Страница 56 из 71
Но, должно быть, это я испорчена динамикой моей родины и ничего не понимаю в высоком искусстве.
В конце концов, когда солнце уже начало припекать, император, к моему величайшему облегчению, вновь показался из дверей и начал спускаться во двор. За ним следовали уже не шесть человек, а не меньше дюжины, и все что-то несли в руках: кто блюдо, кто свёрток ткани, кто что-то, подозрительно напоминающее части туш животных. Блюда и часть мяса унесли, а вот ткани и некоторые куски туш отправились в небольшое цилиндрическое строение в левой стороне двора. И вскоре над ним поднялся густой дым.
Церемония закончилась, и все собравшиеся, соблюдая строгую очерёдность, потянулись к выходу. Прислуга ждала нас во внешнем дворе. Император, императрица, Тайрен и его супруга сели в закрытые паланкины, супруги императора – в носилки попроще. Наложницам предстояло перейти площадь и вернуться во дворец пешком, всего лишь опустив покрывала на лица.
– Старшая сестра, – шепнула Усин, когда мы шагали по устилающим площадь плитам.
– М?
– Я слышала, что госпожа Кольхог говорит о тебе… нехорошее.
– И что же она говорит? – было бы странно, если б Кольхог вздумала говорить обо мне хорошее.
– Она твердит, что ты завидуешь госпоже Ла Ю и желаешь ей зла.
– С чего бы это?
– Ну, наследный принц выделил её во время празднования.
– Ерунда какая. Он уже несколько раз выделял других, и всегда разных. С чего это я должна завидовать именно сестре Ю?
– Но она говорит, что ты позавидовала её искусству игры на цитре!
– Хм. И это повод желать зла? Глупости.
– И вовсе не глупости! – горячо возразила Усин. – Она говорит, что лицо сестры Тальо перекосилось от злости, когда его высочество хвалил госпожу Ю. И это уже повторяют! Нуичжи слышала, как ты сказала, что тебе госпожу Ю никогда не превзойти. А Рои говорит, что ты добавила – если я не смогу радовать принца, то утрачу его расположение.
– Что, при самом принце? – мне стало смешно. Хотя, конечно, приятного мало. Вот так и рождаются сплетни – всё переиначат, раздуют и вывернут наизнанку.
– Кстати, Рои – это кто?
– Прислужница госпожи Ла Ю.
– Вот уж кому точно съесть язык не грозит.
– Да она просто жадная дрянь, – припечатала Усин. – Ко всем пристаёт – подари то, подари это... Если б за воровство не забивали палками, то и воровала бы, точно говорю!
В Хризантемовом павильоне нас уже ждала праздничная трапеза, включавшая в себя… расписные яйца, едва не заставившие меня прослезиться от нахлынувшей ностальгии. Ни дать ни взять пасхальное воскресенье у меня на родине, не хватает только кулича и творожной пасхи. Творог на столе тоже был, но солёный, а вместо кулича можно было съесть лепёшки с начинкой и рисовые пирожки, окрашенные в зелёный цвет. Видимо, еда была строго церемониальной, потому что обычно у нас на столе царили большая изысканность и разнообразие.
Я прошла на своё место, предвкушая, что вот теперь наконец-то можно будет набить давно требовавший своего желудок. И… если бы не слова Усин, я не бы обратила внимания, как две наложницы при виде меня наклонились друг к другу и что-то зашептали, время от времени бросая на меня короткие взгляды. На какое-то мгновение я даже почувствовала себя неловко, как чувствуешь, когда знаешь, что тебя обсуждают за твоей спиной. Но что тут можно было сделать? Я знала лишь один приемлемый для меня способ бороться со сплетнями – не обращать на них внимания. Собака лает, караван идёт. Так что я с независимым видом села на подушку и потянулась к блюду с пирожками.
Город праздновал – ещё когда мы переходили через площадь, с улиц доносилась музыка. Кадж уверяла, что все, кто могут, в этот день после уборки могил и церемоний поклонения предкам уезжают куда-нибудь за город, на природу. Возможно, и двор куда-нибудь выберется, предположила она, и я понадеялась, что это окажется правдой – сидеть в четырёх стенах, пусть даже весьма обширных и снабжённых садом, мне уже изрядно надоело. Но не сложилось. Зато во второй половине дня мы опять всем гаремом отправились смотреть, как играют в конное поло.
