Страница 20 из 24
— И так хороши! Все равно неизвестно, когда за них деньги заплатят. Я вот вывеску купцу нарисую и сразу богаче тебя, мастер, стану.
— Гриня, да ведь это книга…
— Книга, книга… Видать, с труда праведного не наживешь дома каменного… Надо и о себе подумать. Один раз живем, мастер…
Обдумав все, Федоров решил заключить с Гринем соглашение: помощник имеет право свободно заниматься на стороне малярными, столярными и другими ремеслами, но никому никогда не имеет права, кроме как для печатника Федорова, вырезать буквы и готовить шрифты.
Подписи под соглашением стали подписями о прекращении дружеских отношений. Видимо, опять ошибся он, старый мечтатель, желая увидеть в Грине наследника и продолжателя своего дела. Один, снова один…
Конечно, князь скуповат и не очень охотно дает деньги. По его разумению, можно вполне пользоваться шрифтом, отлитым еще во Львове, и вовсе ни к чему тратить золотые на новый шрифт. А своих денег на отливку нового шрифта у него, Федорова, нет.
Выход он все же придумал: заложить свою Львовскую типографию ростовщику Якубовичу, на полученные деньги купить бумагу. Напечатать «Азбуку», немного дополнив и расширив по сравнению со Львовской. Шрифт он возьмет свой старый, от первой «Азбуки», а мелкий греческий — из того, что уже частично приготовил для будущего издания Библии.
Книжка эта понадобится для учеников славянской школы, которую князь открыл в Остроге. Во имя будущей работы, чтобы угодить ясновельможному пану, на обороте первой страницы он специально напечатает герб князей Острожских.
И печатник начинает спешить с исполнением своего плана. Он даже поручает набирать текст ученикам. Только бы быстрее, быстрее… Наконец 18 июня 1578 года новое издание книги, именуемой по-гречески «Альфа вита», а по-русски «Аз буки первого ради научения детьского», готово.
На обороте титульного листа — в раме из аканта щит с гербом князя Острожского: в левом нижнем поле — стрела с полукружием на конце, полумесяц и шестиконечная звезда; в верхнем левом поле — Георгий Победоносец; в верхнем правом — всадник с обнаженной саблей; в нижнем правом — стрела с поперечиной и полукружием на конце. Над щитом — рыцарский шлем с опущенным забралом.
На последних страницах Федоров добавил: «Сказание» о том, как Кирилл Философ впервые составил славянскую азбуку и первым перевел греческие книги на славянский язык. Рукопись этого сказания подарили ему на прощанье монахи Рильского монастыря. И, набирая «Сказание», Федоров вновь и вновь припоминал черные южные ночи, неумолчное рокотание горной речки и долгие ночные беседы…
Князь был доволен. Как же, он — покровитель науки и искусства. И посему милостиво дал денег на отливку нового шрифта. План удался. Только вот собственная печатня Федорова во Львове по-прежнему осталась в залоге. А когда удастся ее выкупить, пока неизвестно.
К весне 1579 года трудившиеся у князя ученые, или, как он их называл, Академия, торжественно объявили, что закончили исправление одной из важнейших частей Библии — Нового завета. И теперь Федоров, не дожидаясь другой части — Ветхого завета, может приступить к печатанию.
…День за днем надсадно скрипят винты на типографских станах. Еще не просохшие, отпечатанные листы повисают для просушки на веревках, протянутых в самой теплой комнате. Постепенно растет стопа готовых листов.
Приходит день, когда ученики и помощники, прекратив работу, обступают мастера. А он, молчаливый и торжественный, берет заранее приготовленную самшитовую дощечку с вырезанным на ней личным типографским знаком и кладет ее внутрь рамы с набранными строчками. Затем бережно обкладывает, обжимает ее со всех сторон дубовыми брусочками, чтобы, не дай бог, знак не выпал, не сдвинулся. Мастер ставит поверх знака «Иоанн Федорович», а под ним: «Печатник из Москвы». Теперь форма готова. Можно печатать последний лист новой книги.
