Сандулеак 69-202

*****

Короткий звонок отвлёк степенного мужчину от мрачных раздумий о том, как несправедливо сложилась его судьба.

–– Входите, – позвал он и пошёл к двери, одёргивая при этом свой элегантный пиджак.

Дверь бесшумно вдвинулась в серую стену. В кабинет вошёл посетитель и слегка, но почтительно поклонился, пока дверь за ним закрывалась. Степенный мужчина в шёлковом костюме усмехнулся про себя. Он-то всё ещё имел почти все свои волосы, пусть бо́льшей частью уже седые. А вот на голове его посетителя, который был намного моложе его, торчали лишь редкие, тонкие, короткие волосинки. Но зато посетитель был одет в комбинезон Общества Знающих. Он не имел власти, он был учёным, и хотя часто строптивым, иногда всё-таки довольно полезным.

–– Добрый вечер, судья, – поприветствовал вошедший хозяина, вежливо улыбаясь.

–– Дариос Орликон, – сухо откликнулся степенный мужчина.

Он коротким приглашающим жестом показал в сторону своего письменного стола. Дариос выразил свою благодарность коротким кивком головы и целеустремлённо пошёл вперёд. Судья раздражённо посмотрел ему в спину. Втайне он завидовал Орликону. До появления гулей этот парень был малозначимым учёным, но спустя лишь год после экспансии Монтуракского Вируса он стал Председателем Общества Знающих, после того, как его предшественник скоропостижно умер от загадочного паралича. Орликон был самым юным учёным, когда-либо занимавшим этот пост, но совершил то, о чём так мечтал – он спас человечество. То есть его ничтожный остаток. Без согласия машин из этого ничего бы конечно не вышло, но за саму разработку и постройку стен, которые защитили последние города от гулей, судья восхищался им. Чисто эмоционально он его терпеть не мог. У Дариоса Орликона была репутация говорить напрямую и делать лишь то, что он считал правильным – или то, что он хотел. При этом он был последним из касты учёных, от Общества Знающих остались на всём материке только он да два техника.

Судья обошёл стол и встал перед Дариосом, который своим учёным взглядом уставился в окно. Судья раздражённо скрестил руки перед грудью, он не выносил, если его игнорировали. Дариос встрепенулся, пришёл в себя и посмотрел на него. Вежливая улыбка изогнула его губы, словно он просил простить его за непочтительную рассеянность. Но Судья в ответ лишь отчужденно смотрел на него, он теперь даже и думать не собирался о том, чтобы исполнить сегодня какую-либо его просьбу. Он открыл рот, чтобы холодно спросить, по какому такому якобы очень важному поводу – который судью теперь уже ни в коей мере не интересовал – Дариос хотел его видеть. Но прежде, чем он что-либо успел сказать, учёный как бы между прочим сунул руку за пазуху и вынул оттуда довольно большую плоскую стеклянную бутылку.

Она была по горлышко наполнена тёмной жидкостью, которая даже в полумраке кабинета отливала тусклым рубиновым сиянием. У судьи от одного вида такого огромного количества Лимитированной Этаноловой Субстанции захватило дыхание. Дариос же тем временем преспокойно вытащил из другого кармана два стакана и откупорил бутылку.

Аромат Субстанции, острый и чуть терпкий, вызвал у судьи лёгкое головокружение. Он завороженно следил за тем, как Дариос щедро наливал её в стаканы. Это было возбуждающее зрелище, потому что ничего подобного даже он, судья, ещё не видел. Ведь персональный аппарат пищевой синтезации мог создать Лимитированную Субстанцию только если машины давали разрешение на соответствующий запрос. А машины награждали ею, и то чрезвычайно скупо, лишь чем-либо особо отличившихся людей. Как и многое другое из до-машинной эпохи человечества, Субстанция классифицировалась машинами как вредная и к тому же очень неприятная на вкус. Но каждый, кто хоть раз её попробовал, был готов на всё, чтобы опять её получить. Однако если машины избранным и выдавали её, то всегда только по нескольку капель.

Стараясь не смотреть на до краёв наполненные стаканы, судья сфокусировал вопросительный взгляд на Дариоса.

