Страница 24 из 43
В развитом им учении о высшей нервной деятельности есть и положительные, и отрицательные моменты. В этом учении в основном раскрыты некоторые нейрофизиологические закономерности работы головного мозга, но вопреки его предупреждению об опасности экстраполирования на человека закономерностей, выявленных на животных, отечественные физиология и психология не прислушались к этому совету и факты, добытые в павловской школе на животных, долгое время без всяких оговорок использовались и при объяснении поведения и психической деятельности человека. Больше того, учение о высшей нервной деятельности (вместе с основным методическим приемом ее изучения – выработкой условных рефлексов) после павловской сессии в 1950 году было объявлено официальным курсом советской науки и стало обязательным для преподавания в вузах, а всякие «уклонисты» и инакомыслящие подвергались не только беспощадной критике, но и репрессиям.
Конечно, у И. П. Павлова были и другие значительные достижения, кроме выявления условнорефлекторного механизма поведения, и совершенно прогрессивные взгляды, получившие в наше время признание и психологов, и врачей. Одним из них является его положение о единстве психического и соматического: «…для истинно научного понимания наших нервнопатологических симптомов и успешной борьбы с ними нужно расстаться со столь вкоренившимся в нас отграничением психического от соматического» [Павлов, 1951, с. 581]. Это его положение получило реализацию в одном из направлений медицинской психологии – психосоматике.
Общие установки Павлова были бескомпромиссно объективными и материалистическими. Он разделял веру позитивистов в объективный метод как краеугольный камень естественной науки и, следовательно, отвергал любые ссылки на разум. Павлов (1903) писал: «Для натуралиста все – в методе, в шансах добыть непоколебимую, прочную истину; и с этой только, обязательной для него, точки зрения душа, как натуралистический принцип, не только не нужна ему, а даже вредно давала бы себя знать на его работе, напрасно ограничивая смелость и глубину его анализа». И. П. Павлов отвергал любые призывы к активному внутреннему агенту, или разуму, и призывал к анализу окружающей среды: необходимо объяснять поведение без каких-либо ссылок на «фантастический внутренний мир», ссылаться только на «влияние внешних стимулов, их суммацию и т. д.» Его анализ мышления носил атомистический и рефлексивный характер. «Весь механизм мышления состоит в выработке элементарных ассоциаций и в последующем формировании цепей ассоциаций». Его критика неатомистической психологии не ослабевала ни на миг. Он воспроизводил эксперименты В. Келера на обезьянах, чтобы продемонстрировать, что «ассоциация – это знание, мышление и интуиция». Павлов подробно разбирал и критиковал концепции гештальтистов. Он считал их дуалистами, которые «ничего не понимали в своих собственных экспериментах».
Существен вклад Павлова в изучение физиологических основ индивидуальных различий человека и животных (учение о свойствах нервной системы и их связь с типами темперамента). Учение об условных рефлексах внесло вклад в теорию научения, что признают и зарубежные психологи. Однако они же отмечают, что его анализ мышления носил механистический, атомистический и рефлексивный характер.
Страстная натура И. П. Павлова часто приводила к неоправданно завышенным стремлениям, что особенно проявилось в желании объективно изучать психические явления не только животных, но и человека. Его многие оптимистичные высказывания-прогнозы принимались за истину в последней инстанции. Признавая психологию как науку, он рьяно боролся со всеми направлениями психологии, которые противоречили его взглядам и установкам. В почете у него были только психологи-ассоцианисты. Стремление Павлова найти физиологическое объяснение психическим явлениям можно только приветствовать. Но объяснять психические явления – это одно, а подменять их физиологическими явлениями – это другое.
3.1. Стремление И. П. Павлова к объективному изучению психических явлений с помощью условных рефлексов
И. П. Павлов был продолжателем взглядов И. М. Сеченова о детерминированности и рефлекторности поведения животных и человека. Это можно отчетливо видеть в следующем его высказывании: «Хотя еще Левкипп из Милета провозгласил, что нет действия без причины и что все вызвано необходимостью, но не говорится ли и до сих пор, даже исключая человека, о действующих спонтанно силах в живом организме. Что же касается человека, разве мы не слышим и теперь о свободе воли и не вкоренилось ли в массе умов убеждение, что в нас есть нечто, не подлежащее детерминации. Я постоянно встречал и встречаю не мало образованных и умных людей, которые никак не могут понять, каким образом можно было бы когда-нибудь целиком изучить поведение, например, собаки вполне объективно, т. е. только сопоставляя падающие на животное раздражения с ответами на них, следовательно, не принимая во внимание ее предполагаемого по аналогии с нами самими субъективного мира. Конечно, здесь разумеется не временная, пусть грандиозная трудность исследования, а принципиальная невозможность полного детерминизирования. Само собой разумеется, что то же самое, только с гораздо большей убежденностью, принимается и относительно человека. Не будет большим грехом с моей стороны, если я допущу, что это убеждение живет и в части психологов, замаскированное утверждением своеобразности психических явлений, под которым чувствуется, несмотря на все научно-приличные оговорки, все тот же дуализм с анимизмом, непосредственно разделяемый еще массой думающих людей, не говоря о верующих.
Теория рефлекса постоянно теперь, как и с самого начала ее появления, беспрерывно увеличивает число явлений в организме, связанных с определяющими их условиями, т. е. все более детерминизирует целостную деятельность организма. Как же она может быть препятствием прогрессу изучения организма вообще и в частности церебральных функций?» [1951, с. 350].
Хорошо известно, что в XVIII в. Витт [шотландский ученый, 1743. – Е. И.] практически вырабатывал условный рефлекс, показывая лимон испытуемым и учитывая слюноотделение. Однако должна была сложиться новая эпоха, новые факты и обобщения, чтобы условный рефлекс стал частью систематически разрабатываемого научного направления.
…Павлов убедился в бессмысленности и бесплодности своих попыток проникнуть во внутренний мир животных и, подобно зоопсихологам, гадать об их чувствах, желаниях, влечениях и переживаниях. Он убедился в тщетности своих попыток пролить свет на их субъективный мир через призму субъективного же мира человека и понять сущность изучаемых интересных явлений посредством антропоморфических сопоставлений и сравнений…
Но какой же избрать путь? «После настойчивого обдумывания предмета, – писал Павлов, – после нелегкой умственной работы я решил, наконец, перед так называемым психическим возбуждением остаться в роли чистого физиолога и экспериментатора, имеющего дело исключительно с внешними явлениями» (Полное собрание трудов, т. III. С. 17).
В конце XIX в. И. П. Павлов на фистульных собаках установил, что возбуждение пищеварительных желез наблюдается и тогда, когда пища не попадает в рот, но действует на внешние органы чувств своим видом и запахом. Это феномен Павлов называл «психическим моментом». Как пишет М. Г. Ярошевский, по существу уже в 1897 г. Павлов считал, что психическое воздействие по своему объективному характеру является столь же объективным (не зависящим от сознания), как физиологическое. Но здесь возникло противоречие, ввергшее Павлова в состояние “нелегкой умственной борьбы”. Ведь физиологическая реакция возникала автоматически, рефлекторно, в то время как “психический момент” относился к разряду внешних воздействий. Выступая в 1899 г. в Обществе русских врачей, Павлов утверждал, что влияние психики на слюноотделение выражается не только в форме желания, но и в форме мысли.