Страница 38 из 45
— Есть о чем подумать, правда? — заявил Морис.
— Есть о чем подумать. Это всё равно всё грязное. Мы не хорошие люди, какими бы чистыми ни были дела.
Морис приподнял бровь и ухмыльнулся, посмотрев на меня, и я понял, что у него сложилось какое-то мнение.
— Что с тобой? Серьезно. Ты действительно хотел бы иметь другую жизнь? Нормальную жизнь — для нее?
— Я не знаю. Это была правда.
— Господи, Люциан. Что за день. Возможно, мне придется написать об этом в своих мемуарах.
— У тебя есть мемуары? — я засмеялся.
Что-то привлекло мое внимание. Должно быть, этот парень двигался хитроумно. Он внезапно появился в парке…
Это был мотоциклист. Он только что подъехал, прямо в парк.
— Морис, у нас компания. Я посмотрел через его плечо, и он понял, что смотреть не надо.
— С чем мы имеем дело? — он напрягся.
— Байкер. Он вернулся.
— Что мы делаем? Мы не можем преследовать его на его байке.
Моя машина стояла в гараже в многоквартирном доме. Машина Мориса стояла где-то поблизости, но ее не было видно.
У байкера хватило наглости взглянуть прямо на нас, и то, что я увидел в следующий момент, заставило холод пробежать по моейспине. По дороге мимо байкера проехал черный седан. Окно опустилось, и я приготовился к тому, что кто-то сзади высунет кусок и выстрелит в нас.
Но ничего предсказуемого не произошло.
Свет изнутри машины осветил лицо, которое я никогда не думал, что увижу снова, просто из-за того, что человек, на которого я смотрел, должен был быть мертв.
Я должен был знать, потому что убил его.
Виктор Пертринков повернул голову и посмотрел прямо на меня.
Жив и дышит, а не мертв.
Блядь.
Машина остановилась, по его приказу, дав ему возможность взглянуть на меня. К этому времени Морис тоже повернулся, чтобы посмотреть, глаза превратились в блюдца, когда он обратил внимание на то, кто смотрел на меня.
Байкер завел мотор и умчался, затем Виктор ухмыльнулся и поднял окно, давая знак машине продолжать свой путь.
Я встал, чувствуя, как все мое тело напрягается, сердце бешено колотится в стенках груди.
— Морис, зови парней. Это стало реальностью.
Теперь дело было не только в Амелии.
Дело было и во мне.
Отец помолчал несколько минут.
Я представил, как он делает то же самое, что и всегда, когда можно буквально час ждать его ответа. Он замер в задумчивости, но будьте уверены, ответ, который он даст, будет хорошим.
У меня не было выбора, кроме как позвонить ему, хотя я знал, что от него что-то скрывают. Все стало слишком опасно и неопределенно, чтобы я мог просто исходить из предположений. Рафаэль что-то скрывает от моего отца и Клавдия, что я должен был выяснить, но я не знал, что, черт возьми, я должен был решить.
Чтобы связаться с Рафаэлем, вам нужно было поговорить с моим отцом. Я рассказал ему не все, а только то, что ему нужно было знать, важные моменты. Я сказал, что кто-то пытается выяснить, кто такая Амелия, а потом рассказал ему о Викторе. Настойчивым было то, что эти люди знали, что я здесь, в Лос-Анджелесе. В результате, если бы они еще не знали, кем была Амелия, у них было бы очень хорошее предчувствие, и они просто ждали бы подтверждения, или, может быть, оно у них было, и игры только начинались, начиная с поездки… мимо парка.
Виктор сделал то, что сделал. Жуткость была лишь одной из его сильных сторон.
Чего я не понимал, так это то, как все это связано.
— Может, мне стоит вернуться? — предложил я. — Всего на несколько дней. Мне нужно поговорить с Рафаэлем.
— Нет. Ты останешься и узнаешь, чего хотят эти люди. Его голос был твердым. — Верни девушку, как только сможешь. Здесь ты сильнее.
— Па, она не приедет. Она ни за что не поедет со мной, если только узнает правду.
— Ты заставишь её приехать, Люциан. Мы упорно трудились, чтобы добраться до этой точки-не испортить всё. Держите меня в курсе. Он повесил трубку, что меня удивило.
