Страница 69 из 74
– Итак, ты все же не хочешь мне рассказать, – сурово проговорил Джозеф. – Что я должен сделать, чтобы заставить тебя признаться?
Какой смысл откладывать неизбежное? Она встретилась с ним взглядом и сказала с вызовом, которого не чувствовала с тех пор, как покинула его:
– Я беременна.
– Знаю.
– Я ничего не прошу.
– Дело совсем не в этом. Мой ребенок не будет рожден ублюдком.
– Ты не хочешь жениться на мне.
Сидони гадала, станет ли он это отрицать. Почти хотела, чтобы он солгал. Но он, разумеется, не стал лгать. Выражение лица его было суровым.
– Нет.
Она силилась отыскать какое-нибудь возражение. Это было трудно. Встреча с Джозефом напомнила ей обо всем, что она потеряла. Вскоре после их последнего разговора в тюрьме она обнаружила, что носит его ребенка. С тех пор ее почти все время тошнило. Утренняя тошнота, казалось, превратилась в круглосуточную. Но, по крайней мере, тошнота не давала ей терзаться мыслями о том, как она испортила свою жизнь.
– И я говорила тебе, что никогда не выйду замуж.
– А еще ты сказала, что если понесешь от меня, то станешь моей женой.
Не говорила. Во всяком случае, не такими словами. Но своими поступками безмолвно соглашалась на его ультиматум. Она не могла сказать, будто он преследует ее сегодня под ложным предлогом.
– Ты не можешь заставить меня выйти за тебя. – Голос ее дрожал, потому что сейчас самым легким решением казалось предоставить все решения ему. Потом ей в голову пришла ужасная мысль: ее заявление не вполне правда. – Ты ведь не урежешь содержание Роберты и школьную плату за мальчиков, нет?
На этот раз ей удалось прочесть его мысли, и она поняла, что он собирался заявить о таком намерении, но потом покачал головой.
– Нет, это касается только нас двоих. – Джозеф помолчал. – Скорее тебя и твоей чести. Тебе лучше других известны мои детские невзгоды и страдания. Ты ведь наверняка не захочешь, чтобы твой сын или дочь пережили то же самое.
– Людям необязательно знать, что я не замужем, – пробормотала Сидони, кутаясь в плед, чтобы защититься от его слов и своей совести, которую до сих пор заглушала жалостью к себе.
– Люди всегда узнают, – непреклонно заявил он.
Она могла согласиться, что он прав. Одна ладонь легла на живот. Пока еще ничего заметно не было, но через несколько недель ее тайна перестанет быть тайной. К тому времени ей необходимо уехать из Лондона и поселиться там, где ее никто не знает. А для этого надо, чтобы она могла проехать больше чем одну милю, не вытошнив. Поездка из Уилтшира в Лондон была ужасной. Сейчас ее желудок вел себя хорошо, но, разумеется, это потому, что карету Джозефа почти не трясет.
Она была слишком несчастна и напугана, чтобы принять хоть какое-то решение. Планировать будущее в качестве никому не известной вдовы с ребенком в какой-нибудь северной деревушке – это прекрасно, но перспектива жить во лжи до конца дней своих вызывала у нее содрогание. Мысль о том, чтобы жить несчастной и одинокой, без любимого мужчины, казалась Сидони слишком жестокой. Упомянув о своих детских страданиях, Джозеф задел ее за живое. Она не хотела, чтобы ее ребенок рос безотцовщиной. Она хотела, чтобы ее малыш имел любящих родителей.
Когда-то она почти приняла предложение Джозефа. Но тогда она была уверена в его расположении. Сможет ли она выйти за него, зная, что он отвергает ее? Возможно, однажды он простит ее за то, что пожертвовала им ради Роберты. А сейчас Сидони не обманывалась по поводу того, что он воспринял ее молчание о беременности как еще одно предательство.
Потому что они оба знали, что это – предательство.
Казалось, воздух вибрировал от его подавленных эмоций. Сидони жалела, что не смогла побороть своей слабости в парке, – она предпочла бы вести этот разговор на открытом воздухе. В карете было удушающе тесно, когда так много оставалось невысказанным между ее пассажирами.
– Сидони, мы должны пожениться. – Джозеф говорил грустно, но решительно.
