Спаси моего сына

А сейчас Даня какой-то… уменьшившийся, что ли. Сжавшийся, будто удара ждёт.

– С чего начать? – хрипит в ответ.

– С начала давай. Умные люди говорят, что это самое правильное. Или могу вопросы позадавать. У меня их много.

Голос дрожит, но мне уже плевать. Даня ведь знает, что я чувствую. Понимает это. Или ему – плевать тоже?

– Задавай, – кивает в ответ.

Смотреть на мужа невозможно. Отворачиваюсь резко, обхватываю плечи руками. Всё, что угодно, лишь бы только не выть в голос, не орать, не бить посуду. Не показывать, насколько мне больно. Хотя, может, и стоило бы метнуть в Верниковского пару сервизов.

– Давно у тебя вторая… семья?

Хочу говорить спокойно, но выходит как-то жалко. Как будто всхлипываю, а не спрашиваю.

– Я не совсем верно выразился, Сонь. Мы не вместе со Светой.

Господи! Дай мне сил, прошу. Это невозможно слушать.

Невозможно понимать, что ещё вчера ты думала, что знаешь всё о своём муже, а сейчас чувствуешь – рядом с тобой незнакомец. От него льдом позвоночник сковывает. От того, какой взгляд чужой и от слов, которые он произносит.

– Как давно родился… ребёнок?

Я ведь знаю, как его зовут. Но кажется – произнесу это имя и назад пути не будет. Хотя – его и так нет.

Марк. Даня сказал, что его зовут Марк.

– Ему шестой год.

Прекрасно. В тот момент, когда я на крыльях летала и считала себя самой счастливой на свете, мой муж спал с другой женщиной, ждал рождения сына и… дождался.

Он всё это делал за моей спиной. За моей, чёрт побери, спиной! Звонил ей, спрашивал, как дела. Ездил к ним.

Стоп, Соня. Стоп! Нельзя так себя изводить. Ты у себя одна. Второй жизни у тебя не будет. Нельзя… нельзя обо всём этом думать!

– Куда он пропал?

– Я не знаю. Что ты видишь в своих снах?

Усмехнувшись, опускаю голову. Возможно, если бы и у меня был ребёнок, я бы поняла сейчас мужа. Осознала, насколько важен именно он, а не то, что я чувствую. Но у меня нет такой возможности.

– Ничего не вижу особенного. Только ребёнка и как он меня зовёт. Я же говорила.

Передёрнув плечами, пытаюсь перестать злиться. Но ни черта не выходит. Рядом со мной – другой Даня, не мой. Мой бы в первую очередь спросил каково мне. Этот же незнакомый мужик уточняет детали моего сна.

– И больше ничего кругом? Соня, пойми, это очень важно…

Я взрываюсь. Подлетаю к Дане, хватаю его за футболку. Дышу так, словно каждая секунда может стать последней. Вижу, что Верниковский в ужасе. Таращится на меня, дышит надсадно. Что, чёрт побери, он сейчас чувствует? Что у него на душе? Как хочется, чтобы муж ощущал хотя бы часть того, что разрывает меня изнутри!

– Тебе это важно? – сипло шепчу, приближая лицо к лицу Даниила. – Тебе важно только это?

Меня сейчас разрывает изнутри толпа демонов. Толпа сраных чужеродных демонов, с которыми столкнулась впервые, а муж расспрашивает меня о чёртовом сне?

– Сонь, нет… нет! Понимаешь? Нет!

Он хватает меня за запястья, притягивает к себе, понуждает упасть к нему на колени. Вжимается в меня, а сам воет. Так надсадно, глухо… жутко.

– Я в кошмаре… в кошмаре всё это время.

Господи, как же хочется взвыть в ответ. Взмолиться, чтобы это всё завершилось.

Он в кошмаре… и я это реально чувствую. Только сама в кошмаре неменьшем.

– Я больше ничего не вижу.

Эти слова удаётся произнести относительно спокойно. Высвобождаюсь и поднимаюсь на ноги. Вновь отхожу к окну. Взгляд туда, за призрачную преграду, сейчас кажется мне спасительным. Там жизнь, там куда-то спешат люди. Там всё иначе, чем в моей грёбаной судьбе.

– Хочу знать обстоятельства того, как у тебя появилась вторая семья.

Развернувшись к Дане, скрещиваю руки на груди. Знаю, что имею полное право на это знание. Пусть расскажет, почему меня предал.

Муж морщится, но не спорит. Не начинает вновь меня заверять, что это никакая не семья, и что всё это случайно вышло.

