Страница 2 из 11
– Мое положение незавидно, однако! – Заявляла она, сидя в одном пеньюаре на краю кровати. – Я словно продажная девчонка, которая оказывает тебе услугу. Ты держишь меня как пса на поводке и не подпускаешь ближе.
– Что за глупости ты говоришь, родная? Я же только с тобой. Я ценю тебя выше других.
– Ха! Ты вообще ничего не ценишь в этой жизни. Ничего и никого. Ты только терзаешь меня бесконечно. Я ни на кого более не могу смотреть. Ни о чем-то думать, ни чем-то заниматься – везде только ты!
– Что ты прикажешь? – Процедил он, закурив.
– Отпусти меня. Отпусти, если я не способна сотворить твое счастье.
Он посмотрел на эту прелестную фигуру, словно высеченную из мрамора, на эти серые глаза, отливавшие то зеленью, то синевой, то вовсе золотом, на эти золотистые пышные локоны, на манящие розовые губы… Столько чувства выражал ее взгляд, ее поза, но он ничего не понял и проронил лишь:
– Ты чертовски красивая. Вот же злодейка! Как ты смеешь быть такой красивой? Я не хочу, чтобы чужой взгляд касался тебя.
Очень долго тянулись дни, полные неясности. Она прекращала писать ему, пыталась забыться в обществе других молодых людей, но ничего не помогало – он словно въелся в ее сознание, в ее душу. Однако настал момент, и Черников все же решился на серьезный шаг. Как? Как такой человек сумел перебороть себя? Он позвал Ирину на разговор под предлогом того, что ему необходимо ее увидеть для своего душевного покоя, она нужна ему как друг в данную минуту, как утешитель, как родная душа, находившаяся всегда подле него. Они встретились в беседке, овеянной кустарниками дикой розы, и он произнес важные слова. Она, разумеется, согласилась отныне принадлежать лишь ему.
С самого начала все было странно… И то, как он наспех сообщил близким о помолвке, и знакомство с семьей Астаховых, да и подготовка к свадьбе шла непомерно ускорено. Пара рассчитывала обвенчаться в августе, через месяц после помолвки. Но венчанию, как догадался читатель, не суждено было состояться: за несколько дней до ключевого события, жених сообщил невесте, что не может пойти на это. Страшно представить состояние брошенной женщины, которая совсем недавно стояла на пороге счастливой жизни, в которой она могла чувствовать себя любимой, защищенной и дарить свою любовь.
– Я слишком поздно это осознал… Я не создан для брака. Я причинил тебе боль, и это убивает меня. Но я не могу тебе врать. Не могу надеть оковы на твои тонкие ножки. Это выше моих сил. Может, я глупец, но это я. Я останусь глупцом, но честным перед тобой и Богом.
Везде сплошное «Я». А что можно требовать от человека, поистине любившего всегда только себя? Славно, что они не женились ни в первый, ни в последний раз. Выяснилось, что Михаил променял счастье с заботливой, интеллектуально развитой и бесконечно любящей его женщиной на легкодумную связь с юной танцовщицей, которой мы даже не будем приписывать характеристики. Эта связь оказалась прочнее, и через месяц юная танцовщица уже перевезла свои бальные юбки в комнаты Черникова. Что происходило с Ириной, брошенной, униженной, раздавленной, при этом знавшей все подробности дальнейшей личной жизни сбежавшего жениха, не трудно представить. Она погрузилась в учения: много занималась различного профиля науками, читала без разбора, совершенствовала свои навыки в стихосложении, музыке и рисовании. Как ни странно, занятые самосовершенствованием будни залатали ее разбитое сердце. Она слышала новости о Михаиле, разносившиеся по Москве, к тому же он был хорошим знакомым ее брата, но эти новости более ее не трогали, они остались лишь отзвуком в ее глухом, опустошенном сердце. К слову, пришлось немало похлопотать, чтобы отмена свадьбы не приняла огласки. Тем не менее, сплетни подобны песку, просачивающемуся сквозь пальцы, и, конечно, многие знали о случившемся. Александр Астахов, глава семьи и человек влиятельный, слишком любил свою дочь, чтобы уличать ее в чем-либо. Он платил бешенные деньги за ее образование, не отказывал ей в роскошных апартаментах и нарядах, отправил с супругой на лечение горным воздухом в Швейцарию. Черникова он возненавидел всем сердцем и всеми возможными путями пытался уничтожить его. Он пользовался связями, средствами, пока однажды Ирина не прознала про это и не заявилась к отцу с просьбой:
– Он не стоит того, чтобы думать о нем. Господь видит и знает все. Жизнь еще выпустит когти. Прошу, оставь его, это все нужно позабыть. Ради меня, ради моего спасения.
