Девушка из письма

– И вы воспользовались ключом? – все так же тихо спросил Ричард.

Китти повернулась и посмотрела на него. Он в очередной раз не выдержал ее прямого взгляда, отвел глаза в сторону, а его дрожащая рука потянулась за стаканом с водой.

– Отец Бенджамин заявил, что она умерла. Но, быть может, она была еще жива, а священник нам солгал? Я обязана была вернуться, я могла спасти ее.

– С тех пор вы когда-нибудь возвращались в приют Святой Маргариты, Китти? – Плечи Ричарда поникли еще ниже, а слова давались ему с трудом.

Она же медленно помотала головой.

– Вы думаете, ключ по-прежнему спрятан там же? Наверное, считаете, что именно это внушает вам ваш сон?

Китти до сих пор помнила пугающую темноту ночи, посреди которой она тогда оказалась. Черную дыру, поглотившую ее, наполненную криками филинов на деревьях, шуршанием таинственных тварей в траве. Пока она бежала, спотыкаясь и падая во мраке, холод начал представляться ей в образе человека, пытавшегося тащить ее назад, замедляя ее бег, стремясь сделать своей пленницей. Она почти перестала ощущать свое лицо и руки. Она вспомнила отца. Это он закутал ее в пальто, оставшееся теперь на Эльвире, застегнул пуговицы, улыбался, помогая надеть на голову шляпку.

– Мне казалось, я хорошо помнила путь обратно к церкви и к дороге. Надеялась, что отец уже разыскивает меня. Но было так темно. Я почти ничего не могла разглядеть. Мною завладел безумный страх. Мне пришлось долго искать выход к дороге. Голова кружилась. Я то и дело падала. Промерзла, насквозь промокла и испытывала непередаваемый ужас. Мне ведь было всего восемь лет. Я попыталась вернуться к Эльвире, но сбилась с пути. И тогда я сделала то, чего она умоляла меня не делать ни в коем случае. Я стала кричать и звать хоть кого-то на помощь.

Китти посмотрела на свою руку, на палец, где из крошечного заусенца показалась капелька крови. Обводя кончик пальца красным кровавым кружком, она снова слышала звяканье вилок по тарелкам, видела своего отца, стоявшего у окна кухни их маленького и неотапливаемого дома. Она пристально наблюдала за ним, замечая, как он то и дело отдергивает тюль, чтобы посмотреть на заросшую сорняками дорожку, которая вела к входной двери. Она снова ощущала во рту вкус дешевого и слишком жирного мяса. Сердобольная соседка приготовила для них двоих жаркое, чтобы покормить, пока мама все еще лежала в больнице. Китти и саму всего несколько дней назад выписали из клиники после того, как ее полумертвой нашли в придорожной канаве, куда она свалилась в попытке позвать помощь для сестры. Сестры-близняшки, о чьем существовании она даже не подозревала всего двумя неделями раньше.

«Ешь поскорее, Китти, уже поздно». – Отец почти сразу забрал у нее тарелку и вывалил остатки пищи в мусорное ведро. Китти взглянула на часы: без десяти семь. Больше часа до того времени, когда ей обычно положено было ложиться спать.

«Что такое, папа?» – почти испуганным шепотом спросила она.

«Хватит лишних вопросов, Китти, – резко сказал отец. – Тебе пора в постель».

Он почти силком заставил ее подняться в спальню, переодеться в ночную рубашку, затем выключил свет и ушел, даже не поинтересовавшись, не нужно ли ей сначала посетить туалет, расположенный во дворе. Она слышала, как он наводит порядок, звяканье тарелок друг о друга, звон ножей, вилок и ложек, укладываемых в ящик кухонного стола. Внезапно донесся стук во входную дверь дома.

Она сначала села в кровати, затем спустила ноги на холодный дощатый пол и прокралась к скрипучей двери своей спальни. Очень осторожно она приоткрыла дверь так широко, насколько осмелилась, чтобы ей стал виден отец Бенджамин, топтавшийся на выцветшем синем коврике в их прихожей.

«Заходите, святой отец».

Китти успела лишь заметить, как двое мужчин направились в гостиную и скрылись в ней.

– Вы знаете, каким образом ваша сестра угодила в приют Святой Маргариты? – спросил Ричард, возвращая мысли Китти из прошлого в настоящее.

