Изумрудное пламя (ЛП)

Невада поджала губы. Ей не нравилось вспоминать об этом больше, чем мне.

Сестра махнула рукой продолжать.

— Кое-что из сказанного Алессандро мне запомнилось. Он сказал, что ты знаешь, что мы правы, но не думаешь, что ошибаешься. Чем больше я думала об этом, тем меньше смысла в этом было. Ты восстановила бизнес с нуля после того, как папа заболел. Ты поставила свою жизнь на паузу, пожертвовав этим ради дела. Тебе нравилось работать. Это было наследство отца, и ты чтила это.

Невада пожала плечами.

— Но еще ты любила нас. Ты работала по шестьдесят часов и все равно находила время быть нашей старшей сестрой. Ты самый спокойный, уравновешенный человек, которого я знаю, а слова «истерика» и близко нет в твоем словаре. Но каким-то образом ты все же устроила одну, а затем так разошлась, что ушла из бизнеса и едва не ушла из семьи. Ты не разговаривала со мной три недели.

Лицо Невады смягчилось.

— Прости, что я тебя обидела.

— В то время я чувствовала себя такой виноватой. Мне пришла в голову замечательная идея, как заставить тебя меньше работать и не дать тебе загнать себя в гроб ради нас, но все пошло наперекосяк. Я не знала, что делать, а ты была так зла. В тот же день ты отправилась к Архивариусу и официально отреклась от управления Домом, что поставило меня во главу семьи. Мне было двадцать лет. Я ничего не знала об управлении Домом. И ты вот поставила меня перед фактом менее, чем за год до окончания льготного периода для новоиспеченного Дома. Моя старшая сестра не сделала бы такого и за миллион лет.

Во взгляде Невады мелькнула боль. Она тут же спрятала ее, но я заметила. Мне хотелось обнять ее, но я должна была пройти через это.

— Мне очень жаль, — повторила она. — Ты ранила мои чувства, я была перегружена работой и плохо соображала.

Я покачала головой.

— Нет, ты думала как раз очень трезво. Алессандро прав. Ты знала, что мы правы, но себя неправой не считала. Ты сделала наилучший возможный выбор в сложившихся обстоятельствах. И он не был обусловлен эмоциями. Это был холодный расчет.

Невада нахмурилась.

— К чему ты клонишь?

— Примерно за два месяца до того, как ты потеряла сознание, Коннор все еще разбирался с последствиями разоблачения заговора Штурма-Чарльза. Друзья и союзники людей, чьи Дома пали в результате этого расследования, охотились за ним. Ты получила флешку с серией записей, показывающих, что Коннор занимается торговлей людьми.

Никакой реакции. В один прекрасный день я хотела бы быть так же хороша, как она.

— Записи были наглядными и пугающими. Девочек, едва достигших подросткового возраста, перевозили в клетках, пытали и насиловали. Ты начала копать и нашла массу подтверждающих доказательств. Фальшивые транспортные документы, которые не могли пройти даже малейшей проверки. Секретный счет, о существовании которого Коннор не знал, с вкладами известного торговца людьми, который был удачно убит, так что это выглядело бы так, будто Коннор пытался замести следы. Но все это не было сенсацией. Записи, однако, были доказательством того, что ты приклеилась к экрану. За исключением того, что одних записей было недостаточно, не тогда, когда сильный Превосходный иллюзионист мог скопировать внешность Коннора. Кто-то должен был их подтвердить.

Сестра подалась вперед, сосредоточившись на мне. Я практически чувствовала, как вертятся колесики в ее голове. Она пыталась понять, как много мне известно.

— Роберт Дж. Меррит, — продолжила я. — Сорок один год, родился и вырос в Сикаморе, Иллинойс, женат, двое детей, один золотистый ретривер, герой войны. А также один из шестнадцати парней, выбравшихся с Коннором из джунглей Белиза.

Опять никакой реакции. Если бы кто-нибудь наблюдал за нами со стороны, то решил бы, что мы обсуждаем покупку кухонных полотенец.

— Меррит позвонил тебе и заявил, что готов поручиться за подлинность записей. Связь между Коннором и Шестнадцатью непоколебима. Они прошли через голод, плен и пытки, и буквально готовы умереть друг за друга. Любой из оставшихся Шестнадцати сказал бы на месте свидетеля то же самое. Если бы Роберт Меррит засвидетельствовал, что записи были подлинными, ему нельзя было бы возразить. Он был безукоризненным свидетелем.

— Он был лжецом.

