Хищник

        Ее тело начало дрожать. Секунды, минуты, часы. Подвешенные между ними. Между его выбором и ее. Воспоминания, моменты, целую историю. Это застряло между ними. Между его выбором и ее. Вопросы, сомнения, опасения. Поселили зерно между ними. Между его выбором и ее. Тишина.

        Она постепенно распадалась. Она изнашивалась друг от друга по краям, по кусочкам. Она постепенно взрывалась. Она нуждалась в нем, чтобы сделать выбор. Ей нужно было, чтобы он выбрал ее, как он выбрал ее много лет назад. Ей нужно было, чтобы он выбрал ее, потому что после того дня, который у них был, ее отец пытался убить ее, будто ее жизнь была бесполезной, ей нужно, чтобы он выбрал ее, не для ее жизни, а для нее самой.

        Тишина. Перемена в воздухе вокруг нее. Аромат дерева и мускуса. Теплота дыхания на ее лице. А потом она это почувствовала.

        Губы. Мягкие нежные губы коснулись ее. Ее сердце остановилось. Это, блядь, остановилось, когда ее живот опустился до предела.

        Ее вздох застрял в ее горле, когда ее губы начали дрожать против его, ее глаза горели, ее сердце было переполнено. Она не осмелилась открыть глаза, боясь, что это остановится, что он остановится. Она не осмелилась открыть глаза, боясь, что момент будет разрушен и никогда больше не осуществиться. Она не осмелилась открыть глаза, боясь слезы, нависшей на пороге ее ресниц. Она не смела дышать.

        И он коснулся ее мягкими губами, прежде чем снова успокоиться. Она зажмурилась, ее дыхание участилось, пальцы сжались в ладони, чтобы не дотронуться до него, поскольку он не касался ее, даже когда она откинула голову назад, насколько это было возможно, позволяя его губам лучше сомкнуться с ее губами.

        Холодная капля дождя упала ей на щеку. Гром разорвал небо.

        Она приоткрыла губы, чувствуя его форму, состав и красоту. Он захватил ее нижнюю часть, слегка посасывая ее, прежде чем снова коснуться ее губ.

        Хлынул дождь, за считанные секунды промочив их обоих. Она выпустила слезу из глаза, позволив ей смешаться с дождем, и дрожь ее губ была очевидна на фоне его.

        Его рот прижался к ее губам сильнее, никакие другие части его тела не касались ее. Щетина вокруг его губ натирала ее, так что ее плоть покалывала, гадая, куда может пойти его рот и как будет ощущаться этот восхитительная щетина, заставляя ее слегка качнуться вперед.

        Морана инстинктивно склонила голову набок, ее руки дрожали, когда огонь хлынул по ее венам от этого минимального контакта с его губами.

        Он поцеловал ее, мягко, просто, мастерски. Он целовал ее, пока ее колени не превратились в желе, и жар не проник в ее живот. Он поцеловал ее, без языка, без рук, без своего тела. Только его губы, мягкие, твердые, настоящие на ее. Это был самый красивый поцелуй, о котором она могла когда-либо мечтать, самый незапятнанный, который она когда-либо могла представить от него, с мягкостью, на которую она не считала его способным. С его энергичностью, с его горящими глазами безмолвные обещания были пожирающими.

        Это не было пожиранием. Это было наслаждение. Он наслаждался ее губами, запоминал ее вкус, представлялся ей гораздо ближе, чем когда-либо.

        Ее пальцы на ногах сжались, несмотря на то, что ее сердце сжалось, пульс пульсировал по всему телу. Дождь лил на них всех, запах влажной земли поднимался и смешивался с его ароматом, вторгаясь в ее чувства, зарываясь под ее кожу, делая ее груди тяжелыми, а пламя разгоралось глубоко внутри нее.

        Он целовал ее долгие, долгие мгновения, как ни целомудренно, но она чувствовала это до глубины души. А потом она почувствовала, как холодный кончик его пистолета гладит ее лицо, металл целовал ее влажную кожу от виска до челюсти.

        Она слегка отодвинулась, всего на дюйм, и обнаружила, что эти великолепные голубые глаза смотрят на нее в аду, его затененное лицо влажное, губы немного опухшие, резко упирались в щетину.