Но когда я подумал об этом, может, мне не стоило так сильно удивляться. Мой отец не был дураком и, должно быть, сообразил, что Рафаэль послал меня в Лос-Анджелес из-за предсказуемости некоторой надвигающейся опасности, о которой он не упомянул.
Я вспомнил, как Рафаэль потребовал, чтобы я женился на Амелии. Мой отец был так же потрясен, как и я, услышав это, что очевидно, означало, что эта идея тоже возникла у него. Я надеялся, что поступил правильно, позвонив ему. Я чувствовал, что мне это нужно, но было так много важных моментов, что было трудно понять, что лучше.
Морис покинул меня в ту минуту, когда я сказал, позвать парней. Они были моей командой, и одного вида Виктора было достаточно, чтобы понять, что дела ушли за пределы моей досягаемости. У нас с Морисом было слишком много незавершенных дел. Вся эта ситуация зашла так далеко, как я ожидал, и все же она была похожа на разбросанный бардак, кусочки головоломки с неподходящими частями.
Единственное, что имело смысл, это то, что эти люди хотели Амелию, и единственная причина, по которой они хотели ее, заключалась в том, что Рафаэль сделал что-то. Готов поспорить, все дело было в этом. Коул сказал, что это были отвлекающие маневры, и это должно было быть для чего-то большого, если такие высокие уровни сложности были вплетены в эту паутину ловушек.
Я вздохнул в полном разочаровании. Что бы ни сделал Рафаэль, он хотел скрыть это от моего отца и всех остальных, если на то пошло. Чтобы воскресить Виктора Пертринкова из мертвых, нужно было что-то грандиозное, экстравагантное.
Что за хрень? Что на самом деле за хрень?
Виктор был воплощением дьявола. Парень был ужасен, и вы видели его только тогда, когда вы или кто-то, кого вы знали, собирались умереть.
Вот почему я был припаркован возле дома Амелии. Я пробыл здесь около часа и собирался остаться здесь, чтобы понаблюдать.
Появление Виктора было предупреждением. Это означало, что он давал вам шанс, но не из сострадания. Это было частью его игры.
Он не просто убивал людей — ему нужно было перейти на следующий уровень и сначала каким-то образом изувечить их, мучая их самым худшим из возможных способов, пока они не умоляли о смерти, и ему было все равно, кто это был, мужчина, женщина или ребенок.
Я не понаслышке знал, на что способен Виктор, я сам видел это пятью годами ранее, когда он убил Генри и его семью.
Прошло семь лет с тех пор, как я в последний раз видел Виктора, и ночь, когда он убил Генри и его семью, была той ночью, когда я думал, что убил его.
Генри был так же близок со мной, как и Морис, может быть, даже ближе. Когда он женился и у него родились дети, он попросил меня стать их крестным отцом. Вот как мы были близки. Я был частью красивой семьи, которую он создал.
Потом Виктор забрал их всех, вот так.
Мое сердце сжалось при воспоминании о большом, крутом парне, которого я прикончил, когда я вспомнил все, что произошло.
Как этот гребаный засранец мог быть жив? Как он выжил после взрыва, который должен был его убить?
Я разочарованно вздохнул. Нет смысла становиться мягче сейчас. У меня не было такой роскоши. Я должен был собраться. Я не мог позволить Виктору добраться до Амелии. Добраться до нее было не единственной причиной, по которой он был в Лос-Анджелесе. Он также хотел отомстить мне, и ему бы это понравилось.
Я имел несчастье видеть психотическую работу Виктора до Генри, а он имел пристрастие к поеданию человеческого мяса. Этот человек был каннибалом, а не той долбаной выдумкой, которую вы видели по телевизору. Он был настоящим и в миллион раз хуже, чем можно было представить.
Этот парень был вне мафии и принадлежал к отдельной категории.
Зло.
Чистое зло.
Его присутствие здесь подчеркивало личную природу всего, чем это было, а это означало, что у того, кто его нанял, была очень глубоко укоренившаяся личная вендетта.
Это была часть того, что я должен был выяснить — в чем заключалась личная вендетта?