Страница 21 из 22
Меня разбудила маленькая ладошка на груди. Я открыл глаза. Эмми стояла, освещенная лунным светом, и осоловело смотрела на меня.
– Эмми, что такое? – прошептал я.
Она протянула руку, в которой держала две пятидолларовые купюры из наволочки.
– Положи их в ботинок.
Она говорила рассеянно, словно в трансе, и я понял, что это лунатизм. Некоторые дети в Линкольнской школе были лунатиками, и Вольц всегда предупреждал нас не будить их. Поэтому я взял деньги.
– В ботинок, – сказала она.
Я спрятал их в ботинок.
– Не говори никому, ни Альберту, ни Мозу.
– Что мне с ними делать? – спросил я.
– Узнаешь, когда придет время.
Она вернулась на свое одеяло и легла. По ее размеренному дыханию я понял, что она снова крепко спит.
Я раздумывал об этом случае лунатизма, гадая, следует ли предупредить Альберта и Моза. Но было что-то в ее действиях и в том, с какой серьезностью она говорила своим тоненьким голосом. Так что я решил сохранить все в тайне.
Глава тринадцатая
– Что ты задумал?
– В смысле?
– Альберт, у тебя в кармане пятнадцать долларов. Как ты это объяснишь?
– Почему я должен объяснять?
Альберт был умным, гораздо умнее меня, но иногда, когда дело касалось других людей, он бывал весьма недогадливым. Мы шли в городок, где он купил газету прошлым вечером, собираясь купить новые ботинки и еды на день. Моз и Эмми остались охранять каноэ.
– Пятнадцать долларов, Альберт. Многовато денег для пары ребят вроде нас. Люди заинтересуются. Даже могут начать задавать вопросы. Что ты им скажешь?
– Скажу, что мы их заработали.
– Как?
– Не знаю. Наемными работниками.
– У кого?
– Слушай, Оди. Предоставь это мне. Все будет хорошо.
– Если из-за тебя мы попадем в тюрьму, я тебя убью.
– Этого не случится.
– Уж пожалуйста.
Городок назывался Вестервилль, и как в большинстве городов, которые мы видели, возле железнодорожных путей возвышались несколько больших элеваторов. Над деревьями возвышались, как я насчитал, четыре церковных шпиля. Здесь не было здания суда, как в Линкольне, так что я сообразил, что мы еще в округе Фремонт.
Было еще рано для оживленной торговли, но магазины уже открылись. От запахов из булочной у меня потекли слюнки. Хозяйственный магазин, бакалейная лавка, аптека, магазин канцтоваров и книжный. На одной стороне улицы было небольшое кафе под названием «Лютик». Рядом находилось полицейское управление Вестервилля, перед которым стояла патрульная машина, и у меня засосало под ложечкой. Наконец мы подошли к широкой витрине, на которой витиеватыми буквами было написано «Лавка Кренна». Мы стояли перед витриной, рассматривая расставленные за ней товары, среди которых было много ботинок.
– Похоже, нам сюда, – сказал Альберт.
Я хотел войти, но Альберт медлил.
– Что не так? – спросил я.
– Ничего. Просто… – Он не договорил, глубоко вдохнул и сказал: – Хорошо.
В Линкольне имелся универсальный магазин, назывался «Соренсонс», в котором я бывал лишь однажды. Там продавалось столько разных вещей: и мебель, и одежда, и утварь, – что я думал, что даже в королевском дворце не может быть столько сокровищ. «Лавка Кренна», хоть и не большая и скромно обставленная, поражала разнообразием товаров. Мы с Альбертом прохаживались между рядами стеллажей, на которых лежали рубашки, брюки и нижнее белье, ткани и постельное белье. Мы прошли витрину с косметикой, вокруг которой витал цветочный аромат.
Мы повернули в другой проход, полный скобяных товаров, и чуть не врезались в высокого худощавого мужчину в полукомбинезоне и бейсболке. Он стоял к нам спиной, но я видел, что он внимательно рассматривал будильник, бережно держа его, словно бриллиант. Внезапно он развернулся к нам. Один его глаз закрывала черная повязка, как у пирата, а взгляд здорового глаза был достаточно злобным, чтобы испугать кабана.
Занимавшийся им продавец сказал:
– Мальчики, я займусь вами через минуту. Осмотритесь пока.