Площадка для игры была устроена прямо во дворце, во дворе Дарования победы – обширном, заросшем травой плацу, отделявшим Внутренний дворец от Внешнего, находившегося в южной части Запретного города, где я никогда не была. Император правит, сидя лицом к югу, а потому и весь дворец был ориентирован строго с юга на север, и главный вход находился именно с южной стороны. Однако во Внешнем дворце наложницам и даже жёнам делать было нечего, туда допускалась разве что императрица, и то по каким-то очень особым дням. Так что, несмотря на любопытство, я и не надеялась там побывать.
Двор был окружён двухъярусными трибунами, и мы поднялись на второй ярус, где было устроено что-то вроде лож, разгороженных дощатыми стенками, прикрытыми парчой. Позади них проходила галерея, а вот наружная сторона была скрыта свисающими с карниза редкими циновками, похожими на жалюзи. Их назначение стало понятно сразу же – на трибунах внизу собирались мужчины. На игру пришёл посмотреть весь двор, и мы здесь могли видеть происходящее внизу, сами будучи скрыты от нескромных глаз.
– Тебе налить, сестра Тальо? – Кадж, занявшая одну со мной ложу, присела у столика, где уже были расставлены чашки, чарки и закуски.
– Я бы предпочла чай.
– Нет слов, сегодняшний день как нельзя более подходит, чтобы попробовать новый весенний чай. И всё же дядюшка радости уместен всегда и везде. Если знать в нём меру, конечно.
– Дядюшка радости – это вино?
– Оно самое. Впрочем, тут есть ещё и персиковый настой, если вино тебе не по душе.
– Ну, почему же, – я тоже села на приготовленную подушку. – Если знать меру, то почему бы и нет.
– Так тебе какого? Рисового, сливового?
Разлила она, разумеется, не сама – для такого дела имеется прислуга. А вот обычай чокаться здесь был известен.
– Сестра, а можно тебя спросить кое о чём?
– Конечно. О чём?
– Что такое лодка под зелёным парусом?
– О, – хихикнула Кадж. – Это заведение, о котором приличным женщинам, вроде нас с тобой, и заговаривать-то не стоит.
– Ясно…
– Просто особы определённого сорта любят кататься с мужчинами на лодках и назначать свидания на баржах – за них не надо платить налог, как на дом и землю. Ну а зелёный – цвет весны, роста. Весенний ветер несёт любовь… А почему ты спросила?
– Да так, слышала от кого-то, но не очень поняла, что это значит.
– Уж не от его ли высочества? – проницательно спросила Кадж, и я слегка смутилась. – Кстати, сестра никогда не рассказывает, о чём вы с ним беседуете так долго.
– Мы читаем книги.
– Правда? – изумилась она.
– Угу. Он помогает мне учить иероглифы.
Внизу раздался звон колокола – здесь у них не было языков, в колокола били молотками или колотушками. Шум внизу мгновенно утих.
– Его величество прибыл, – прямо-таки благоговейно прошептала Кадж.
Мы прильнули к циновкам-жалюзи. Снизу слышался тонкий голос, видимо, принадлежавший евнуху, который прямо-таки выпевал порядок поклонов. На главную трибуну вливалась речка приближённых, возглавляемая стариком в золотом халате с длинным шлейфом, что несли два молоденьких евнуха. Третий держал над головой его величества такой же золотой зонт. Императрица двигалась сильно сзади и села ниже. С другой стороны пристроилась Мекси-Цу, ещё три дамы расселись вокруг.
– Благородная супруга, – шёпотом указывала мне Кадж. – Добродетельная супруга… Талантливая супруга…
Я кивала, хотя уже видела их всех в бытность свою комнатной девушкой при императрице, о чём Кадж, вероятно, забыла. Лиц своих дамы, что характерно, не скрывали. Впрочем, на больших пирах их тоже никто не прячет.
– Гляди, ван Лэй!
– Императорский шурин? А ещё кого-нибудь из придворных ты знаешь?
– Знаю. Вон командующий Инь, отец сестры Кольхог. А вон министр Лао…
Она назвала ещё несколько имён. Тем временем колокол прозвонил ещё раз, распахнулись ворота между трибун, и на поле попарно выехали двенадцать всадников. На них были коричневые и зелёные кожаные доспехи, не похожие на боевые, зато чем-то напомнившие мне хоккейную форму. Во всяком случае, наколенников у боевых доспехов я не видела. Похоже, здесь всё же технике безопасности во время спортивных состязаний уделяют больше внимания, чем я до сих пор думала. Между тем всадники выстроились перед главной трибуной, поклонились с сёдел, император благосклонно кивнул, и участники состязания, разделившись на две команды, разъехались по разным сторонам поля. Та команда, что была в коричневом, оказалась прямо под нашей трибуной, и возглавлявший её всадник поднял голову, повернувшись в нашу сторону и приветственно махнул рукой. И только тут я его узнала.