Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 22



Когда мы приехали на ферму, все мои надежды умерли. Там, где всего несколько дней назад миссис Фрост и Брикманы сидели в гостиной и пили чай, не осталось ничего, кроме разбитых в щепки досок. Много деревьев в саду вырвало с корнем и разбросало в беспорядке. Пикап миссис Фрост лежал перевернутым, как дохлая черепаха. Вокруг стояла мертвая тишина.

Мы рыскали среди развалин, поднимали обломки, выкрикивали имена. Я был уверен, что мы не найдем их живыми, и из-за этого вовсе не хотел находить их. Я видел, с какой легкостью буря сминала и разрывала прочные конструкции, и не желал своими глазами узреть, что она может сделать с хрупкой плотью и костями. Так что я по большей части безучастно стоял на сломанных балках крыши, которая когда-то укрывала Кору и Эмми Фрост. На короткое время я позволил себе поверить, что она будет укрывать и меня.

Я потерял мать и отца. Меня били, унижали, сажали в карцер, но до этого момента я никогда не терял надежды на то, что когда-нибудь будет лучше.

И тут Моз подал знак: «Ты слышишь?»

Я прислушался и тоже услышал.

Моз начал поднимать доски и сломанные балки. Остальные принялись помогать. Мы лихорадочно работали, расчищая обломки, из-под которых доносились тихие крики, и наконец добрались до внешнего входа в погреб. Его дверь заблокировали два тяжелых обломка стропил. Мы убрали их, и Моз распахнул дверь. Из темноты на нас смотрела маленькая Эмми Фрост, ее личико и одежда были покрыты пылью, кудряшки слиплись от песка, а голубые глаза моргали из-за резкого света. Моз спустился по лесенке, подхватил девочку на руки, вынес наружу и спросил: «Твоя мама?»

– Я не знаю. – Эмми рыдала в истерике. Она отчаянно замотала головой и повторила: – Я не знаю.

– Она была с тобой внизу? – спросил Вольц.

Эмми снова замотала головой, и вокруг нее поднялось облачко пыли.

– Она посадила меня туда и оставила одну.

– Эмми, куда она пошла? – спросил Альберт.

– К Большому Джорджу, – сказала она. – Она собиралась выпустить его из сарая.

После смерти мужа Кора Фрост решила оставить тяжеловоза, хотя кормить такую огромную скотину было затратно. Вольц и Альберт уже осмотрели развалины сарая, но побежали обратно и начали снова разбирать обломки.

– Где мама? – плакала Эмми. – Мама?

– Тихо, девочка, – сказал Брикман. – Слезами делу не поможешь.

Она пропустила его слова мимо ушей.

– Мама!

Моз сел на развалины дома, поднял Эмми на руки и прижал к груди, а она все плакала и плакала. Через некоторое время вернулись Альберт с Вольцем и только покачали головами.

– Я отвезу ее в школу, – предложил Вольц.

– Я поеду с вами, – сказал Брикман.

Я скрестил руки на груди и расправил плечи.

– Я не уеду, пока мы не найдем миссис Фрост.

Вольц не стал спорить.

– Хорошо, Оди. Альберт, Моз, вы тоже остаетесь?

Оба кивнули.

– Я пришлю кого-нибудь за вами. Клайд, давайте увезем девочку отсюда.

Они попытались забрать Эмми у Моза, но она отчаянно цеплялась за него, и наконец Вольц сказал:

– Моз, ты тоже едешь.

Они ушли, Моз нес малышку Эмми, а Брикман на мгновение задержался, обводя взглядом разрушения.

– Господи Боже, – пробормотал он себе под нос.

– Вы ошибались, – сказал я ему.



Он посмотрел на меня, прищурившись:

– В чем же?

– Вы говорили, что Бог наш пастырь и что он позаботится о нас. Бог не пастырь.

Он не ответил.

– Знаете, кто Бог, мистер Брикман? Чертов торнадо, вот кто.

Брикман просто развернулся и ушел.

После их отъезда мы с Альбертом остались одни. Небо над головой было ясным и голубым, как будто ада последних двух часов и не было. Я услышал песнь жаворонка.

– Все должно было стать прекрасно, – сказал я. – Все наконец-то должно было стать прекрасно.

Альберт повернулся кругом, охватывая взглядом разгром. И произнес жестче, чем я когда-либо слышал:

– Одного за другим, Оди. Одного за другим.