Заглавие книги напечатано в узорной черной рамке. На обороте — герб князя Константина Острожского. А далее идет небольшое предисловие печатника, обращенное к близким ему простым людям. Слова в своем предисловии он выбирает понятные каждому. Новую книгу он сам называет «первым овощем от дому печатного острожского», а о работе своей, говорит как о «желаемом бытийском деле», созданном в «наслаждение всему народу русскому».
Впервые после напряженной работы Федорову захотелось тихо посидеть у окна и, ни о чем не думая, смотреть, как посредине улицы ребятишки лепят из грязи пирожки. Или уйти далеко-далеко в лес, вдыхать запах сырой земли и долго слушать, как шелестит листва, как где-то совсем рядом тукает дятел.
Устал он. Очень устал. Даже спать в последнее время стал плохо И в бороде седых волос все прибавляется. Видать, подкрадывается старость. Время, когда еще так много хочется сделать, но уже нет сил…
Титульный лист Острожской Библии 1581 года.
Назавтра, превозмогая желание расслабиться, передохнуть, Иван Федоров, подгоняя Гриня Ивановича, после размолвки он называет его только так, начинает работу над Библией. Благо, весь выверенный текст уже готов.
12 августа 1581 года наконец отпечатан и переплетен огромный том в 1256 страниц. Текст размещен в две колонки. Шесть различных шрифтов использовал Федоров в книге. Единственно, что взял из старых запасов, — гравюру нарядной рамки московского «Апостола». Только тогда внутри рамки помещалось изображение пишущего Луки, а теперь — заглавие книги.
Открывают книгу сразу два предисловия. Первое — от имени Константина Острожского — напечатано по-русски и по-гречески. Второе предисловие написано в стихах Германом Даниловичем. Это первые известные нам напечатанные русские стихи. Они еще очень слабые. Попросту говоря — рифмованные строчки. Да и в самой книге именуются они «двострочным согласием». Но и слабые стихи, и высокопарное княжеское вступление подчеркивают одну главную идею: тесную связь украинцев с Москвой в борьбе против ополячивания.
Первое время после окончания печатания Библии Федоров жил в каком-то странном состоянии. Все окружающее существовало вроде бы само по себе, а он сам по себе. Где-то там, в другом, непонятном сейчас для Федорова мире, двигались, трудились, торговали, ссорились и мирились люди. Уносились на заход солнца гонцы из княжеского замка, пылили по улицам Острога тяжелые, неведомо откуда прибывшие кареты, а он ничего не замечал. Он думал о том, что завершена большая и очень важная работа, а впереди новые, не менее важные. И надо уже сейчас, не теряя дорогого времени, начинать готовиться к ним и в первую очередь к изданию грамматики русского языка…
Но почему же он, Иван Федоров, вольный человек и опытный мастер, у которого даже своя собственная печатня была, должен трудиться как холоп ясновельможного пана, выполнять его капризы и повеления? Хватит. Он вернется во Львов. Выкупит свою типографию, ведь князь должен заплатить ему за работу. И снова начнет жить, как сам считает справедливым…
Назавтра князь готовился к охоте, и печатнику пришлось долго ждать внизу вместе с псарями и егерями. Конюхи с трудом удерживали оседланных коней, собаки рвались на сворках, когда наконец появился со своими гостями князь. И судя по одежде, по услышанным Иваном словам, к князю приехали служители католической церкви из Италии. Это было так неожиданно, что Федоров поначалу даже засомневался: стоит ли вести разговор сегодня? Но князь уже увидел Федорова и нахмурился:
— С чем пожаловал, мастер?
— Хочу во Львов вернуться, князь. Службу тебе честно отслужил, пора теперь к сыну, к дому…
Князь слушал молча, поглаживая любимую борзую.
— Ну что ж! Удерживать не стану… Езжай… Может, еще свидимся… — и шагнул на крыльцо к поджидавшей свите.
Через день управляющий князя Острожского передал Федорову повеление ясновельможного пана: «Печатнику из Москвы Ивану получить в уплату его работы четыре сотни книг Библий…»