Девушка из письма

– Кажется, у меня снова разыгралась мигрень. Напомни еще раз, где я должна сидеть, – попросила Китти свою ассистентку, а потом, крепко вцепившись в перила, стала осторожно спускаться в туфлях Диор, ощущая, как фирменная этикетка нового шифонового платья натирает шею. Поймав свое отражение в большом зеркале на стене у лестницы, она содрогнулась от отвращения. Остановиться на розовом ее уломала юная продавщица в бутике «Дженни Пекэм». Сама она прекрасно понимала, что уже стара для него, но позволила девице пустить в ход столь необходимую ей сейчас лесть и совсем потеряла голову. По контрасту с ней Рейчел выглядела демонстративно элегантной. Шествуя сейчас рядом с помощницей, Китти ощущала себя неуклюжей провинциальной тетушкой на чужой свадьбе.

– За столиком номер один. Как вы и просили, с вами будут сидеть Джон Питрес из рекламного отдела Би-би-си и Сара Хестон – глава департамента развития компании «Уорнер бразерс», – ответила Рейчел, стараясь не отставать от нее.

– Не помню, чтобы просила посадить меня рядом с Джоном. Он невыносимый зануда, – резко заметила Китти, заставив Рейчел нервно рыться в своих записях.

Зал был залит теплым светом от китайских фонариков и свечей. На белых льняных скатертях были расставлены многочисленные композиции из любимых цветов Китти – розовых пионов.

– А ты где сидишь, Рейчел? – спросил Макс, обратившись к девушке.

Щеки Рейчел вновь порозовели, когда она оторвала взгляд от плана рассадки гостей.

– Я? Даже не уверена, что мне вообще удастся поесть. По-моему, мне необходимо все время исполнять роль распорядительницы торжества, – ответила она, улыбнувшись Китти, которая даже не взглянула на нее.

– Чепуха. Наверняка для тебя найдется место за нашим столиком. Я мог бы представить тебя некоторым важным персонам, – заверил ее Макс.

Рейчел вновь принялась застенчиво играть со своей прической, когда по залу разнеслись звуки первых аплодисментов, постепенно перераставшие в оглушительную овацию. Здесь присутствовали все, кто помог Китти добиться признанного успеха: актеры, редакторы, продюсеры, агенты, журналисты, звезды спорта. Да, все пришли сегодня, но уже скоро они исчезнут из ее жизни, как и Макс, потеряв интерес к ней, как только она престанет быть для них полезна. Те же люди, которые прежде охотно пересекали залы ресторанов из одного конца в другой ради привилегии поговорить с ней, будут делать вид, что не замечают ее во время светских приемов. Или же возьмут за правило поспешно обрывать беседу с ней, чтобы привлечь к себе внимание новой, гораздо более молодой женщины, которая придет на смену Китти. Но при этом каждый будет считать себя порядочным человеком, поскольку вообще стал разговаривать с таким полным ничтожеством, чья слава безвозвратно канула в прошлое.

Китти улыбнулась и теперь сама обратилась к Рейчел:

– Не могла бы ты поехать ко мне домой и привезти темно-синее платье из бутика «Джагер» и туфли той же фирмы? Я хочу переодеться после окончания ужина.

Рейчел, заметно расстроившись, бросила мимолетный взгляд на Макса, а затем повернулась и направилась вдоль рядов столиков к выходу. Теперь ее щеки пылали от уязвленного самолюбия. Когда аплодисменты наконец стихли, Китти тихо откашлялась, прочищая горло.

– Спасибо всем, кто пришел сюда этим вечером. Но хочу выразить особую благодарность моей многострадальной команде за то, что терпели меня в течение пятнадцати последних сезонов: красавице и бесценной помощнице Рейчел, без которой я никак не смогла бы обойтись, и, конечно же, исполнительному продюсеру Максу Хестону, работавшему со мной буквально с первого дня.

Макс ответил ей на эти слова широченной улыбкой:

– Поосторожней с воспоминаниями, Кит. Я ведь все еще не забыл наши споры по поводу подкладок под плечи жакетов, которые ты так хотела заиметь, посмотрев «Династию».