–– Я сорок лет собирал свои порции, – объяснил учёный такое невообразимо чудовищное количество Субстанции. – И всё это время я трудился над мерами и планами по спасению мира. Теперь они закончены, а так как вы все эти годы мне помогали… ну, или не сильно мешали, я пришёл поделиться с вами своей наградой, так сказать.

Его спокойный тон привёл судью в смятение, и он ошарашенно уставился на него. К спасению мира он готов не был и не знал, что Орликон над этим работал. Тот лишь всё время просил энергию и за последние пару лет израсходовал такое количество, которого оставшемуся населению хватило бы на столетия. Но за это он, правда, каким-то образом обеспечивал выживание разваливающегося города. Аргументы всегда были одни: Орликон постоянно предрекал – у судьи при одной этой мысли и сейчас побежали мурашки по спине – конец той жизни, к которой привык. Это было страшно представить себе, и он давал энергию, чтобы Дариос отвращал угрозу любой ценой. До сих пор это у него очень неплохо получалось. Но что ему нужно тогда теперь? Так сильно, что он принёс с собой столько Субстанции. Этот пугающий вопрос непроизвольно возник перед встревоженным мысленным взором судьи.

–– Всё станет лучше, – словно угадав его мысли сказал Дариос.

Он взял один стакан и с наслаждением осушил его залпом. Ставя его на стол, он попутно, будто ненароком и как бы приглашая, подвинул полный стакан к судье. Плескающаяся тёмная жидкость притянула к себе все мысли и стремления судьи. Не спуская глаз со стакана, он опустился в своё комфортабельное кресло. Ещё некоторое время он сопротивлялся своему необузданному желанию, но в конце концов сдался. Он взял стакан и пригубил его. По его жилам потёк расслабляющий жар, но он взял себя в руки и отвёл взгляд от стакана в своей руке. Лимитированная Субстанция согрела его, внутренний холод отступил, и все проблемы и заботы стали казаться не такими уж страшными, его испуг прошёл. Он был в конце концов судьёй всей планеты и абсолютно незаменим.

–– Вам нужно ещё больше энергии? – спросил он строго.

–– Ага, – подтвердил Дариос простецким тоном. – Девяносто девять и восемь десятых процента всей энергии материка, – уточнил он бесцеремонно-требовательно. Ошалевший от таких цифр судья судорожно сглотнул, а Дариос спокойно продолжал. – Но освободить столько энергии за раз невозможно, не отключив всю сеть континентальных правительственных машин. Так что, – он устремил острый взгляд в глаза судьи, – мне нужен ключ для перезагрузки системы.

Судья от удивления чуть не выронил стакан. Потом залпом проглотил остаток Субстанции и уставился на Дариоса так наивно, как только мог.

–– Что? Как? Где? – промямлил он, сам не замечая того, что прижал свою правую руку к груди. – Такого ключа не существует! Не, не…

Дариос молча наморщил лоб, будто что-то подсчитывая в уме. Потом он шельмовато посмотрел на судью.

–– Скажите-ка, – начал он беззаботно-непочтительным тоном, – а вы свои ноги вообще-то всё ещё чувствуете?

Судья открыл было рот, чтобы строго приструнить его за несуразный вопрос и неподобающую интонацию, но тут ему стало ясно, что он не может шевелить пальцами ног. Он их действительно не чувствовал. А к его коленям от ступней полз страшный холод. Дариос посмотрел на него с клиническим интересом, без всякой эмоции. Он вытащил из кармана маленький шприц, наполненный синей жидкостью, и положил его на стол.

–– Это противоядие, – заявил он. Судья впился взглядом в шприц, а Дариос усмехнулся. – Мой предшественник на посту Председателя Общества Знающих умер точно так же, – признался он. – Чтобы ввести вас обоих в заблуждение, я пил ту же Лимитированную Субстанцию – но сначала я приучил свой организм к летальной дозе яда, – объяснил он по-деловому безразлично. – У вас холод до живота уже добрался?

Этот вопрос прозвучал без враждебности, ненависти или удовлетворения, Дариос просто деловито осведомлялся. При этом он смотрел на судью как человек, с безразличием наблюдающий, по какой траектории капля дождя стечёт по оконному стеклу. Такое разительное отсутствие эмоций заставило поверить, что Дариос делал всё это всерьёз.