Я с радостью оставил продавца с одноглазым Грозой Кабанов, и мы наконец добрались до обуви, где коробки стояли рядами с образцами сверху. Альберт подошел к коробке с надписью «Бастер Браун» на боку. Когда он взял в руки выставленный ботинок, приятный голос за спиной спросил:
– Чем могу помочь?
Улыбавшаяся нам женщина напомнила мне мисс Стрэттон: высокая, стройная, светловолосая, с непримечательным лицом. Ее глаза казались немного странными, один как бы не успевал за другим. Но взгляд у нее был добрым, а улыбка искренней и приятной.
– Э… – начал Альберт. – Мы… э…
– Да? – подбодрила она.
Альберт посмотрел в пол и попробовал снова:
– М-мы… э… м-мы… э…
До меня дошло. Какую бы байку Альберт ни собирался рассказать, он просто не мог. Не потому, что ему не хватало смелости. Черт, он запугал Клайда Брикмана. Если это не страх, то единственным объяснением, которое приходило мне на ум, была его неспособность заставить себя соврать этой хорошей женщине.
– У моего брата дефект речи, мэм, – вмешался я. – Он заикается. Ужасно смущается от этого. Он не глупый, просто ему трудно говорить.
– Какая жалость, – посочувствовала она.
– Видите ли, – сказал я, – папа отправил нас купить новые ботинки.
Ее лицо озарилось желанием помочь.
– Что ж, с этим я точно могу помочь. Я вижу, вы смотрите наши «Бастер Браун». Это очень хорошие ботинки. – Она опустила глаза, увидела наши дешевые изношенные башмаки и, не переставая улыбаться, сказала: – Но, может, вы предпочитаете посмотреть что-нибудь подешевле?
Я обратил внимание на ботинки на стопке коробок.
– Как насчет тех?
– Армейские ботинки, сынок, – прогудел другой голос, – от «Ред Винг». Как по мне, лучшая обувь в мире. Помогли нашей пехоте выиграть Великую войну.
К нам присоединился мужчина, обслуживавший одноглазого Грозу Кабанов.
– Сделаны здесь, в Миннесоте. Прекрасное качество. Прослужат вечно.
– Ллойд, – сказала женщина, – не думаю, что мальчиков заинтересуют эти ботинки.
Ее взгляд вернулся к бумажно-тонкой коже у нас на ногах, и мужчина уловил ее мысль.
– У нас имеется большой выбор другой обуви, – с готовностью сказал он. – Что думаете?
– Сколько стоят «Ред Винг»? – спросил я.
– Пять долларов семьдесят центов за пару. Знаю, звучит дорого, но стоит каждого цента.
– У нас пятнадцать долларов, – сказал я. – Но нам еще нужно купить продукты на неделю.
– Пятнадцать долларов? – Мужчина явно удивился, но я это предвидел. – Откуда у вас пятнадцать долларов?
– Их отец дал, Ллойд. Как и сказал молодой человек, купить обувь и продукты на неделю.
– Вы братья?
– Да, сэр, – сказал я.
– Как получилось, что вы совсем не похожи?
– Ллойд, ты совсем не похож на своего брата. Разве не ты всегда говоришь, что самый красивый из вас двоих?
Мужчина присмотрелся к нам.
– Это у вас какая-то форма?
– Нет, сэр, – сказал я. – Эту одежду дала нам одна леди из церкви в Уортингтоне. Наверное, они получили ее от школы или еще откуда, не знаю. Но это намного лучше того, что мы носили раньше.
– Кто ваш отец?
– Клайд Стрэттон, – сказал я, ухватившись за первые два имени, всплывшие в уме.
– Не знаю такого, – сказал мужчина.
– Мы только приехали в город. Па получил работу на элеваторе.
– Они нанимают рабочих? В это время года?
– Его наняли для ремонта. У па золотые руки.
– Он счастливчик, раз нашел работу в такое время.
– Это правда, – сказал я и изобразил уныние. – Но мы не знаем, надолго ли.
– А что ваша мама? – спросила женщина.
– У нас больше нет мамы, мэм. Она умерла.
– Очень жаль слышать такое, сынок.
– С тех пор мы переезжаем с места на место. И эти старые ботинки, они совершенно протерлись.
Я снял один – не тот, в который спрятал пятидолларовые купюры прошлой ночью, – и показал ей дыру.