Страница 58 из 71
Глава 19
Часто сбором я лакрицы занята
На вершине Шоуянского хребта.
А что люди говорят, — всё лгут они,
Этим толкам не доверься ты спроста,
Эти речи, эти речи отклони!
Не считай их сплетни правдой, помяни:
Всё, что люди ни болтают, лгут они.
Что их речи? Толки лживые одни!
Ши цзин (I, X, 12)
– Почему ты не приходила в последнюю неделю? – поинтересовался Тайрен. Я недоумённо моргнула:
– Когда мы все пришли выразить почтение, нам сказали, что ваше высочество не нужно беспокоить.
– И что? Почему ты не пришла?
– Но ведь сказали же…
– Все наложницы, кроме тебя, приходили навестить меня в эти дни. И только ты не явилась. Как я это должен понимать?
– А их пустили?
– Нет.
– Тогда зачем приходить?
– То есть ты не хотела меня видеть?
Я снова заморгала, чувствуя себя поставленной в тупик. А ещё что-то говорят про женскую логику.
– Если ваше высочество желали меня видеть, вам было достаточно за мной послать.
– Да мы не про меня говорим! – Тайрен повысил голос. – Я про тебя спрашиваю!
Я промолчала, не зная, что ответить. Я действительно решительно не понимала, зачем приходить к закрытым дверям. Ладно, когда все идут, когда этого требует этикет. Но если бы я была нужна – мне бы как-нибудь дали это понять? Так что эту неделю я восприняла как нежданные каникулы, отдых от обязанности обслуживать его высочество, которая, как бы хорошо я к нему ни относилась, порой начинала изрядно меня тяготить. Тайрен казался ненасытным до всего: секса, разговоров, споров, вопросов обо всём новом, и мне всё труднее становилось его удовлетворять.
Но не скажешь же этого прямо.
– Я поднял тебя из грязи, ввёл в круг внутренних дам – и это твоя благодарность? Ты даже не считаешь нужным поинтересоваться, что со мной происходит, когда я нездоров. До сих пор мне казалось, что ты меня любишь, но теперь я усомнился!
Я изумлённо вскинула глаза. Люблю? Да с чего он это взял?
– Что молчишь?
– Не знаю, что сказать, – честно ответила я.
– Ах, не знаешь? – он обошёл вокруг меня, как вокруг столба. – Ты очутилась здесь благодаря мне. А от тебя даже слова не допросишься? И то, что на тебе висит – тоже я подарил! И рис Восточного дворца ты ешь только потому, что я оказал тебе милость!
– Я вас об этом не просила! – огрызнулась я, и тут же пожалела. Но слово не воробей.
– Тогда, может, вернуть тебя туда, откуда я тебя взял? – Тайрен поднял бровь. Отступать было некуда, и я присела в поклоне:
– Если будет угодно вашему высочеству.
– Прекрасно. Можешь убираться! Если матушка-государыня, конечно, тебя примет, а не отправит в Боковой дворец! Дорога тебе должна быть известна! – и он махнул рукой в сторону двери.
Я решила счесть это приглашением на выход, ещё раз присела и вышла из комнаты.
– Ну и катись! – прокричал принц мне вслед. – Думаешь, ещё кому-то будешь нужна? Ты себя в зеркале когда в последний раз видела?
Обратный путь в павильон мы проделали в молчании – я, Усин и сопровождающий нас евнух. Усин тревожно поглядывала на меня, но заговорить решилась, только когда мы оказались в моей комнате:
– Его высочество… разгневался?
– Да уж точно не обрадовался, – мрачно отозвалась я.
– И что теперь с сестрой будет?
– Не знаю.
– Может, сестре сходить, попросить прощения…
– Ещё чего, – я вытащила шпильку из волос и швырнула на столик. За время пути недоумение, владевшее мной на протяжении этого, с позволения сказать, разговора, переросло в злость. Ах, я, значит, недостаточно льстива, да ещё и уродина? Прекрасно, навязываться его высочеству не входило в мои планы изначально. И если принц желает дать мне отставку, тем лучше. Кольхог, конечно, позлорадствует, но это я как-нибудь переживу, а в остальном – жизнь только спокойнее станет. В его угрозу снова разжаловать меня в комнатные девушки я толком не поверила – мало ли что он там ляпнул со злости. Но даже если это всё серьёзно… В душе на мгновение шевельнулось что-то похожее на страх, всё-таки, как бы то ни было, возвращаться к прошлому мне не хотелось. И уж тем более не хотелось проверять, что такого в перспективе оказаться в Боковом дворце, вызвавшей когда-то истерику у Усин. Но злость тут же вспыхнула с новой силой, и я отмела свои опасения. Ну и пожалуйста! Если у кого-то, как говаривала Кадж, нет сердца, и, добавлю от себя, нет ума, то пусть высылает куда хочет – хоть в Боковой дворец, хоть в монастырь! Бегать умолять всё равно не стану.
