Лето. Отпуск. Море

– А меня Ассоль, – отрезала эта начитанная язва. Опять нацепила на нос чёрные очки и вытянулась на шезлонге, потеряв ко мне всякий интерес. Но я на этом не успокоился: оглядел пляж в поисках следующей жертвы, и мужчина в бутафорской капитанской фуражке, уныло ковыряющий ногой гальку в полосе прибоя, показался мне подходящей кандидатурой. На мой вопрос «что Вы видит вон там?» (где именно, я для верности показал рукой), он ответил исчерпывающе просто: «Ничего я там не вижу». Ещё одна женщина, подвергшаяся опросу, ответила примерно так же. Больше экспериментировать я не рискнул, дабы не прослыть городским сумасшедшим, который пристаёт к отдыхающим на пляже.

Пообедал здесь же, возле пляжа. Недорогой комплексный обед: холодный борщ (очень вкусный), пюре с котлетами и компот. Вкус компота показался мне странным, и я не стал рисковать. Недалеко от столовой нашёл кофейню, где мне приготовили чашку неплохого «американо»: сидел под разноцветным зонтиком, пил кофе и, задумчиво покуривая, разглядывал плывущий в мареве авианосец. Озорной морской бриз ворошил мне волосы и заигрывал с пачкой сигарет, лежавшей передо мной на столике, пытаясь спихнуть её на пол. Бело-розовая набережная, белоснежный парапет, выполненный в стиле «а-ля Советский Союз», сквозь который пронзительно голубело море, – всё располагало к неге и отдыху, но в сердце у меня сидела заноза. Маленькая такая. Как авианосец на горизонте.

По дороге к дому, моё внимание привлёк фотограф, рельефом мускулатуры он не уступал даже нашему Коню. Явно местный парень, с бейджиком на груди, предлагал сфотографироваться всем желающим с белым попугаем, который понуро сидел у него на могучем плече. На бейджике было просто написано «Костя». Лицо у Кости было хорошее, открытое, без этого южного выпендрёжа и нагловатого оценивающего прищура. Я подошёл поближе и вступил в переговоры с подругой мастера (по бейджику – Жанной): что, по чём и как быстро. Оказалось, что цена весьма демократична, и единственный вопрос, который мне задали, звучал так: «Вас только с попугаем или по полной программе?» Мне стало любопытно, и я выразил свою заинтересованность именно полной программой. Тогда на меня надели зелёный камзол, на левый глаз натянули чёрную повязку, на голову – чёрную же треуголку, сунули под мышку костыль и посадили на плечо попугая. Вот в таком лихом виде меня несколько раз сфотографировали с разных ракурсов цифровой камерой и тут же скинули фотографии мне на телефон. Скорость, с которой всё это было проделано, настолько потрясла меня, что я даже отважился на чаевые, за что и был награждён карточкой постоянного клиента (50% скидка на все следующие фотографии). Фотографии я отослал своим друзьям (которые прилетят завтра) как вещественное доказательство того, что я здесь делом занят, а не просто так. Отец Иваныч показал в ответ большой палец, перевёрнутый вниз; Конь ответил радостной улыбкой; а Доктор прислал СМС с вопросом: «С тобой всё в порядке?»

2

Мы когда-то учились в одной школе: я, Игорь и Вовка. После школы я поступил в пед, Вовка – в мед, а Игорь и так был самый умный: он пошёл в армию, остался на сверхсрочную, дослужился до старшего прапорщика и, ещё относительно молодым, вышел на пенсию. Фамилия у Игоря была Трояновский, и кличку свою – Конь Троянский – он получил не только из-за фамилии, но и за любовь к футбольному клубу ЦСКА и сапогам «казак». Купив новые «казаки», Конь тут же самостоятельно присобачивал на них титановые подковы, потому что в «казаках» в первую очередь снашиваются каблуки, а ходил он в них и зимой и летом. Мне вот интересно: он и сюда в казаках прилетит?

Я, после окончания института, ни одного дня не отработал по специальности, а сразу же ушёл в квартирные брокеры, чем и зарабатывал на жизнь по сей день.

А вот Вовка Белов (здесь нет сомнений – только Белый), после окончания своего меда по специальности «наркология», превратился в Белого Доктора. Трудился в районном диспансере и оказывал посильную помощь местным алкоголикам и наркоманам. Он-то и привёл в нашу компанию ещё одного человека.