Китти рассмеялась:

– Спасибо, что повеселил нас этим забавным моментом из прошлого, но главное – за устроенный тобой столь чудесный и совершенно не заслуженный мною ужин. Как знает почти каждый из вас, я никогда не стремилась оказаться в центре внимания, предпочитая оставаться всего лишь той, кто задает вопросы. Но могу сделать одно важное признание. С того момента, когда я увидела Джона Фримана, бравшего интервью у Гилберта Хардинга в программе «Лицом к лицу» 1960 года, я крепко попалась на крючок. Я наблюдала, как этот поистине великий человек, один из немногих комиков, способных заставить рассмеяться даже моего отца своей игрой в фильме «Что я могу сказать?», был доведен до слез. Его истинная сущность, которую он пытался прятать под маской всю его жизнь, стала видна всем. Мне едва исполнилось десять, но уже тогда я остро ощущала, как меня против воли заставляют играть несвойственную моему характеру роль. И вот в тот день, сидя перед черно-белым телевизором в гостиной родительского дома, я поняла, что такая проблема не только у меня, и это стало для меня истинным откровением.

Она посмотрела в зал, где все взгляды были устремлены на нее.

– Скрытые стороны человеческой натуры с тех пор всегда вызывали во мне жгучий интерес. Поскольку то, что мы видим на поверхности, очень редко совпадает с тем, что происходит у человека внутри, в глубине души. И потому я всегда старалась использовать телевидение, чтобы докопаться до правды. Немногие из нас сумели добиться «Оскара» или выиграть золотую олимпийскую медаль, но большинство, в той или иной степени, прошли через ту же борьбу, преодолели те же препятствия, как и наши кумиры. Настолько глубокие страдания, тяжелые препятствия, что они зажгли огонь в их сердцах, заставили сражаться в полном одиночестве, но добиться успеха.

Она взяла бокал шампанского с подноса стоявшего рядом официанта, который доброжелательно ей улыбнулся.

– Я хотела бы поднять этот бокал за всех, кто оказался достаточно смел, чтобы снять с себя маску и поделиться со всеми своей болью. Я бесконечно горда за всех гостей своего шоу, которые показали себя с новой стороны и сумели задеть зрителей за живое, – напомню, что некоторые из вас помогли Би-би-си добиться самых высоких рейтингов в истории телекомпании. Я, конечно же, опечалена тем, что вынуждена сама сойти со столь высокого пьедестала, но поняла: так будет лучше, чем дожидаться момента, когда меня заставят это сделать.

– Этого бы не произошло никогда! – донесся выкрик откуда-то из глубины зала, и Китти вновь чуть заметно улыбнулась.

– Дочь полицейского, выросшая в окрестностях Брайтона, я, разумеется, и не мечтала оказаться однажды в обществе столь потрясающих людей, как вы. Спасибо еще раз, что пришли. А теперь, пожалуйста, ешьте, пейте и совершайте самые сумасбродные поступки.

Когда стихла новая волна аплодисментов, Китти повернулась, чтобы пройти к своему столику, но задержалась, услышав, как кто-то постучал ножом по бокалу. Это был Макс, поднимаясь и одаривая аудиторию своей самой обаятельной и теплой улыбкой.

– Я познакомился с Китти, когда был еще относительным новичком в телевизионном бизнесе, только что получившим повышение на должность продюсера Би-би-си, молодым и чертовски привлекательным парнем, если память мне не изменяет.

– Можно подумать, ты даже не догадывался о своих мужских достоинствах! – откликнулась на это Китти, вынудив Макса слегка нахмуриться.

– Сейчас мне не дадут соврать все те, кто хорошо знает Китти: она всегда обладала непостижимой и совершенно обезоруживавшей способностью убедить тебя, что любое ее желание полностью совпадает с твоими личными интересами. Помню, в 1985 году один из моих коллег в отделе развлекательных программ спросил, не хотел бы я взять на работу в качестве своей помощницы девушку, писавшую ему письма каждый день и почти сводившую его этим с ума.

Смех пробежал по залу, прежде чем Макс продолжил:

– Мне в то время как раз была нужна журналистка для сбора фактов к шоу «Паркинсон», и я согласился. На следующий день на студии появилась эта темноволосая и темноглазая, невероятно умная девица и сразу активно взялась за дело.