Страница 3 из 43
Есть и еще одно не менее важное обстоятельство, побудившее меня написать эту книгу. Прочтение научных трудов И. М. Сеченова и И. П. Павлова и оценка их вклада в изучение психической деятельности долгое время происходили, да подчас и сейчас происходят, в соответствии с идеологическими установками, заданными в советское время сверху. Высказанные этими учеными гипотезы принимались и принимаются до сих пор за уже доказанные факты, или им приписывается то (в соответствии с идеологическими установками), о чем они не думали и не говорили. Например, Павлова объявляли сторонником диалектического материализма, чему он немало удивлялся, так как имел о нем весьма слабое представление. Естественно, при этом «не замечались» и огрехи, имевшие место в рассуждениях этих ученых, слабая доказательность и спорность ряда высказанных ими положений. На фоне чрезмерного возвышения павловского учения недостаточное внимание уделялось открытиям петербургской университетской физиологической школы, их роли для объяснения психической деятельности человека. Работы же бехтеревской школы после павловской сессии 1950 года вообще замалчивались. О врожденности способностей писать было нельзя, а генетика была объявлена «проституткой империализма». Идеологизированной была и психология, которая рассматривала поведение человека в основном с позиций ленинской теории отражения и теории деятельности. Все это привело к искаженному пониманию роли физиологии для развития психологической науки.
В связи с этим появилась необходимость, освободившись от идеологических шор и давления авторитета имен наших корифеев физиологии и психологии, еще раз прочитать их труды и показать их истинное отношение к взаимодействию этих наук. Это вынудило меня прибегнуть при написании этой книги к обильному цитированию высказываний известных ученых, чтобы читатель сам мог вынести суждение о том, что они думали и писали в своих работах по поводу соотношения психологии и физиологии.
Уже по оглавлению легко заметить, что основное внимание я уделил отечественным психологии и физиологии, так как именно в нашей стране вмешавшаяся в науку идеология неоднократно создавала конфликты между этими научными дисциплинами. Поэтому всемирная острота проблемы, не угасшая до сих пор, наиболее выпукло может быть показана именно на нашей, отечественной науке.
Мое становление как ученого началось в физиологии в 50-х годах, поэтому я пережил и стадию слепой веры в учение И. П. Павлова о высшей нервной деятельности, и стадию негативного отношения к представлениям Н. А. Бернштейна и П. К. Анохина, хотя весьма смутно представлял себе, что они проповедовали. Разделял я и пренебрежительное отношение физиологов к психологии, пока волею судьбы в 1963 году я не попал в лабораторию инженерной психологии ЛГУ и не стал психологом. В силу своих физиологических корней у меня нет никакого негативного отношения к физиологической науке. Наоборот, я считаю, что без физиологии психология во многих своих разделах мертва. И когда я буду критиковать те или иные представления физиологов, прошу читателя не рассматривать это как предвзятое брюзжание психолога о физиологии. Точно так же и критику психологии и некоторых психологических представлений не нужно рассматривать как высокомерное отношение физиолога (правда, бывшего) к психологии. Для меня одинаково важны и любимы и та и другая наука.
По своему характеру эта книга ближе к историческим очеркам о взаимоотношениях психологии с физиологией. Поэтому сразу хочу предупредить читателя, взявшего в руки эту книгу, что он не найдет в ней разрешение философского вопроса о соотношении физиологического и психологического. Такой цели я не преследовал, поэтому могу полностью подписаться под тем, что сказал ученик И. П. Павлова академик Л. А. Орбели во время доклада, сделанного в 1945 году на научной конференции психологического отделения философского факультета ЛГУ: «Тема моего доклада может быть понята различно: можно вложить в нее исключительно философское содержание и после многих сотен попыток, уже сделанных другими, сделать еще одну попытку разрешить труднейшую задачу уяснения взаимоотношений психического и физического мира. Однако эта задача не входит… в мои намерения. …Как представитель экспериментальной науки я хотел бы подойти к этому вопросу с чисто практической научной стороны и показать, в каких взаимоотношениях должны сейчас стоять эти две дисциплины, для того чтобы по возможности приблизить нас к точному и полному познанию психики человека» [1964а, с. 251].
