Страница 2 из 4
И мы с мужем стояли в пробках, добираясь через всю Москву в лучшие клиники, чтобы узнать, что наша малышка, хоть и довольно маленькая (как, кстати, и ее старшая сестра), но все же крепкая и здоровая красотка.
Однако в конце беременности врачу на УЗИ не понравилась плацента, и уже перед родами я полежала немного в отделении патологии, где следили за сердечком крошки. Но ни УЗИ, ни допплерография, ни даже компьютерная томография по-прежнему никакого «криминала» не показывали. Немного переживая, мы готовились к встрече с самой лучшей и долгожданной малышкой в мире, такой же, как ее старшая сестренка!
За неделю до родов я сбежала из отделения патологии под свою ответственность.
Пятнадцатого июля встала часа в четыре утра и поняла, что меня трясет от страха за малышку. Поехала в храм, причастилась и пришла с вещами в роддом. Врач осмотрела меня не слишком нежно, глянула томограмму и сказала, что сегодня надо родить. Рожать не хотелось. В смысле – хотелось, конечно, но не рожалось. Поэтому я с грустью и смирением подумала, что придется кесариться, раз уж надо.
И вот лежу в родовом блоке, жду своей участи. Вдруг чувствую: какие-то странности происходят, похоже на схватки немного, но не больно совсем, даже приятно. Врач посмотрела, сказала, схватки есть. Прокололи пузырь и стали ждать. Разрешили гулять по блоку, дабы ускорить процесс. Время летело незаметно, ощущения усиливались, но это опять была не боль, а просто какой-то внутренний подъем! Несколько раз заходила врач с предложением эпидуральной анестезии. А я все танцую! Дивятся на меня!
Я и сама удивлялась, помня, как меня корчило в первые роды. Правда, там были усилены ощущения окситоцином.
Беспокоило только одно – данные компьютерной томографии. Датчики постоянно висят на мне. Следим за сердечком, чтоб в случае чего сразу кесарить. Я молюсь, чтоб сердечко дочери позволило мне родить самой.
Через пару часов в блок врывается муж. Вместе веселее! Уговаривает родить 15-го числа, ровно в середине лета, и не тянуть до 16-го. Шутим и уже вместе удивляемся, как же легко в этот раз все.
Незаметно пролетели 11 часов родов.
Когда акушерка берет в руки ребенка, ощущаю нереальный взрыв нежности и любви! Перехватывает дыхание! Прошу положить на живот и не резать пуповину. Но говорят, что пуповина очень короткая, режут ее и забирают ребенка. «На папу похожа», – говорят. Я смотрю на нее и не могу насмотреться! Крошечка моя! Умоляю дать приложить к груди. Наконец дают. И вот забирают, заворачивают в одеяло и отдают надолго, оставляя нас с мужем и дочкой одних.
Муж берет на руки доченьку, и я навсегда запоминаю его взгляд, полный любви. Эта невозможно нежная картина новоиспеченного папы с ребенком на руках могла бы поспорить со многими изображениями Мадонны!
Беру в руки в надежде покормить. Вдруг смотрю на малышку, и сердце екает… Что у нее с глазками? Нет-нет – наверное, просто показалось…
Потом врач задала вопрос, делала ли я скрининг. Беззаботно отвечаю ей. Даже не придаю значения вопросу.
Приходит медсестра, берет кровь у малышки. Понижен сахар. Ведем переговоры насчет капельницы. В результате долгих споров я подписываю согласие.
Уже ночью ребенка везут в детское, а меня в послеродовое отделение. Проваливаюсь в сон с тревогой за ребенка.
Муж по дороге домой звонит родственникам и сообщает, что у нас теперь есть еще одна чудесная дочка.
Утром звонит муж. Счастливо воркуем, но в то же время переживаем, что там с сахаром. Топчусь рядом с детским отделением в ожидании окончания пересменки. Наконец решаюсь сказать любимому: «А ты знаешь, глазки у нее странные». Он не понимает, что на меня нашло. Чего я вдруг придираюсь к ребенку? И мне становится стыдно, честное слово.
Наконец вызывает врач. Прихожу. «Делали ли вы скрининг?» – спрашивает педиатр.
Дальше все как в кино – точнее, как в слайд-шоу со звуком.
Врач сообщает, что мой ребенок всегда будет отличаться от остальных внешне.
