Страница 117 из 163
Нашла виноватого, в самом деле! А то создатель Всего Сущего отвечает за любую сволочь, в конце-то концов? У человека еще и свобода воли есть.
Вот враги и могут убить Ирию – свободно.
Ну, значит, и она их – тоже совершенно свободно. Только бы сил набраться, и голова пусть кружиться перестанет … А озноб – ерунда, к нему беглянка уже почти привыкла.
– Герцогиня Тенмар…
– Да, дитя мое? – мягко прошептала Катрин.
– Благодарю вас за помощь.
Нет, просить мать солгать такое о погибшем сыне – это уже верх цинизма. Если врать старику, то лично. Не вмешивать сюда Катрин.
Всегда можно заявить, что просто ничего не сообщила свекрови о тайном браке. Мало ли почему? Из девичьей скромности. Должно же быть у незамужней девы сие качество, коим Творец почему-то забыл наградить Ирию. Ничего - зато в обморок она сегодня вполне способна грохнуться. Не хуже самой чувствительной из романических героинь.
Полутемный коридор уперся в дверь. Под стать ему – мрачную.
Вот и всё. Катрин подняла сжатую в кулак руку и вопросительно взглянула на Ирию.
Нет, ведь ты уже решила молчать.
Вновь нахлынула слабость. «Баронесса Вегрэ» обреченно кивнула…
В прежние годы Ирии трижды доводилось присутствовать на похоронах слуг. И сейчас осторожный стук в дверь напомнил падение первой горсти земли на деревянную крышку гроба… Тоже - будто осторожное, робкое.
А потом сверху навалят тяжелый, неподъемный груз. Выше человеческого роста. Ниже.
– Входите, юная особа! - сухой, желчный старческий голос.
Ирия, конечно, видела портрет старого герцога. В самый первый день, следуя за молчаливым слугой по мрачной галерее.
…Черно-алый плащ, угольно-черный костюм. Бледный худощавый аристократ средних лет величаво восседает на громадном вороном коне. Гордо и сурово взирает со стены. На любого, кто посмел тревожить его покой дерзким присутствием.
Ледяной отблеск чеканного благородства на красивом породистом лице, наверное, должен по замыслу художника сразить неосторожного гостя наповал. И напомнить о собственном несовершенстве.
Гостя, а не художника. Вряд ли кто посмеет объявить несовершенным самого Алиэ Готту…
Вот только, если верить портретам, практически все властители замка Таррент тоже были величавы и благородны. Изобразят их по-другому, жди! И когда-нибудь в родовой галерее точно так же будет взирать лорд Леон Таррент. На своих породистых потомков, гордых величием отцов.
А сейчас Ирию ждет на аудиенцию вовсе не исполненный благородства герой, а, судя по голосу, - старик-самодур с еще той репутацией.
Значит, первая горсть кладбищенской земли? Тогда захлопнувшаяся за спиной дверь кабинета – ее последняя лопата. Та, что навек скроет и сам гроб, и запертого в нём.
Навсегда отрежет от мира живых.
4
Слабо колеблются всего три тусклых свечи. В серебряном подсвечнике над массивной старинной дверью. И над головой Ирии.
Полутьма и не позволила сразу заметить старого герцога.
Лиаранка поспешно огляделась. И волна чужой желчной ненависти обожгла с головы до ног.
Вздрогнув от много дней не проходящего озноба, девушка обернулась на сверлящий злобный взгляд.
Левый дальний угол. Темное кресло слито с общим полумраком.
Сухие черты желтовато-пергаментного старческого лица. Заострились скулы, горят желчью провалы глаз. Хищные складки тонкогубого аристократического рта. Дряхлый коршун еще жаждет схватить добычу. Вон - уже скрючил не до конца сточенные когти!
Не с этой ли птицей так схоже жуткое аббатство, что теперь целую вечность будет являться в кошмарах? Если эта вечность не оборвется сегодня. Сейчас.
Ральф Тенмар – не Ив Кридель. Мрачная холодная комната – не уютный старомодный кабинет в цветах каштана. А предстоящий разговор - не теплая беседа под уютный треск камина.
Воистину - ничего не меняется. Все ценят добро, лишь утратив его. А кое-кто так и не начал учиться на собственных ошибках…
Старику может быть лет семьдесят. Наверное, так и есть – престарелый герцог Тенмар когда-то женился в сорок. Катрин моложе его на целое поколение.
Ирия на миг представила юную девушку – свою сверстницу. Выданную за стареющего, сорокалетнего заматерелого самодура с характером герцога Тенмара. Вдобавок, с на редкость скверной репутацией. Хлеще, чем у любой отцеубийцы.
Так ли уж монастырь хуже подобного замужества? Хуже! А еще паршивее - только плаха. Да и то лишь в первые мгновения.
– Садись! – сухо бросил старик.
Махнул узловатой рукой на уныло-синее кресло напротив. Другой рукой поправляя покрывающее колени меховое одеяло.
А он действительно дряхл! Ноги наверняка больные. И камин давно потух, а значит – от стен идет многовековой холод. Вымораживает старые кости…