– Моя мама проболела почти всю жизнь, страдая от почечной недостаточности, и, как я предполагаю, отец находил утешение в объятиях другой женщины. Насколько я могу догадываться, мы обе родились в стенах Святой Маргариты, а наша биологическая мать умерла во время родов. – Китти закрыла глаза и сильно потерла веки. – А потом, по неведомой причине, отец забрал из приюта домой только меня одну.

Ричард откашлялся, прочищая горло.

– Вас не злило то, что он предпочел бросить Эльвиру в приюте?

Китти посмотрела на него.

– Сомневаюсь, чтобы мама дала ему возможность поступить иначе, и потому поставила перед жестоким выбором.

Ричард сделал паузу, прежде чем продолжить.

– Возможно, так и было, но мне хочется убедиться, что вы сами сумели разобраться в своих чувствах к своему отцу после того, что произошло. Вы рассказали о его романе на стороне и о том, что та женщина – ваша биологическая мать – вероятно, умерла при родах. Ваш отец забрал домой только вас, но вы при этом, насколько я понимаю, не испытываете к нему неприязни и не склонны винить его в том, как сложилась судьба Эльвиры.

Китти уставилась на него с некоторым недоумением.

– Моя мама была очень больна и слаба. И отец никак не справился бы один с воспитанием близнецов. Он рассчитывал, что Эльвиру удочерят и ее жизнь сложится счастливо.

– Но почему, как вы думаете, он выбрал вас? – спросил Ричард. – Ведь очевидно, что это решение стало трагическим для жизни Эльвиры, хотя и для вас, спустя какое-то время, оно стало во многих отношениях крайне тяжелым. Какое бремя выпало вам нести на протяжении всей жизни! Но ведь это не ваша вина, Китти.

– Потому что во всем виноват мой отец. Это вы подразумеваете.

Она посмотрела в зеркало на свое отражение и протянула руку, чтобы кончиками пальцев мягко прикоснуться к нему. Она по-прежнему могла слышать голос отца, доносившийся сквозь дверь гостиной тогда, много лет назад.

«Но ведь это мой ребенок, святой отец. Я имел право знать, что ее вернули в приют Святой Маргариты».

Рука Китти сильно дрожала, скользя по перилам, пока она на цыпочках спускалась вниз, стараясь не скрипеть старыми досками лестницы, вызвав нежелательный шум. Когда она оказалась в прихожей, ее сердце до боли колотилось в груди. Зато теперь голоса мужчин звучали для нее отчетливо, словно она находилась в одной комнате с ними.

«При всем уважении к вам, Джордж, должен напомнить, что вы отказались от всех прав на Эльвиру сразу после ее рождения».

Отец Бенджамин говорил спокойно и рассудительно, словно читал очередную проповедь в церкви.

«Я полагал, что ее удочерили, что она попала в семью, где ее окружили заботой и любовью».

Отец, напротив, говорил с напряжением, постоянно глубоко вздыхая. Китти представляла, как он расхаживает по комнате, а священник сидит и наблюдает за ним.

«Так все и было на протяжении первых шести лет ее жизни», – подтвердил отец Бенджамин.

«А что же произошло потом?» – Джордж, уже немного сердито, перешел на повышенный тон.

«Подробности мне не известны, но приемной семье пришлось с ней нелегко. Они отзывались о ней как о неуравновешенном и трудно поддающемся воспитанию ребенке».

До Китти донесся кашель отца Бенджамина. Но она все равно представляла его сидевшим в непринужденной позе, забросив ногу на ногу и прихлебывая предложенный хозяином напиток.

«Пусть так, но ведь нельзя вернуть ребенка, как возвращают подарки, которые вам не подошли или не понравились».

Джордж снова принялся мерить комнату шагами. Китти поняла это по изменившемуся тембру его голоса, и доски пола стали чуть заметно подрагивать.

«Сплошь и рядом случается, что супружеские пары, считавшие себя прежде бесплодными, рожают собственного ребенка уже после усыновления. Эльвире оказалось очень сложно привыкнуть к появлению в доме младенца. По словам родителей, они несколько раз ловили ее на попытке причинить малышу вред».

В гостиной воцарилась тишина. Китти испугалась, что они в любой момент могут выйти в прихожую, и бросилась вверх по лестнице.