– Мы поссорились тогда. Крупно. Я уехал, ты помнить должна.

Конечно, я помню. Когда влюблена до чёртиков, любая ссора – как выжженное на коже клеймо.

– Летом? – уточняю хрипло.

– Да… в самом начале.

Это и вправду была одна из самых крупных наших спор. Она приходит на ум первой, когда сопоставляю возраст ребёнка, прибавив к нему девять месяцев. Только это ни черта не оправдывает Даниила.

– Дальше…

– В Красносельское за вискарём смотался. Выпил. Сам за руль. Помнишь же, что в Питер поехал? – Киваю, а у самой тот вечер перед глазами проносится. Я ведь уверена была, что он к матери своей отправился, о чём назавтра и сказал. – Я девку на дороге подобрал. Как всё закрутилось, не помню уже.

Он так и сказал – девку. Разве не видел сейчас, как мне каждое его слово под кожу впивается? Разве не ощущал?

– Закрутилось? Надолго?

Не понимаю, как мне эти слова из себя выдавить удаётся. Но мне важно это знать. Почему – сама осознать не могу.

– Нет. Разово. Я и секс тот толком не помню.

Господи, как же больно. Даже сейчас, зная, что всё случилось годы назад – как же отвратно.

– Дальше…

– Потом она меня нашла.

– Телефон ей свой оставил? – выходит насмешливо.

Особенно от того, что начинаю продумывать – если бы эта самая Света не залетела, рассказал бы мне обо всём Даня? Конечно, нет. Нет, дура! Он и сейчас тебе сообщает всё только потому, что его сын пропал. Его, не ваш. Не тот, которого ты ему родить хотела.

– По номерам машины узнала, – глухо отвечает Даня.

И я не выдерживаю – разражаюсь неистовым хохотом. Какая же продуманная барышня, ну надо же.

– А то, что пацан твой – ты, я надеюсь, узнал? Ну, так, на всякий случай.

Ядовитые слова и самой мне кажутся мерзкими. И внутри вдруг неправильное рождается – росток маленький, но крепкий, особенно когда вспоминаю, как малыш этот ко мне ручки тянет и пытается позвать.

Так быть не должно. Это не мой сын. Не мои плоть и кровь. У него мать имеется, а мне бы, по-хорошему, вообще всё это к чёрту послать.

– Узнал. Тест сдал. Он мой.

Всё. Этого мне более чем достаточно. Уже не так важен сам факт измены, как тот факт, что всё это время Верниковский жил второй жизнью. Даже мыслить не хочу о том, что он делал, куда ездил, с кем созванивался и о чём думал.

– Хорошо, я всё поняла.

Сделав глубокий вдох, я направляюсь к выходу из квартиры. По-хорошему, именно Верниковскому здесь не место, но я сейчас чувствую, что готова сбежать. Просто выйти в никуда и пойти, ни о чём не думая.

– Так ты поможешь? – говорит Даня, оказываясь рядом через четверть минуты, кажущейся мне мгновением.

– Ничем помочь не смогу. Я не ведьма, Дань, – разворачиваюсь к мужу с горькими словами на губах. – Даже жаль, что не ведьма. Прокляла бы тебя навечно.

В глазах Верниковского вновь столько боли, что мне, может быть, стало бы жутко, но у меня самой внутри – выжженная пустыня. Как бы нелепо ни произошла эта измена, которую он обрисовал, – она имеет место быть. И её последствия – в первую очередь. А может, он вообще мне соврал, и всё это время жил на два дома. Сейчас это уже не проверить, наверное, да и не хочу я этого.

– Значит, не спасёшь его? – выдыхает Верниковский снова.

Неужели и впрямь верит в то, что я могу предпринять хоть что-то? Неужели настолько в отчаянии?

– Да не могу я его спасти! Не могу, пойми! В МЧС позвони, волонтёров собери, с девкой своей его ищите. А сейчас убирайся!

– Я уже всё сделал. Два дня его нет. И никто ничего не знает. Ищут, но…

– А мне плевать, – вру я. – Убирайся!

Выставив руку, я указываю мужу, куда ему стоит идти. И он уходит. Недолго размышляет, глядя на меня, но уходит.

И именно в этот момент я понимаю – это конец. Всё завершено. У нашей семейной жизни – финал. Вот только как с этим жить и продолжать дышать – я пока не знаю. И смогу ли узнать?

Не представляю.

– Ты выглядишь ужасно, – говорит моя напарница Вика, когда я выхожу на работу в визовый центр.