Брат

– Меня спросили: «Что общего между птицей и человеком?» А я им отвечаю: «Оба какают!» Гы-гы!

Другой кивнул и авторитетно поставил диагноз:

– Стройбат. Где-нибудь за Уралом.

– С чего бы вдруг?! – возмутился рассказчик.

– Знаешь, почему в армии не играют в КВН? Весёлые по одну сторону Урала, находчивые по другую. А раз ты ещё и приколист, то будешь в стройбате лёд колоть.

Когда меня вызвали, доктор выяснять ничего не выяснял и ни о чём не спрашивал, сразу сказал, что придётся десять календарных дней отлежать в больнице. Там решат – гожусь в армию или нет. Я попытался было заикнуться, дескать, полностью здоров, но врач понимающе кивнул:

– Вот там это и подтвердят.

Прочие врачи ничего такого не нашли. В конце концов нас отпустили, только некоторым велели прийти повторно. Меня же сразу обрадовали, сказали, офицерское училище мне точно не светит, хоть я туда и не просился. Вот если хочу получить направление от военкомата на автокурсы в ДОСААФ, то зря. Зато на курсы радиотелеграфистов меня тоже не пошлют. С таким диагнозом в армии вообще делать нечего. Хотя, конечно, в больнице полежать придётся, но даже если вдруг случайно скажут «годен», ни в одно нормальное место таких не посылают.

Подсуропила мне мама. Главное, вернуть ничего нельзя – я же с четвёртого класса с головой наблюдаюсь, значит, по-любому придётся проверяться в психушке.

Из диспансера ещё вызвали на консультацию. Лечащий врач у меня не изменился, хотя я опять был прописан в коммуналке. Другой, понятно. У бабушки стало плохо со здоровьем, вот она и прописала меня к себе, чтобы площадь не пропала. Дело было сложное, пришлось походить по кабинетам районных инстанций, однако увенчалось успехом. Когда бабушка умерла, я остался прописанным в её комнате. Жить там не жил, но приезжал часто.

Так вот, Лев Аронович, психиатр, ведущий меня с четвёртого класса, когда я пришёл на приём, объяснил, что миновать больницу нельзя, без неё мне просто не выдадут приписное свидетельство. Однако при правильном поведении лежать придётся всего один раз, затем получу освобождение и дальше уже буду жить спокойно. Деваться некуда, пришлось соглашаться на обследование.

В начале марта позвонили, велели в понедельник утром явиться с документами. Причём надо рассчитывать ровно на десять дней, раньше не отпустят, но и позже не задержат. Больница, понятно, была психушкой, самой старой из московских. «Матросская тишина». Забор к забору с тюрьмой. Возмущаться и отказываться ложиться бесполезно. Дело не в том, что в армию заберут или нет, в любом случае приедет скорая, и всё едино тебя туда отвезут.

Раз делать нечего, то и делать ничего не надо. Хорошо, что не в каникулы забирают, можно от школы отдохнуть. С оценками у меня нормально, твёрдый хорошист. Наверное, мог бы быть отличником, но уроки делать ленюсь. По математике и физике давно перерешал все задачи до конца десятого класса. Задачник Зубова – Шальнова отработал полностью. Перельмана читаю запоем, а вот с остальными предметами немного хуже, приходится заставлять себя делать домашку.

Причём на секцию хожу с удовольствием, а за уроки сесть сил нет. Ефремова глотаю запоем, а про Иудушку Головлева и Раскольникова с Базаровым читать не могу. В музыкальную школу мама чуть не пинками загоняла, а в школе на праздниках играю с удовольствием. Ксилофон, который от Славки остался, мне сразу не понравился. До девятого класса с ним мучился!

Шиза

Вместе со мной на обследование явилось трое таких же допризывников. Нас переодели в больничные пижамы и распределили по палатам. Отделение диагностическое, «острых» пациентов здесь не держат. Если у кого появляются странности, тех сразу отправляют в другой корпус.

В палате шестеро. Из допризывников я один. Спрашивать про причины нахождения здесь не принято, а у некоторых даже опасно – обидятся.

Моё достояние на ближайшие десять дней – заслуженная железная койка с полосатым ватным матрасом и тумбочка на двоих. Одеяло, подушка. Постельное бельё. Изрядно застиранное, с большими чёрными блямбами больничных печатей, но чистое. Вафельное и простое полотенца.