Глава восьмая

Тело Коры Фрост нашли позже в тот же день, за милю от дома, в ветвях вяза на скотном дворе, который торнадо не повредил, но, потеряв силу, оставил множество обломков. Большого Джорджа нашли невредимым недалеко от разрушенной фермы Фростов безмятежно жующим траву на берегу Гилеада.

Узнав о том, что случилось, миссис Брикман сразу же вернулась из Сент-Пола. Она великодушно объявила, что Эмми Фрост недолго оставаться без матери. Она собиралась удочерить малышку как можно скорее.

Услышав это, Моз показал: «Черная ведьма ее новая мама?» А потом показал такое, чего миссис Фрост, будь она жива, никогда не одобрила бы.

– Черная ведьма всегда получает то, что хочет, – тихо сказал Альберт, смирившись.

Мне это казалось еще одной несправедливостью в длинном ряду ужасных несправедливостей. Я мог бы жить со всеми бедами и несчастьями, которые насылал на меня бессердечный Бог. Может быть, я их даже заслуживал. Но Эмми Фрост? Все, что она делала за свою короткую жизнь, это дарила счастье нам всем. А миссис Фрост? Если на этой земле и были ангелы, то это она.

Похоронная служба проходила в четверг в спортивном зале. Присутствовали все ученики, кроме Билли Красного Рукава, которого еще не поймали власти. Мы были одеты по-воскресному. В спортзале стояла кафедра, с которой всегда проповедовал мистер Брикман, и позади нее стулья для него и миссис Брикман, и один для Эмми, которая сидела, ссутулившись, как безжизненная кукла. Мы не видели ее с того ужасного дня. На ней было новое платье и новые блестящие кожаные туфельки. Песок, пыль и штукатурка так въелись в ее волосы, что их не смогли отмыть и просто обрезали все кудряшки. Без платья она сошла бы за мальчика.

Мисс Стрэттон сидела за фисгармонией. Она играла гимн «Твердыня наша», а мы бубнили в унисон. Мистер Брикман произнес поминальную речь. Впервые на моей памяти он говорил с нами уважительно, без всякой напыщенности. Я никогда его не любил, но был благодарен за добрые – и правдивые – слова о Коре Фрост.

А потом Брикманов ждал сюрприз.

Мисс Стрэттон объявила:

– Мы с Оди О’Бэньоном хотели бы исполнить кое-что в память о Коре.

Она кивнула мне, и я встал.

– Что ты делаешь? – прошептал Альберт. Он смотрел на Брикманов, на лицах которых застыли выражения далекие от христианских.

– Просто слушай, – сказал я.

Моз показал: «Играй хорошо, Оди».

Я встал рядом с фисгармонией и достал из кармана свою губную гармонику, и мы с мисс Стрэттон заиграли песню, которую репетировали тайком.

Я обещал себе, что не стану плакать. Я хотел преподнести единственный дар, который у меня был, памяти Коры Фрост. Но как только я заиграл первые ноты «Шенандоа», слезы полились из глаз. Я все равно продолжал играть, и мисс Стрэттон аккомпанировала мне, и казалось, будто сама музыка оплакивает не только то, что мы потеряли на той неделе. Она оплакивала семьи, детство и мечты, которых навсегда лишились даже самые юные из нас. Я играл и все дальше устремлялся туда, куда меня могла унести только музыка. И хотя Кора Фрост была мертва и почти похоронена вместе с моими недолгими надеждами на лучшую жизнь, я представлял, что она слышит меня где-то, а рядом с ней муж, и они оба улыбаются мне и Эмми, и Альберту, и Мозу, и другим, чьи жизни, хоть ненадолго, стали светлее благодаря им. И в конце я плакал уже от этого.

Когда я закончил, плакали все, даже мистер Брикман, у которого, как оказалось, было сердце, хоть и маленькое. Но у Черной ведьмы сердца не было, и она не проронила ни слезинки. Она злобно смотрела на нас с мисс Стрэттон. Я хотел вернуться на свое место на трибунах, но мисс Стрэттон остановила меня, взяв за руку.

Мистер Брикман закончил церемонию молитвой, и дети начали покидать спортзал. Миссис Брикман наклонилась к Эмми и что-то сказала, потом встала и подошла к фисгармонии.

– Прелестная мелодия, – произнесла она, но ее голос говорил совсем другое. – И весьма неожиданная.