Введение
Психология и физиология изучают один и тот же объект – человека и одни и те же проблемы – его эмоции, волю, состояния, функциональную асимметрию, темперамент, поведение и т. д., только с разных сторон: одна – с внешней, другая – с внутренней. И для того чтобы решить эти проблемы, необходимо содружество этих наук, а не высокомерное и ревностное отношение друг к другу – как бы кто не залез не в свою вотчину. Иначе получится как в индусской притче о слепых, которые, ощупывая слона, так и не узнали, кто перед ними, потому что один принял ногу за столб, другой принял хобот за шланг и т. д.
Изоляция какой-либо дисциплины есть верный показатель ее ненаучности.
Взаимоотношения психологии с физиологией и – в более широком плане – с биологией имеют давние традиции. Уже несколько столетий делаются попытки объяснить психическое физиологическим, т. е. закономерностями работы нервной системы. В этом вопросе достигнуто существенное продвижение. Признано, что психика является результатом работы головного мозга, но при этом имеет и свою, отличную от физиологии специфику. Однако остается проблема психофизического параллелизма, т. е. в каком соотношении находятся психическое и физическое (физиологическое).
Прогрессивная тенденция к сближению физиологии высшей нервной деятельности и психологии, наметившаяся еще на Всесоюзном съезде по изучению поведения человека в Ленинграде в 1929 г., неуклонно прокладывала себе дорогу и в конкретных физиологических и психологических исследованиях и на специальных совещаниях. Их было несколько на протяжении минувших 33 лет, но на каждом из них, и особенно на Объединенной сессии двух Академий в 1950 г., посвященной изучению физиологического наследия И. П. Павлова, несмотря на недостатки этой сессии, все более четко определялись позиции каждой из этих областей знания и их ограничительные линии. Вначале психологи побаивались брака между физиологией и психологией, к которому склонял обе науки И. П. Павлов, не без оснований опасаясь, что физиология задушит в своих объятиях психологию. Но вскоре эти опасения исчезли, и между физиологией и психологией установилось мирное сосуществование, от которого выигрывают обе науки.
На первый взгляд, за прошедшие десятилетия достигнуто понимание того, что между психологией и физиологией необходимы контакты. Но понимают ли физиологи психологов, а психологи – физиологов? Не является ли союз между этими науками больше декларацией, чем реальностью? Почему, например, психологи лишь в редких случаях участвуют в съездах и конференциях физиологов, и наоборот, физиологи, изучающие поведение человека, как правило, игнорируют съезды и конференции психологов?[1]
Среди стадий механодетерминистического объяснения психики… выделяются пять. Первая представлена концепцией «организм – машина». Она зародилась у испанского врача Перейры и приобрела классическую форму у Декарта. Конкретно-причинное объяснение получили на этой стадии сенсорные и рефлекторные процессы.
На второй стадии на смену формуле «человек – полумашина» приходит другая формула – «человек – машина». Она не означала отождествления поведения человека с работой технических устройств (автоматов). За организмом человека признавались особые психические свойства (включая мыслительные и нравственные акты). Таковы концепции Гартли и Ламеттри. Третья форма, сохраняя механистический подход, придала модели психической деятельности принцип развития, включила ее в контекст эволюции животного мира (Дидро, Ламарк). Четвертая форма сложилась под знаком господства «анатомического начала» и обусловила исследование зависимости психики от особенностей строения организма. Пятая сложилась в период, когда под впечатлением открытия закона сохранения энергии укрепились редукционистские воззрения, согласно которым психические процессы детерминируются физико-химическими реакциями в нервных клетках. Соответственно, и историческая трактовка психологических воззрений благодаря их приурочиванию к различным стадиям становится дифференцированной, а не ограничивается общим положением об их обусловленности механистической схемой.
1
Это равнодушие друг к другу, а порой и открытая конфронтация, имеет давнюю традицию. Еще И. М. Сеченов пытался провести дискуссию с психологами гербартовской школы во время своего пребывания в Германии. Однако ни там, ни в России дискуссии не состоялись, что немало удивляло Ивана Михайловича, так как он показал психологам возможность приложения физиологических знаний к предмету их занятий.