— Да. Но это не имело значения. В этом были задатки невероятной массированной атаки в СМИ: герой войны, разрывающийся между верностью своему командиру и другу и своей совестью, выбирает правду и порядочность, а не сохранение отвратительной тайны своего спасителя. Коннор будет жить под облаком подозрений всю оставшуюся жизнь, да и ты тоже. Ты знала, что он невиновен, потому что время, которое обозначено на этих записях соответствовало времени, когда вы с Коннором были вместе. Ты была его единственным алиби.

Ее взгляд был ясным, а голос твердым.

— Он этого не делал.

— Я знаю. Коннор не такой. Но ты не смогла бы этого доказать. Все определяющие его алиби основывались на показаниях его сотрудников и тебя. Они зависели от него своими средствами к существованию. Он был их кредитором и каждая их закладная, каждый счет кредитной карты зависел от него, потому что ему нравилось защищать своих людей от внешних манипуляций. А ты? Ты любишь его. Ради него ты готова на все, даже на ложь. Ты знала, что тебе не поверят. Ты пыталась найти Роберта Меррита, но он растворился в воздухе. Время от времени он звонил тебе, чтобы подразнить и намекнуть на компенсацию, но ничего конкретного не было. Никаких требований денег. Никаких объяснений почему.

— Он был призраком, — сказала Невада. — Я бросила все силы на его поиски. Весь отряд Рогана искал его. Никто не смог найти Меррита, даже Баг.

— В тот день, когда ты упала в обморок, он позвонил тебе и пообещал выпустить первое видео через неделю. Ты знала, что не сможешь остановить это. Ты знала, что если будешь рядом с Коннором, пресса изобразит тебя мерзкой, ужасной женщиной, которая поддерживает чудовище. Меррит сказал тебе, что во время дачи показаний он обвинит тебя. Он расскажет всем, что ты знаешь о том, чем занимается Коннор, и поощряешь это. Ты стала бы изгоем. Наше общество презирает мужчин-преступников, но женщин разрывает на куски. Как женщины, мы должны воспитывать, заботиться и защищать детей, а не позволять другим охотиться на них.

Лицо Невады стало изможденным и измученным, словно призрак какой-то другой женщины поселился на ее лице. Это продолжалось лишь на долю вздоха, но видеть такое было все равно, что быть растерзанной. Должно быть, это было так ужасно, и она держала все это в себе, пытаясь спасти его, пытаясь удержать нас от этого. Прошло уже больше полутора лет, а рана все еще не зажила, и теперь я снова открыла ее. Я была ужасным человеком.

— Откуда ты знаешь? — спросила Невада.

— Я дойду до этого. У тебя был выбор. Ты могла встать рядом с Коннором и держаться его, отправив нашу семью в канаву. Мы бы не оправились от чего-то подобного. Ты была главой нашего Дома, и никто ничего о нас не знал. Люди стали бы задавать вопросы. Как много мы знаем? Участвовали ли мы в этом? Мы что, сорвались с катушек? Мы что, зарабатываем деньги на страданиях людей? Ты могла остаться с человеком, которого любишь, и смотреть, как вся семья Бейлор сгорает вместе с тобой, или ты могла бросить Коннора и публично разорвать все связи с Домом Роганов. Он ведь велел тебе так поступить, не так ли?

Невада кивнула.

— Да. Он уже оформил документы на развод. Он совершенно невиновен, Каталина.

Моя бедная сестренка. Каждый раз, когда я думала о ней с Коннором, ожидая, что они сломаются, стараясь так сильно и безуспешно, мое сердце сжималось в болезненный маленький комочек.

— Ты решила остаться с ним.

— Я люблю его.

Для нее это было действительно так просто. Когда Невада кого-то любила, она отдавала ему всю себя.

— Ты знала, что если расскажешь нам об этом, мы поддержим тебя. Ты отчаянно хотела отделить нас от этого кошмара, поэтому вместо этого ты манипулировала нами, чтобы мы сами обрубили все концы. Когда я была с тобой в той больничной палате, ты сказала мне, что нам нужны деньги, и что только потому, что мы с Арабеллой владеем акциями, мы не можем указывать тебе, что делать. А когда на следующий день ты вернулась в офис, и я прижала тебя, ты снова сказала мне, что тебе нужно зарабатывать деньги для семьи. Ты засунула мне в голову строительные блоки, а я выстроила их. Если бы у меня было время подумать об этом, я бы это поняла. Я помню, как после твоего ухода проверила счета и увидела, что денег у нас более чем достаточно. Я могла бы догадаться, но мы все были так напуганы и боялись, что ты умрешь, как папа.