У меня вдруг исчезает скелет внутри, и я осыпаюсь на пол.
Поднимаю молящие глаза на врача, потом смотрю на ребенка.
Врач спрашивают, будем ли отказываться.
Они с ума что ли сошли?!
Слышу что-то про анализ… Уползаю в палату звонить мужу. В голове бьют колокола. Точнее, ощущение, будто я – это колокол. Звука не слышу, только сотрясаюсь…
Перед глазами не останавливается слайд-шоу. Вижу все свои грехи, всю свою жизнь, пытаюсь представить будущее… На коленях.
Хочу крикнуть изо всех сил: «ЗА ЧТО???» Но молчу, потому что внутри страх. Я знаю, что есть за что! Много есть за что!
Так живешь себе и думаешь, что вообще-то ты хороший человек. Заповеди стараешься блюсти, в храме тебя в лицо знают, ценности и принципы высокоидеальные вроде. А как дела коснется, когда проявить себя надо, так в осадок.
Вспомнились слова одного священника: да, Господь несправедлив, так как если судить нас по справедливости, то мы достойны только сгореть дотла сию же минуту.
Хочу молиться, но молитва не идет.
Звоню мужу. Понимаю, что звоню, чтобы убить. Убить словом. Убить вестью.
И он убит.
Начинаю соображать. Надо спасать мужа! Мне нужен живой муж!
Звоню снова. Говорю: «Они могут быть гениальными! Они просто особенные!»
Но в Интернете оказалось больше информации, чем у меня. Через пять минут я знала, что 85 процентов таких детей остаются в роддоме, брошенные родителями, около 90 процентов не доживают до 5 лет. Короче, всемогущий Интернет поведал нам, что это дефектные люди.
Здесь я вспоминаю, что врач сказал еще что-то о шумах в сердечке. Но даже не могу думать об этом. Что значит сердце того, кто и не человек вроде…
Тупо смотрю в потолок.
Звоню опять мужу. Знаю, что плачет. Прошу привезти мне книгу докторов Уильяма и Марты Сирс. У них из восьми детей один с синдромом Дауна. Я сама должна все изучить!
Черная туча в моей голове.
Надо бы позвонить маме. Но что я скажу?
Звоню свекрови. Ее не так жалко. Да и к внукам она гораздо спокойнее относится, чем моя мама. Язык отказывается говорить, но что-то выдавливаю из себя о подозрениях врачей. Прошу поддержать Сашу (мужа), ему сейчас плохо. Очень плохо.
А в голове скребется тихо: «За что?» Приходит на ум евангельское «не за что, а для чего». «Чтобы на них явились дела Божии».
Помолиться бы. Не могу!
Иду в детское, спросить «как дела», «можно ли покормить»… Ничего не разрешают. Иду, заливаясь слезами, назад.
У всех счастливых мамок вокруг чудесные детки. А я одна. Почему-то очень страшно!
Приходит Саша. Пытается казаться спокойным. Сидит рядом с моей кроватью. Я обнимаю его ноги и реву. Заставляет есть. Горло какое-то непроходимое. Засовываю в себя пару ложек какой-то еды.
После ухода мужа хватаю книгу супругов Сирс и ищу главу про детей с особыми потребностями. Сирсы, как всегда, на позитиве. Говорят, что такие детки имеют свои особенности, подчас требуют больше внимания, в том числе в плане здоровья: к примеру, следует учитывать эти особенности при серьезных занятиях контактными видами спорта. Но в целом такие же дети, только с изюминкой. Да ладно, скорее всего, не с изюминкой, а с целой курагой, подозреваю я.
Читаю дальше про формы синдрома Дауна. Обнаруживаю, что при транслокационной форме возрастает риск, что следующий ребенок тоже родится с синдромом Дауна.
Молюсь, чтоб только не эта форма была у малышки. Здесь я забочусь о себе, конечно. Вдруг у меня будет еще ребенок!
Если честно, я практически не надеялась, что диагноз не подтвердится. То есть надежда, конечно, была, но где-то внутри себя я уже все поняла. Поняла, что я в самом деле вытянула этот билет.
В голове крутится: «Это не про нас! Этого не может быть со мной! Почему я?»
«А почему бы и не я???» – с горькой насмешкой отвечаю сама себе.