Мужики в палате просветили про распорядок дня. Рассказали, что кормят не очень, с куревом совсем беда. В магазин не отпускают. Однако если подлизаться к медперсоналу, то могут звать на помощь в отделение этажом ниже. А там санитарки в благодарность и курева купят, за твои, понятно, и дополнительный хавчик организуют. В том отделении бабульки с маразмом лежат, едят мало. У них и хлеба, и супа, и гарнира изрядно остаётся, можно подхарчиться.

Только застелил постель, позвали к врачу. Всех поступивших сегодня собрали. У одного было сотрясение мозга, случайно с лестницы упал. Вылечили, но зачем-то на учёт поставили. Другой подмигнул и зашептал, что от армии откосить хочет, институтские учебники по психиатрии читал, будет притворяться параноиком. Третий просто эпилептик. Я про себя сказал, что полностью здоров. Стукнутый зашёл в кабинет, мы сидим, болтаем. Тот, который симулянт, начал объяснять, что ему в армии делать нечего, и уж если он сюда пробился, то будет пользоваться случаем, выбивать себе нужный диагноз. Вторым вызвали меня, задали пару вопросов и отправили в палату.

В обед кормили так себе. Жидкие щи с малюсеньким кусочком мяса. Разваливающаяся котлета, тушённая в томатном соусе, с блёкло-синеватым, водянистым пюре. Видать, вместо молока мятую картошку разбавляли той же водой, в которой её варили. Стакан компота из сухофруктов. Хлеб серый, который продаётся в больших буханках по четырнадцать копеек. Самый дешёвый и невкусный. Однако больные его съели весь до кусочка.

После обеда нас, свежеприбывших, вызвали в процедурную, выдали каждому порошок и заставили выпить. Не выпить нельзя, смотрят. Я принял, эпилептик принял, стукнутый тоже принял. Запили водой и пошли по палатам. Мы не первый раз в таких заведениях, понимаем, что надо слушаться. А симулянт начал права качать. Дескать, зачем лекарствами пичкают, если ему ещё диагноз не поставили. Тупой он. Возмущаться и отказываться глупо и бесполезно. А спорить и тем более ругаться с медперсоналом просто опасно.

Я давно понял, ещё по санаториям, что проще и быстрее соглашаться. Бывали случаи. Сегодня мальчик хамит медсестре, а завтра после «укольчика» сидит такой спокойный-спокойный, только слюни изо рта текут. А если с медиками не ругаться, то они ничего такого и не прописывают. Или если даже пропишут, а ты зарекомендовал себя исполнительным больным, не особо смотрят, проглотил ты «таблеточку» или нет. Но первые разы контролируют обязательно.

Меня с порошка спать потянуло. Лёг, здесь это дело обычное. После лекарств многие кемарить укладываются. Только было задремал, тут ко мне шиза и пришла. Ну, это я так подумал, когда голос в голове спросил:

– Серый, это ты?

– Я, – соглашаюсь.

Меня приятели Серым зовут. Сергей, Серёжа, Серёга, Серый – это всё я. Но раз голос в башке появился, значит, не зря меня сюда отправили. Похоже, я действительно того… псих. А тот в голове продолжает:

– Сейчас какая дата?

– 6 марта 1972 года.

– Ты где находишься?

– Нахожусь где и должен – в психушке.

Честно говоря, я сильно расстроился. Всё же понять, что ты действительно с ума спрыгнул, очень неприятно. Но голос меня успокаивать стал:

– Не бойся, ты с ума не сошёл. Я – это ты, но в будущем. Через четверть века. Год 1997-й.

– Как там у вас? Коммунизм ещё не построили?

– Погано у нас. Какой коммунизм?! Партийцы развалили Союз в 1991 году. Генсек, Политбюро и ЦК – все они и развалили. В 1993-м Верховный Совет танками расстреляли. Я его защищать пытался, еле сбежать смог, а потом понял – нас опять предали. Народ ограбили, предприятия под себя забрали. Бандиты среди бела дня по людям стреляют. Всё продаётся и покупается. Фабрики и заводы в руинах. Товары в магазинах есть любые, только денег у народа нет. Зарплаты месяцами не платят. Сейчас приспособился – устроился следить за компьютерами в банк. До того я, кандидат физмат наук, женскими труселями и лифчиками на рынке торговал. А ещё раньше вообще без работы сидел. Из института же сократили. Там хоть копейки, хоть с задержками, но платили. Потом долго никуда пристроиться не мог. Бывало, неделями хлебом с майонезом питался. Ты сейчас под таблетками?