Страница 29 из 32
– В чём сыр-бор, собственно? – огрызнулась резко. – Хорошо, Айболит неживой, в глаза ему буду смотреть осторожно. Не зря он от вас по кустам ныкается. Злые вы.
Геллан шутки через раз понимает. Челюсти сжал, кивнул и ушёл – у него и без бесед дел хватало.
– Зачем ты его дразнишь? – тихо спросила лендра. – Ему и так тяжело.
– Знаю, – вздохнула я, – но вот в такие моменты он становится дубина дубиной деревянной. И ещё вопрос, кто из них неживой – Геллан или Айболит.
– Не всем дано жить чувствами, Дара. Для тебя это просто, как дышать. А кому-то сложно, почти невозможно, особенно если…
Росса запнулась, закусила губу и бесцельно потасовала карты в руках.
– Что если?.. Договаривай!
– Это не моя тайна. – лендра отвела взгляд. – Может, поймёшь когда-нибудь. Или почувствуешь. А может, он сам расскажет однажды. Но я бы на это не надеялась.
Мне перехотелось спорить. Что толку? Тут хоть в глубоком реверансе раскорячься – не поможет. Не думать об этом – и всё. Так проще и спокойнее.
Тихо завибрировал и нагрелся мой кинжальчик. И хотя я уже научилась немного «понимать» его, всё равно напрягалась. Кинжал «чувствовал» приближение Айбингумилергерза.
– Наши вампиры боятся света, – сказала я не оборачиваясь. – а ты шастаешь и днём, и ночью. И ничего тебе не делается.
Довольный смешок:
– А у вас есть вампиры?
Я обернулась и посмотрела на лохматое чудище:
– Ни разу не встречала, – ответила честно, – считала, что это байки. У нас вообще много всяких сказок, страшилок про ведьм, разную нечисть. И о вампирах в том числе. Но это не значит, что они существуют.
– Легенды не появляются из ниоткуда.
Он изрёк слова весомо, с подтекстом, будто хотел подтолкнуть меня под колёса грузовика.
– Может, – не стала спорить. – О Боге тоже говорят. Многие верят, но никто его не видел.
– Успокой кошей. Тебя они слушаются.
Сильвэй и Пайэль так и не воспылали любовью к Айболиту: шипели и норовили цапнуть лохматика за ноги. Это при том, что стали кормильцами кровочмака: таскали мышей и мелких зверушек по моей просьбе, чтобы Айболиту было чем питаться.
Им всем приходилось сдерживаться: кошам, чтобы не запустить клыки в Айболита; кровочмаку, чтобы не пойти на поводу инстинктов. Лохматому упырю ничего не стоило самому изловить живность, но тяжелее было сдерживаться, чтобы тут же не высосать кровь из неразумных жертв . Он мог питаться только из моих рук. Тем, что отдавалось добровольно. Тяжелее – Айболит признался – удавалось совладать с машинальной жаждой прихлопнуть котов. Непроизвольный всплеск агрессии на агрессию. Впечатляла молниеносная реакция кровочмака, но пока что он контролировал себя.
Не могу сказать, что за три дня он вычухался, стал милым и пушистым, но всё равно меньше уже напоминал то жалкое чудище со спутанными лохмами, что приволок Геллан несколько дней назад к костру. Может, всё дело в привычке? Когда страшное перестаёт пугать, становится милым и обыденным?
Как бы там ни было, но не далее, как вчера вечером подглядела я, что Алеста, не пожалев своего гребня, осторожно вычёсывала кровочмаку колтуны и безжалостно кромсала острым ножом куски свалявшейся шерсти. И тогда я поняла, что не всё потеряно.
Хотим мы или не хотим, спорим или договариваемся, ругаемся или миримся – так или иначе связаны, как прутья в метле. Разные, непохожие друг на друга. Но не чужие пассажиры, а хорошие знакомые, даже друзья. Скорей всего, это ненадолго, и точно уж не навсегда, но сейчас, в эту минуту, в этом времени и пространстве мы сошлись, как пересекающиеся линии.
Я щёлкаю пальцами и мысленно укоряю котов – белого и голубого. У Сильвэя совести больше, как у Геллана. Когда он смотрит виновато, немного стыдливо, хочется погладить его и успокоить.
Не таков Пайэль. Он нагл и самодостаточен, избалован и хитёр. По-моему, Алеста втихаря ревнует его ко мне, но виду не показывает. А ещё – зуб даю – кот совсем не похож на хозяйку. Алеста Пайэля любит беззаветно, а голубой толстяк бессовестно юзает её прекрасные чувства. Но они связаны, а потому, когда надо, восьмилапый наглец становится Алестиным отражением, мягкой глиной, из которой можно слепить что угодно. Но ненадолго. Щедрость сорокошьей души избирательна и кратковременна. А только чувствую: коснись что серьёзное деву-прорицательницу, кош не задумываясь перегрызёт горло тому, кто посмеет всерьёз обидеть его душу.
– Никогда не задумывалась, как у тебя это получается? – тихо спрашивает Айболит.
Что-то он сегодня настроен на философию. Я пожимаю плечами:
– А зачем думать? Геллан сказал, что там, дома, я была обыкновенной, ничем от других людей не отличалась. А здесь я другая, потому что Зеосс другой. Здесь разлита сила и магия стихий, и почти у каждого нет-нет да вылезает что-то эдакое.