Она заморгала, прогоняя слезы. Как далеко это предложение от того, о котором она мечтала. Конечно, у нее был тот восхитительный момент в замке Крейвен, когда он попросил стать его женой, но более поздние события почти стерли память о нем.
– Ты такой деспот! – выпалила Сидони, когда челюсти ее судьбы угрожающе щелкнули. Руки стиснули плед.
Его вздох был невыразимо усталым.
– Думай что хочешь, но мой ребенок не будет страдать из-за твоих грехов. Привыкай.
– Но мне необязательно должно это нравиться.
К ее удивлению, он послал ей холодную улыбку, и только тогда до нее дошло, что она признала свое поражение.
Джозеф откинулся на спинку сиденья, вытянул свои длинные ноги. Он, казалось, занимал все свободное пространство. Сидони съежилась под пледом и сказала себе без особой убежденности: то, что она делает, – к лучшему. Но была далеко не уверена в этом. Жизнь с Джозефом, когда он не любит ее, сулила страдания и сердечную боль.
– Теперь ты отвезешь меня домой? – спросила она, понимая, что уже слишком поздно что-то исправить. Она в ловушке, как муха, угодившая в паутину.
– Нет.
Она напряглась от негодования… и страха.
– А куда ты меня везешь?
Почувствовав, как карета замедлила ход, Сидони сообразила, что сейчас обо всем узнает. Изгиб губ Джозефа указывал на его триумф.
– В церковь Святой Марии. Заручиться твоим обещанием, моя неверная любовь.
Она поморщилась. Оскорбление резануло как бритва.
– Но я же не… – Сидони выпрямилась. – Я еще не согласилась выйти за тебя.
Карета остановилась, и Джозеф схватил ее руку с силой, не допускающей сопротивления.
– Почти согласилась. И имей в виду, я не потерплю никаких сцен у алтаря. Все решено, Сидони. Ты должна была ожидать, что так будет, как только узнала, что носишь моего ребенка. После того как Роберта рассказала о тебе, я приобрел специальное разрешение. Мы с тобой заключим сейчас священный союз, amore mio.
Сидони ошеломленно воззрилась на него в полумраке кареты. Как это ни глупо, первое, что пришло ей на ум: ее поношенное платье и выцветшая накидка не годятся для свадьбы.
– Сейчас?..
Вновь эта пугающая улыбка Джозефа.
– Лучше не откладывать. – Голос его сделался жестче. – Если я отпущу тебя, боюсь, ты снова исчезнешь.
Стыд и сожаление образовали у нее в душе горькую смесь.
– Ты все еще не доверяешь мне?
– Ни на йоту.
Лакей открыл дверцу, и Джозеф вышел, крепко держа ее за руку, словно опасался, что она сорвется с места и убежит. Но она была слишком удручена, чтобы противиться судьбе.
Джозеф победил. К Сидони вернулось уже знакомое оцепенение. Джозеф сильный, уверенный. Он позаботится о благополучии ее ребенка. О себе она не думала.
– Идем, Сидони.
В его голосе она расслышала намек на доброту. Но доброта куда опаснее, чем суровость. Если он будет добрым, она может поверить, что снова ему небезразлична.
– Ну хорошо, – отозвалась Сидони, пряча свое головокружительное смятение.
Стоя перед церковью, куда она войдет старой девой, а выйдет замужней дамой, Сидони заколебалась. Все это было как-то чересчур. Она повернула голову в сторону улицы, готовая бежать, но Джозеф крепче сжал ее руку.
– Смелее, Сидони.
На миг она услышала голос мужчины, которого полюбила. Сидони со всхлипом втянула воздух. Судьба ее решена. К худу ли, к добру, но она выйдет замуж за Джозефа.
Опустив глаза, она боролась с тошнотой. Надо было предложить вначале пойти куда-нибудь поесть. Сквозь шум в ушах услышала она, как Джозеф щелкнул пальцами – несколько тихих слов, звон монет…
Сидони подняла глаза. Джозеф смотрит на нее непроницаемым взглядом. Мускул дергался на его изуродованной щеке. Он протянул ей букет нарциссов. До нее дошло, что старуха в лохмотьях, сидящая на ступенях церкви, продает цветы.
– Сидони? – напомнил Джозеф, когда она не взяла скромный букет.
– О!
Яркий, веселый, солнечный цвет нарциссов был пронзительным напоминанием о том, чего у нее уже никогда не будет.