Нарывы времени

– Эй, незнакомец!

Олег обернулся и увидел вчерашнего пацана. Солнце растопило тревогу и страх в голосе; улыбается и приветливо размахивает ручонками. На вид мальцу лет семь, не больше, и выглядит ровно так, как и положено пацану в этом благословенном возрасте: копна соломенных волос, дырка вместо переднего зуба, исцарапанные руки и здоровенный синяк под коленом. Типичный сорванец.

– Долго же ты спишь! – то ли удивился, то ли позавидовал пацанёнок. – Пойдём, поедим, а потом отведу тебя к старцу. Он хочет с тобой поговорить.

– Это дело, – одобрительно проговорил Олег. – Поесть я всегда не прочь, а после и ситуацию проясним. Кстати, здесь нет ничего опасного? Стрелять не придётся?

– Это шуметь-то, как вчера? – подмигнул понятливо малец. – Нет, днём спокойно, хорошо. Не бойся, пошли.

Олег закинул ремень автомата на плечо и зашагал вслед за пацаном. Улыбнулся потихоньку. Конечно, все мальчишки говорят “ не бойся” по любому поводу, но смешно слышать это в свой адрес. Видел бы ты меня в атаке, – подумал почти весело, однако спорить с пацаном, конечно, не стал.

– А что же это ты, дружочек, – спросил дружелюбно, с усмешкой. – Ночью вооружённого незнакомца в свою нору привёл? Уши тебе за это не оторвали? Ведь всё, что угодно могло случиться.

– Ты что, дурак? – беспардонно уставился на Олега пацан, фыркнул обидно. – Вот если бы я волков привёл – тогда бы досталось. А ты же человек, чего тут бояться?

Столь извращённая логика настолько поразила Олега, что он решил просто промолчать. По его мнению никакие волки с человеком и сравниться не смогут.

Олег рассчитывал увидеть хоть какие-то признаки цивилизации, но и тут ожидало разочарование. Человек сорок расселись на полянке, образовав большой круг и ели какую-то странную, зеленоватую субстанцию, наподобие густой каши весьма неаппетитного вида. Отправляли её в рот сложенными щепотью пальцами, а вместо тарелок использовали большие, зелёные листья, напоминающие лопухи. Увидев Олега дружно, словно по команде, кивнули, приветливо заулыбались и освободили местечко в общем кругу. Тут же осчастливили лопухом с горкой каши. Он счёл нужным поулыбаться в ответ и, чувствуя себя полным идиотом, попробовал угощение.

Одному богу известно, какие понадобились Олегу усилия, чтобы продолжать улыбаться и не выплюнуть эту отраву несусветную обратно в лопухи. Еда оказалась пресной, абсолютно безвкусной и настойчиво-вязкой – словно пластилин напополам с клейстером. Это единственное сравнение, что пришло Олегу в голову, но, если напрячься, можно и поостроумнее подобрать. Пища того заслуживает. Вспомнилось, что не далее, как вчера в обед на полковых поваров урчал, по поводу супчика недовольничал. Золотые руки у ребят, как оказалось! Местная же каша облепила зубы, нёбо, язык и комом встала в горле. Непривередливый в еде Олег, тем не менее, ошарашено оглядел сидящих вокруг него людей. Как они умудряются терпеливо жевать эту гадость, да ещё и улыбаться при этом? Он, пожалуй, счёл бы, что над ним решили посмеяться, но гостеприимные хозяева спокойно, даже с достоинством, едят точно такую же кашу. Действительно едят, без дураков. Остаётся предположить, что для них это вполне приемлемая и привычная пища.

– Соли бы сюда, – пробормотал Олег, с великим трудом освободив язык. – У вас что, с солью напряжёнка?

– Отличная еда, – отозвался сидящий рядом мальчонка, с аппетитом уплетая кашу за обе щеки. – Нечасто такое попробуешь, повезло тебе.

На вопрос о соли не ответил; похоже, вообще не понял о чём речь.

– А что это такое? – поинтересовался Олег. Уж если это лакомство, что же они обычной пищей считают?

– М-м-м! – расквасил щёки пацанёнок, сглотнул вкусно, с удовольствием. – Толчёное зерно с мятыми листьями. Корешки там ещё какие-то. Названий я пока не знаю, но могу показать, где растёт, если хочешь. А ты чего не ешь? Наелся?

