Затаившийся

– Я знаю, что я видел, – говорю я наконец. Слова неловко повисают в воздухе.

– Конечно, – говорит Ли.

– Что дальше? – спрашиваю я.

Детектив Монтроуз смотрит на темнеющий берег Худ-Канала; кучевое облако заслоняет солнце. Монтроуз молчит, как и Ли. Может быть, это специальная тактика, а может быть, они не знают, что мне ответить.

– Ты останешься ночевать здесь? – спрашивает Ли.

– Куда еще мне деваться?

– Пожалуй, не лучшее место для девочки.

– Спасибо за заботу, Ли. Моя жена пропала, и я останусь здесь. Ее родители скоро приедут. Наверное, заберут Обри с собой.

Я поворачиваюсь к своей малышке. Она выглядит напуганной и растерянной. И я не знаю, что сказать, чтобы ее утешить.

– Хочешь увидеться с бабушкой Хелен и дедушкой Фрэнком? – спрашиваю я.

Она едва заметно кивает.

Ли подает голос.

– Это хорошая идея, Адам. Но сначала нам нужно поговорить с Обри.

– Это еще зачем? Она ничего не знает. Она всего лишь ребенок.

– Она свидетельница преступления, – говорит Монтроуз.

– Так нужно, Адам, – говорит Ли. – Стандартная процедура. Пойми.

Я понимаю. Но мне все равно кажется, что выпытывать у трехлетней девочки подробности о самом ужасном событии в ее жизни – плохая идея. Этот разговор может еще сильнее ее травмировать.

– Я не уверен, – говорю я наконец.

– Я уже проводила такие разговоры, – говорит Ли. – Можешь остаться, но мне надо с ней поговорить. – Она переводит взгляд на Монтроуза.

Его это тоже касается.

6

Ли

Под пристальными взглядами ее отца и моего напарника мы с Обри Уорнер садимся рядом на бетонных ступенях, ведущих к пляжу. Мы смотрим на воду, и суета за нашими спинами постепенно отдаляется. Незнакомцы. Полицейские машины между тремя коттеджами. Мигалка на одном из автомобилей. Тревога на лице Адама.

– Обри, – говорю я ей, – я знаю, что ты большая девочка.

Та слегка улыбается: «Да, я большая».

– Я знаю, – говорю я. – И мне нужна твоя помощь.

Обри находит на ступеньке ракушку и протягивает ее мне: «Мама тоже любит ракушки».

За эту реплику легко зацепиться.

– Расскажи мне про свою маму, – прошу я, беря ракушку. – Ты видела ее на пляже перед тем, как она исчезла?

– Ее забрал плохой человек.

– Как он выглядел?

Она поворачивается к Адаму и Монтроузу и тыкает в них пальцем.

– Как он.

– Как твой папа?

– Нет. Как он.

Она имеет в виду Монтроуза, который старше Адама.

Я спрашиваю, может ли она еще как-то описать этого мужчину, но Обри не знает, что сказать. Просто мужчина.

– Он ее забрал. Он забрал маму.

– Да, – говорю я, – я знаю.

– Найдите маму.

Я хочу обнять ее. Пообещать, что мы непременно найдем ее маму. Но я знаю, чем могут обернуться такие обещания.

7

Адам

Смотреть, как твоего ребенка допрашивают, – невыносимо. Умом ты понимаешь, что детектив просто выполняет свою работу, но сложно понять, зачем все это нужно. Дети не помнят даже, что они ели на завтрак, если только это не была их самая нелюбимая пища. Они не знают, случилось ли что-то десять минут или два часа назад. Мне приходится сдерживаться изо всех сил, пока Ли выпытывает у Обри несуществующие детали.

Но я сдерживаюсь. Так надо. Их разговор как раз подходит к концу, когда я замечаю бордовый «Бьюик» родителей Софи.

Я рассказал им о случившемся по телефону, хотя лучше было бы объяснить все лично.

– В каком смысле ее забрали? – спросил меня Фрэнк. – Кто ее забрал?

– Не знаю, – ответил я. – Я не разглядел.

– Да какого… Что ты за мужик, если допустил такое?

Дубина стоеросовая. Тупой увалень. Трепло. Вот что я думаю про Фрэнка Флинна. Я не говорю об этом ему в лицо. И Софи не говорю. Просто улыбаюсь и терплю его выходки. По ночам я часто сжимаю зубы, и в этом наверняка виноват Фрэнк. Но я не собираюсь каждую ночь вставлять в рот каппу только затем, чтобы смириться с его присутствием в моей жизни.