        Ее глаза переместились к большому ружью в его большой руке, и ее охватило удивление, когда она увидела его костяшки, только что сломанную кожу над ними, капли дождя, струящиеся по опухшей плоти. Противоречие, то, что он в костюме и галстуке, с ушибленными костяшками пальцев, промокшими под дождем, обескуражило ее. Кого он так сильно избил перед тем, как приехать сюда?

        Он слегка надавил на ее челюсть своим пистолетом, требуя, чтобы ее глаза молча возвратились к нему. Морана согласилась, зная о своем пальце на спусковом крючке и о пистолете на ее яремной вене. И все же она предоставила ему выбор

        После, он провел кончиком пистолета по ее распухшему рту, прежде чем снова засунуть его ей под подбородок. Он долго смотрел на ее лицо, пока она держала голову поднятой, его оружие было на ее шее, их тела были влажными и близкими, но не прижались друг к другу.

        Холодный ветер и вода обжигали ее разгоряченную кожу, стекали по горячей груди, контраст почти болезненно приподнимал ее соски. Ее сердце начало биться быстрее, чем это было раньше, потребность внутри нее во многих вещах вышла на первый план. Его глаза поймали это, огонь в них опалил ее, разгорелся прямо перед ней.

        Прежде чем она смогла моргнуть, его рот оказался на ее губах, он раскрыл ее губы своим языком, щелкнув языком движением, которое она почувствовала между ее ног. Сжав бедра вместе, чтобы уменьшить пульсацию, она закрыла глаза и поднялась на цыпочки, инстинктивно позволяя ему еще.

        А потом он поглотил ее. Выполняя все обещания, которые когда-либо давали ей его глаза. Он поглощал ее под дождем, засунув пистолет ей под челюсть. Он поглотил ее, ощущая вкус виски и греха, которые она слышала в его голосе. Он поглотил ее, не касаясь ни сантиметра ее тела, поглаживая ее язык своим, пробуя ее так тщательно, что ее ноги ослабели, руки цеплялись за лацканы его пиджака, чтобы удержаться в вертикальном положении, не касаясь его кожи, как будто он не касался ее, но позволяя ему

поддерживать ее.

        Электричество. Другого слова для этого не было. Оно шипело. Вспыхивало. Поглощало.

        Его щетина скользнула по ее влажной коже, губы сомкнулись, когда ее накалило тепло, и она знала, что позже у нее во рту будут свидетельства этого ожога. Ей нужны были доказательства. Она хотела, чтобы он завтра посмотрел на ее покрасневшую плоть и почувствовал жар в своем теле, как она это делала бы каждый раз, когда видит это. Она хотела, чтобы он взглянул на ее опухшие губы и вспомнил невидимую черту, которую он пересек с ней. Она хотела, чтобы он посмотрел на нее и вспомнил тот первый поцелуй под дождем.

        Держась за его мокрый пиджак, она пососала его язык, приглашая его глубже, и в ответ прикусила нижнюю губу, пистолет поцеловал ее кожу, соскользнув с ее челюсти, вниз по шее, вниз по ее декольте, чтобы остановить между ее грудей. Он остановился над ее сердцем, заставив выпрыгнуть из ее груди, несмотря на то, что он продолжал истязать ее рот, весь свой жар, всю свою интенсивность, проливаясь на нее вместе с дождем.

        Дрожь пробежала по ее спине, ее пальцы сжимали ткань его пиджака, ее губы дрожали от его губ, и он отстранился. Морана открыла глаза, ошеломленная силой этого поцелуя, ошеломленная собственной реакцией, ошеломленная им.

        Она увидела его распухшие губы, на которых виднелся ее дикий рот, и ее кожа нагрелась, а соски стали еще сильнее, даже когда пистолет был прижат к ее сердцу. Его челюсть сжалась, на голове у него вздрогнула вена, когда его глаза на долгое время пронзили ее. Она выдержала его взгляд, ни разу не моргнув, вода стекала по их лицам, когда они смотрели друг на друга.

        Он оставался неподвижным на мгновение, затем на две, их губы сомкнулись рядом друг с другом, не двигаясь, их глаза смотрели друг на друга, прежде чем он закрыл глаза на короткую секунду. Он закрыл глаза на эту короткую секунду. На эту короткую секунду его кадык подпрыгнул над узлом его галстука. А потом его рука опустилась.