– Сестра Тальо! Если ты принесёшь терновую палку…
– Пусть сам несёт, если хочет, – отрезала я. Выражение «принести на плечах терновую палку» было идиомой, означавшей явку с повинной. Почему-то именно терновник считался самым подходящим для наказания, во всяком случае, на словах.
– Тише! – зашипела Усин, оглядываясь на дверь. – Как ты можешь говорить такое?
– Открываю рот и говорю.
– Сестра Тальо!
– Что случилось? – в дверях возникла Кадж.
– Ничего не случилось, – я присела на сиденье перед туалетным столиком. Эти недокресла с подлокотниками, но без ножек до сих пор казались мне забавными.
– Как же ничего, когда говорят, что его высочество кричал на тебя? Ты ему перечила?
– Быстро же распространяются слухи, – вздохнула я. – Да, кричал. Был недоволен, что я не приходила во время его болезни.
– Как же ты так? Скажи, что сама плохо себя чувствовала из-за беспокойства за него. Хотя нет, это плохая мысль. Все остальные подтвердят, что ничего такого не было.
Посланец из Восточного дворца явился к вечеру, когда я под присмотром наставницы Тэн упражнялась на пипе. Если честно, я давно уже делала все музыкальные упражнения на «отвали»: всё равно играть перед кем-то, кроме наставницы, мне так и не довелось, и я изрядно сомневалась, что доведётся. Из-за чего мне то и дело от неё влетало, спасибо хоть не палками. Однако слышать, что музыка – чуть ли не единственный способ покорить сердце мужчины, и что если я так и не смогу порадовать господина, то утрачу его благосклонность, мне было откровенно смешно. А теперь так и вовсе не задевало.
– Его высочество желает видеть наложницу Тальо, – в дверях возник один из евнухов.
– О, – наставница быстро поправила одеяние, словно это её, а не меня, звали к принцу. – Возьми с собой пипу. Хотя нет, ты ещё не готова. Всё ещё не готова!
– Ну, раз не готова… – я повернулась к евнуху. – Передай его высочеству, что наложница Тальо плохо себя чувствует и не может прийти на его милостивый зов.
– Что? – непонимающе переспросил тот. Наставница Тэн тихо ахнула.
– Мне повторить? Прекрасно. Наложница Тальо плохо себя чувствует и прийти не может.
– Так и передать? – тупо переспросил евнух.
– Так и передай. Со всеми прикрасами, с которыми тебе заблагорассудится, – зачем-то добавила я, вспомнив классику. – Или нет! Лучше скажи, что наложница Тальо собирает вещи, очень этим занята и потому не придёт.
– Но… – глаза евнуха округлились так, как не всякому европейцу под силу. – Но… Я не могу передать такое!
– Тогда придумай что-нибудь сам. Ну, иди!
– Наложница…
– Иди же! – прикрикнула я. Евнух помотал головой и выскочил вон.
– Ты сошла с ума! – наставница рывком поднялась.
– Возможно, – я задумчиво провела по струнам. Теперь Тайрен либо озлится на меня окончательно, либо… Либо что?
– Ты сама мостишь себе путь к собственной гибели! Думаешь, что если ты помогаешь его высочеству переменять одежды, так тебе уже всё дозволено? Но если уж тебе угодно бросить жемчужину во мрак, то я не собираюсь стоять рядом и ждать, пока тебя засосёт! – и наставница Тэн промаршировала к двери, всем своим видом показывая возмущение.
Когда дверь за ней закрылась, я хмыкнула. Потом зачем-то проиграла начатую пьесу до конца. Откровенно говоря, и впрямь получалось не очень. Зато теперь на меня никто не глазел, ничего не требовал, не слушал и не вздыхал над ухом. Честно, я успела устать даже от Усин. Эх, запереться бы в этой комнате на веки вечные!