В его голосе обнаружилось столько плохо скрываемой надежды, что Олег невольно улыбнулся и с готовностью пододвинул к нему свой лопух. Затем снял с пояса фляжку и тщательно прополоскал рот. Полегчало. Поскольку остальные продолжали молча есть, Олег сделал вывод, что вести светские беседы за столом здесь не принято. Да и сами столы не в почёте, со стульями вместе.

Поскольку представилась возможность, оглядел присутствующих. С виду совершенно обычные люди, такие же, как и он. Правильные черты лица, чистая кожа, пропорциональное телосложение. Правда, ни ножниц, ни бритвы они, похоже, не признают и потому все, и мужчины и женщины, одинаково длинноволосы и лохматы. Листья, перетянутые травяными жгутами, образовывали подобие юбок и представляли их единственную одежду. Лиственное какое-то племя, – со всё нарастающей тревогой подумал Олег и только сейчас понял, что показалось ему особенно странным. У этих дикарей нет никакого оружия! Ни копий, ни луков, ни ножей. Чем же они защищаются от врагов и диких зверей? – подумал беспомощно. Да что там оружие – у них вообще нет никаких орудий, приспособлений или механизмов, даже самых примитивных! Только толстые, необработанные палки, слишком короткие даже для того, чтобы служить посохом. Какая-то нелепая несообразность: прекрасно развитая речь, и при этом никаких орудий.

От вчерашнего дня, полного потрясений, Олег уже успел оправиться, и сейчас до него постепенно начала доходить вся странность сложившейся ситуации. Двадцать первый век на дворе, Европа, а он сидит в обществе полуголых дикарей, жующих растительное месиво, словно коровы. Может быть, это секта какая-нибудь? Их во множестве наплодилось в последнее время. Слышал, конечно, о людях, что стремятся к единению с природой, но не до такой же степени! И не в таком количестве. А, кроме того, несмотря на всю свою свихнутость – в зоне боевых действий пока ещё ни одна секта не решилась обосноваться. Что же, чёрт возьми, происходит? Уж не последствия ли контузии, часом? Олег представил себя лежащим на кровати в сумасшедшем доме, в тумане полоумных грёз, и непроизвольно поёжился. Столь грустный финал и без того невесёлой жизни, показался ему весьма несправедливым. Поспешил избавиться от этих мыслей, даже коротко стриженой головой потряс энергично. Впрочем, болезненной стадии размышления достигнуть не успели. Пацанёнок, поразительно быстро одолевший двойную порцию каши, потянул его за рукав.

– Теперь пойдём, – и сыто погладил распухший животик грязной, исцарапанной ладошкой. – Старейшина ждёт тебя под священным деревом. Надо спешить, а то уснёт и пока не проспится – никакого толку от него не будет. Уж очень старый.

Деревом, получившим статус священного, оказался обычный дуб. Довольно крупный, но не гигант, он производил впечатление смертельно уставшего старика, чьи плечи опустились под тяжким гнётом лет, а ветви шевелятся на ветру, словно грива зелёных волос. Солнечные зайчики резвятся на морщинистой коже-коре, узловатые корни причудливо переплетаются и змеятся перед тем, как нырнуть в землю.

Здесь же нашёлся совсем не аллегорический, а самый, что ни на есть, настоящий старец. Седобородый и седовласый, он восседал на толстом корне дерева, всем телом навалившись на сучковатую палку, и со степенным видом взирал на незнакомца. Дед с деревом очень хорошо сочетались и Олегу подумалось: будь старейшина слегка помоложе, то и дерево выбрал бы другое. А этим двоим, хорошо друг с другом. На жилистом, худом теле старца в самый раз смотрелась бы длинная, до пят, белая холщовая рубаха, перехваченная грубым вервием. Но одежда здесь не в ходу и старик, не оригинальничая особо, ограничился обычной травяной юбкой. Судя по всему, единственным символом его власти и уважения служит седая борода. Ничего более подходящего Олегу на глаза не попалось. Он присел напротив старца прямо на ковёр из многолетних слоёв опавших дубовых листьев, скрестил ноги и положил на колени автомат.

– Мне рассказывали, что у нас появился странный человек – теперь я это и сам вижу.

Голос у старца оказался поразительно мягким и мелодичным. Видимо никогда в жизни не приходилось орать, надрывая глотку.