Это был Сергей Иванович. Он был старше нас на 15 лет, и, само собой, получил кличку Отец Иваныч. Иваныч страдал от застарелого алкоголизма и обратился за подмогой к нашему Доктору. Тот тоже был не дурак выпить и, после совместного распития литра водки и беседы по душам, спровадил Иваныча к Анонимным Алкоголикам. Белый Доктор был честным человеком и никогда не вводил людей в заблуждение по поводу возможности излечения от алкоголизма. Он всегда говорил своим клиентам правду – алкоголизм, как и наркомания, не лечится. Но есть вариант – сообщество АА. И, в случае с Иванычем, это сработало на 100% – он стал ходить на собрания АА, ну очень постепенно стал пить меньше, а потом и вовсе «завязал». Но рецидивы, как по секрету сообщил мне Доктор, всё-таки возможны.

Нельзя сказать, что мы дружили семьями. У меня и у Доктора были и жёны, и дети, а вот Отец Иваныч женат не был никогда. Я думаю, что именно это обстоятельство и держало Иваныча в нашей компании – одиночество. Мы были его семьёй: самыми близкими и друзьями, и детьми. Одиночество и сблизило их с Конём. Конь развёлся давным-давно. Жена Коня ушла от него очень быстро, как только поняла, что толку от такого мужа нет никакого. Конь подолгу где-то воевал, а когда возвращался домой, то его накрывал «отходняк» после хорошо проделанной работы. И тогда он беззастенчиво использовал Доктора: и как собутыльника, и как психотерапевта…

…По трансляции объявили, что самолёт совершил посадку, встречающих просят пройти, и я прошёл, чтобы обнять своих друзей. Они тесной группой двигались мне навстречу, а по бокам их сопровождали полицейские. Конь и Доктор с двух сторон крепко поддерживали под руки Иваныча, который, судя по всему, был мертвецки пьян. Ноги Иваныч переставлял самостоятельно, но глаза его были закрыты – то есть, он спал на ходу и даже периодически всхрапывал. Доктор с Конём довели Иваныча до ближайшего дивана, и с облегчением сбросили груз ответственности за это тело. Побросали в кучу сумки, пожали руки полицейским и хором сказали мне: «Здоро̀во!» Я посмотрел на ноги Коня – Конь был в казаках.

– А как его в самолёт пустили в таком виде? – спросил я.

– А это он уже в самолёте привёл себя в порядок, – зло ответил мне Конь.

– Так, вроде бы, сейчас в самолётах не подают, – я пытался до конца разъяснить совершенно невероятную ситуацию. – Или я чего-то не знаю?

– А у него с собой было, – сразил меня наповал Конь.

Оказывается, примерно через два часа полёта, Отец пошёл в туалет и пропал. Ещё через час обеспокоенный Конь разбудил Доктора, спящего сном невинного младенца, и они пошли к бортпроводнику. Тот «вездеходом» открыл дверь в туалет, где они и нашли потеряшку. Отец Иваныч мирно спал, сидя на унитазе, нежно прижимая лапами к груди пустую фляжку 0,7 литра из-под Chivas Regal. Доктор с Конём раздали около 300 долларов членам экипажа, чтобы замять скандал, и столько же принимающей стороне по прилёту.

– А как он на борт это пронёс? – продолжал я допрос.

– Вот и я хотел бы знать – как? – задумчиво ответил мне Доктор.

Я посмотрел на спящего кудесника. Выглядел Сергей Иванович потрясающе: на правой руке золотые часы невероятного размера, на толстых пальцах левой руки – две огромные золотые «гайки» и золотая цепь на шее, толщиной больше напоминающая собачий ошейник. Мокрая насквозь рубашка выбилась из штанов и едва прикрывала потное пузо.

– Ну, что? – спросил я, восхищённый результатами осмотра. – Давайте грузить? – И пошёл ловить такси…

Когда мы затащили грузное тело Иваныча через узкую калитку в дворик, Ануш только руками всплеснула, а коты дружно брызнули из-под стола в разные стороны. На шум прибежал Артур и стал руководить дальнейшей транспортировкой, сопровождая это командами «левее», «правее» и, наконец-то, после подъёма на второй этаж, «здесь бросайте». Потом Артур ушёл, а Доктор достал из своей сумки металлический несессер, покопался в многочисленных ампулах и выбрал одну. Сломал ей головку, с хрустом надорвал упаковку шприца и стал набирать в шприц прозрачную жидкость.