И все было забыто… До поры, до времени, разумеется. До той поры, пока Ирина одним осенним днем не получила от него письмо. Он любил появляться из ниоткуда и уходить в никуда, посему она не удивилась, но дрожь на мгновение объяла ее. По началу, Ирина не хотела отвечать на его послания, но Черников не отступал и стал делать это настойчивее. В последнем письме он написал:
«Если я ничем не могу искупить свою вину – скажи, чтобы я умер, и я умру. Я не хочу ничего от тебя, только прощения. Только слова о твоем благополучии. Я не буду тебя более тревожить, но скажи, что ты счастлива, молю, и я исчезну навеки.»
Как любим мы наступать на те же грабли! Как любим угождать в знакомые капканы, которые уже ловили нас неоднократно! Ирина сжалилась над ним и написала. Написала дружеское, легкое послание о том, что у нее все в порядке, и что она сполна прощает ему все его прегрешения. Она и вправду за этот год с небольшим стала более хладнокровной, более расчетливой, она остыла. К нему она испытывала только жалость, а жалость, как известно, худшее, что может чувствовать человек по отношению к другому человеку. Они возобновили дружескую переписку, в которой делились и личными переживаниями, и бытовыми новостями, и даже любовными похождениями. Общение их было столь легкое и доверительное, что Ирина окончательно успокоилась. Однако мысли об их воссоединении, все же, рождались в ее сознании несмотря на то, что это было уже невозможно. Черников действительно ценил ее выше всех, доверял ей больше, чем кому-либо, только она могла найти нужные слова для его успокоения, только она понимала его настроение, его тревоги, его мысли. Разумеется, он не планировал ее отпускать, она была больше чем просто дорога ему.
Время тянулось, Ирина симпатизировала многим молодым людям, к Михаилу обращалась за советами и помощью, он поддерживал ее и постоянно повторял, «что она достойна лучшего». Так продолжалось достаточно долго, но однажды кое-что, или проще сказать «все» изменилось. Все началось зимой текущего года. Их переписки стали более теплыми, более душевными, у обоих в сердцах закралось глубочайшее сомнение в невозможности возобновить все, что они не сумели сберечь. Он говорил ей о том, что его отношения с танцовщицей не ладятся, что он холодеет к ней, Ирина же в душе радовалась этому факту, хотя и советовала ему не рубить с плеча и подождать, когда все образуется. Весной им довелось встретиться. Он прибыл к Ирине тайно и излил все свои чувства. Ее сердце, как не сложно догадаться, не выдержало – в конце концов, лишь его одного она любила все эти долгие пять лет, и в тайне ждала его. Они говорили о самом важном, плакали, топили боль дней друг без друга в нежных объятьях. Михаил оставил «юную танцовщицу» и был готов жениться на Ирине. Он направился прямиком к ее отцу. Бог знает, как он уцелел, а еще более любопытно, как он убедил того в своей любви к его дочери и выудил разрешение на их помолвку. Он стал приходить чаще, и они с Астаховым часами сидели в кабинете за крепкими напитками, сигарами и серьезными разговорами. После недели уговоров, за которыми последовало сближение двух главных мужчин в жизни Ирины, обручение состоялось. Михаил купил невесте апартаменты в центре города, где она могла жить до помолвки; нанял прислугу, но горничную Ирина предпочла свою. Квартира была достаточно большой и более чем комфортабельной: две спальни, гостиная, две комнаты для прислуги, столовая, кухня. Черников говорил ей вновь о том, что она единственная нужна ему, о том, что только ее он всегда видел с собой и т.д. и т.п. Прелесть, не так ли? Хотелось бы мне написать, что они обвенчались, что любовь их прошла через все препятствия и никогда не угасла более, что жизнь их была безоблачна, словно амуры парили над ними и разгоняли тучи… Но, увы, так не бывает, и это к добру.