеубийстве?
Хорошо бы. Слишком, чтобы такая авантюра удалась. А жаль…
Ирия – ужасная дочь. Но чувства вины перед матерью нет. Карлотта тоже пожертвовала. Невинно осужденной - ради преступника. Как раньше принесли в жертву Эйду - «во имя блага семьи».
Так что просто великолепно, если теперь справедливость восторжествует. Вот только вряд ли – на то она и справедливость. И старый хрыч тоже вряд ли заглотит столь вкусную наживку. На то он и старый, на то и прожженный.
– Это - правда? – прищурился вышеозначенный хрыч. Очевидно, переваривает выгоду от столь интересной новости…
Хорошо бы!
– Клянусь Творцом, – вздохнула Ирия.
– Поклянись любовью к моему сыну.
Приехали! Поверил-таки. Вот только как теперь быть? Можно клясться тем, во что не веришь, доказывая ложь. А вот ложью, отстаивая правду…
– Клянусь всем, что для меня дорого. Клянусь памятью вашего сына!
– Подойди сюда… графиня. Сядь! – старик указал на обитую синим сукном скамеечку у своих закутанных ног.
Вблизи одеяло - тёмно-бордовое. Как засохшая кровь.
Ну что хрычу еще надо? Оставит он Ирию в живых или нет?
Вблизи его лицо еще страшнее. Изборождено морщинами и бесчисленными красными жилками.
Склоняется.
Когтистая птичья лапа цепко стиснула подбородок гостьи:
– Страшись, если лжешь!
Ощущение, что шипящий голос исходит не из почти безгубого старческого рта. Из самих угольно-черных глаз с почти алыми белками. Горящих больным лихорадочным огнем.
В молодости эти глаза наверняка были красивы. А доживший до старости Анри стал бы копией этого дряхлого злобного коршуна?
А сама Ирия – чьей? Карлотты?
Возможно, смерть в юности – не самое страшное зло. Но прежде времени в Бездну всё равно неохота.
- Я не лгу.
Ни единым словом. Анри был Ирии дорог.
И есть.
Она вздрогнула, встряхнула головой, смахивая слезу и отгоняя ее верных, неразлучных сестер… Еще бы удалось разжать и невидимый ледяной кулак, стиснувший сердце! А заодно – тоже ледяные, но вполне живые жесткие пальцы, что острыми клещами впились в подбородок. Ладно хоть не в горло!
– Боишься?!
– Нет, – честно ответила девушка, в упор глядя в уставшие ненавидеть глаза.
Чужой старик, вцепившийся тебе в челюсть, не страшнее любимого человека, подписавшего твой смертный приговор. Ничуть не страшнее. Вот если мерзавцу еще что в голову придет…
Но герцог-коршун уже разжал хватку:
– Налей вина.
Ирия бросила на него малость ошалевший взгляд. Лицо еще ощущает следы его пальцев. Не исключено, что завтра проявится синяк.
Ну и змеи с ним! У Эйды когда-то синяки не только на лице были… А сама Ирия в детстве вечно ходила в царапинах – и ничего.
– Налей вина… графиня! – чуть раздраженно повторил старик. Махнул рукой куда-то в сторону наглухо задрапированного окна.
А, вот - трехногий столик рядом с портьерой. Шедевр работы очередного сверхталантливого мастера веков ушедших.
Столешница сливается с полутьмой комнаты. Смутно темнеет бордовый графин. Под цвет стариковского одеяла.
– И себе, – добавил Ральф Тенмар.
Жидкость цвета очень темного рубина наполняет высокий прозрачный бокал. Один из пяти, выстроенных в ряд на лакированном столике. Издали их не видать - как и батальную сцену на подносе. Только совсем вблизи.
Разглядишь тут что лишний раз - если старик свечи экономит.