Фрэнк вываливается из машины и идет в моем направлении, а Хелен семенит за ним, словно чемоданчик на колесах. Он одет в свою садоводческую одежду. Она одета так, словно собиралась в гости к подруге. Скорее всего, так оно и было. Она никогда не упускает возможности пойти куда-нибудь без Фрэнка. Я ее не виню. Она серая мышка. Но достаточно умна, чтобы держаться подальше от своего мужа. Так далеко, как только возможно.

Обри бежит к своей бабушке, не останавливаясь рядом с Фрэнком. Ей он тоже не нравится. Обычно эта мысль меня радует. Но не в этот раз. Сегодня не день для радости.

– Черт возьми! – кричит Фрэнк детективам. – Что случилось с моей дочерью? Где она? Это моя единственная дочь, дьявол вас побери!

Ли представляет себя и своего напарника как детективов из округа Мейсон.

– Господи! – раздраженно фыркает Фрэнк. – Нельзя было вызвать копов, которые умеют делать свою работу? Кого-нибудь из Сиэтла?

Хелен тянет своего мужа за рукав. Она слаба, но Софи – и ее дочь тоже.

– Фрэнк, это так не работает.

Я представляю, как прошло их путешествие из Сиэтла. Наверняка Хелен всю дорогу просидела в гробовом молчании, пока он крыл Софи на чем свет стоит за то, что она вышла за меня замуж.

«Менеджер “СкайАэро”! Она могла выбрать кого угодно, черт подери!»

Я знаю, что Хелен не стала бы меня защищать. Не потому, что ей нет до меня дела. Просто не хватило бы храбрости.

Фрэнк кидает на свою жену холодный взгляд. Его жена. Его собственность. Его питомец. Его аксессуар. Я часто гадаю, не избивает ли он ее втайне – так, чтобы под длинными рукавами не было видно синяков.

Потом он поворачивается ко мне.

– Они найдут ее, Фрэнк, – говорю я, и слова звучат скорее как жалобная просьба, чем констатация факта. Этот задира всегда так на меня действует. Словно высасывает весь кислород вокруг. Не дает возможности защитить себя. Он мелкий, но талантливый тиран.

– Если с моей Софи что-то случится, – говорит Фрэнк, весь трясясь от злости и поддевая землю носком ботинка, – это будет твоя вина!

8

Ли

Пока Адам Уорнер и Хелен Флинн собирают вещи Обри, мы с Монтроузом беседуем с отцом Софи. Уже начало пятого, и солнце ощутимо припекает, поэтому мы прячемся под тенью кедров между коттеджами.

– Похоже, вы недолюбливаете зятя, – говорит Монтроуз.

Фрэнк Флинн кивает.

– Он тот еще засранец, так что да, недолюбливаю. Расхаживает, словно он важная шишка. Вечно ждет какого-то повышения, которое так и не приходит, – он на секунду замолкает и смотрит в сторону «Глицинии». – Хороший отец, пожалуй, – единственное достоинство.

– А какой из него муж? – спрашиваю я.

Фрэнк не скупится на обвинения: «Никудышный. Самовлюбленный. Эгоистичный».

Чья бы корова мычала, думаю я.

– Значит, вы не ладите, – говорю я.

– Ладим, – отвечает Фрэнк без тени сомнения. – По большей части. Он знает свое место, а это самая важная часть битвы, не так ли?

– Пожалуй, – отвечаю я, пытаясь сообразить, почему он называет замужество дочери битвой. Я помню, как дружна была семья Адама, когда мы вместе росли в Шелтоне. Мои родители развелись, когда мне было шестнадцать, а родители Адама не просто остались вместе – они были счастливы. Однажды они взяли Кипа с собой в Диснейленд. Боже, как мне хотелось поехать с ними. Адам об этом знал и позаботился, чтобы Кип привез мне в подарок ободок с мышиными ушками, на которых было вышито мое имя. Эти ушки до сих пор валяются где-то у меня дома. Мистер Уорнер работал на лесопилке, а миссис Уорнер – библиотекаршей в начальной школе. Они были хорошими людьми.

– Между ними все было гладко? – спрашивает Монтроуз. – Никаких проблем в браке?

– Была пара конфликтов, – говорит Фрэнк с внезапной неохотой, – еще до рождения Обри.

– Каких конфликтов? – уточняю я.