Наложница огня и льда

Трапезу я закончила первой, отказавшись от десерта. Желание каждого расправиться с соперником кажется ощутимым физически, плотным, душащим, отзывающимся мурашками по коже. Я поднялась из-за стола, но холод взметнулся вдруг, ударил морозом сильным, оглушающим. Столовая исчезла на миг в черноте, и я пошатнулась, слепо вцепившись в спинку стула рядом.

— Айшель?!

Встревоженный голос Дрэйка доносится издалека. Пальцы соскальзывают беспомощно с неожиданно ровной, словно отполированной спинки, хотя я точно помню, что верхняя часть стульев резная, с узорными завитушками.

Тьма отступила, и я обнаружила себя на полу, в объятиях Нордана. С другой стороны Дрэйк, всматривающийся пристально в мое лицо.

— Все хорошо… — собственный голос звучал слабо, сипло, простужено будто. — Просто… в холод резко бросило.

— На хорошо это уже мало похоже, — возразил Нордан хмуро, бросив взгляд куда-то вверх.

Я с некоторым трудом подняла голову, проследила за взглядом. И не сдержала дрожи — верхняя половина спинки стула облита льдом, толстым, серебристым, поблескивающим в свете люстры. Неужели это я? Моя сила, вернее, сила ребенка?

Дрэйк глянул быстро на стул, затем снова на меня, коснулся моей щеки, наверняка почти столь же холодной, что и сковавший спинку лед. Действительно, Дрэйк ведь не знает. И его пальцы теплые, даже горячие по сравнению с моей кожей.

— Это ребенок… его сила, — попыталась объяснить я. Дрожь не прекращалась, сотрясая тело, заставляя сжиматься в глупой, бесплодной надежде унять ее. — Теперь я часто мерзну, но… но вот так… впервые. Прежде я ничего не замораживала.

— Прежде всего сила связана с твоими эмоциями, ты слишком много переживаешь, в результате — всплеск и спонтанная материализация дара, сейчас не суть важно, твоего или ребенка. Тебе надо в кровать, под одеяло, выпить чего-нибудь горячего и постараться успокоиться, — заметил Нордан, но я лишь покачала головой.

— Не помогает, мы с Лиссет пробовали. Оно пройдет само… надо только подождать немного.

В глазах Нордана сомнение, неверие.

— Я возьму Айшель к себе, — произнес вдруг Дрэйк.

— Какого…

— Норд, — взгляд Дрэйка, обращенный на собрата, тверд, непререкаем и что-то в интонации мужчины заставляет Нордана сдержать возражение, гнев.

Все же отпустил он меня неохотно, через силу. Мрачно, раздраженно следил, как Дрэйк обнял меня осторожно, поднял на руки. И я прильнула к надежному, крепкому телу, дарившему такое желанное, живительное сейчас тепло, впитывая его каждой частичкой, подобно умирающему от жажды. Дрэйк отнес меня в свою спальню, усадил на край кровати, включил ночник на столике, откинул покрывало и одеяло. Нордан следовал за нами бесшумно, неотступно, словно суровый страж. Перед дверью обгонял, открывал створки, и когда я дрожащими руками потянулась снять туфли, опустился на колени и расстегнул черные ремешки, снял с меня обувь. Чувство неловкости из-за суеты вокруг меня появилось и исчезло в скорлупе холода. Я перебралась под одеяло и покрывало, Дрэйк устроился рядом, поверх темно-синей ткани. Обнял вновь, привлек к себе, окутывая жаром. Нордан поправил покрывало с моей стороны, глядя на меня напряженно, с каплей обреченности.

Уйдет, оставив меня наедине с тем, кому, как Нордан говорил, хочется вырвать горло за одно лишь невинное прикосновение ко мне? Промолчит, сдержит ярость, ревность, как тогда в гостиной, когда я плакала на плече у Дрэйка?

Я высвободила торопливо руку, схватила Нордана за запястье, пока мужчина не выпрямился, не отошел.

— Не уходи… пожалуйста, — попросила я тихо.

Тонкий лед растерянности, удивления в потемневших глазах, но я вижу за ним и черный всплеск неприязни, порыва отказать мне, нежелания соглашаться с присутствием Дрэйка, терпеть его в одной постели с собой и мной, несмотря на более чем очевидный факт, что сегодня все останется в границах относительных приличий.

Взгляд, молниеносный, ищущий, на Дрэйка за моей спиной, на меня.

— Хорошо, — помедлив, ответил Нордан.

Разжал аккуратно мои пальцы, лег по примеру Дрэйка рядом со мной, поверх покрывала. Я нащупала снова его руку, почувствовала, как мужчина переплел свои пальцы с моими. Дрэйк выключил лампу, и полумрак накрыл нас наброшенной небрежно простыней. Мне по-прежнему холодно, по-прежнему бьет мелкая дрожь, но внутри возникает ощущение уюта, покоя. Я попыталась сосредоточиться на нем, дышать глубоко, ровно, вдыхая смесь двух привычных уже запахов. Мне не важны сейчас эфемерные приличия, я лишь хочу согреться, хочу чувствовать моих мужчин рядом. Просто рядом, без распрей, без молчаливой войны, без желания убрать соперника с дороги. Хотя даже в темноте я ощущаю настороженность, недовольство с обеих сторон, замечаю, как мужчины стараются не делать резких движений, не прикасаться ко мне больше необходимого. Между мной и Дрэйком слои ткани толстой преградой, его рука на моей талии. Нордан лежит рядом, но придвинуться вплотную не пытается, только чуть сжимает мои заледеневшие пальцы, ладонь.

— Почему братство избавилось от отмеченных? — спросила я, вспомнив о своих размышлениях, выводах. — С отмеченными было что-то не так или братство не желало более видеть у себя чистокровных людей?

— Нам троим, на тот момент младшему поколению, объяснили, что слишком рискованно доверять обычным людям, даже отмеченным, наши тайные знания. — Дрэйк приподнялся на локте. — Среди отмеченных, вопреки строгим критериям отбора, был предатель. Его разоблачили, но выяснить, кто его подослал, не удалось — он сжег себя заживо на глазах старших собратьев, — равно как и узнать, сколько и что именно он успел передать. Ритуалы по вызову его духа тоже ничего не дали, а о возрождении мертвого речи уже не шло по очевидной причине отсутствия тела. После этого случая братство избавилось ото всех отмеченных, постепенно, раз за разом пытаясь выяснить, нет ли других предателей.

— Лиссет сказала, что женщин среди отмеченных не было. Откуда же тогда вам стало известно, что я… то есть что у женщины после укуса не может быть… других мужчин? Откуда известно о воздействии яда на женский организм, если женщин не кусали?

— Почему не кусали? — удивился Нордан. — Кусали. Кусали ведь? Или нет?

— Я не слышал о подобном, — ответил Дрэйк медленно, задумчиво.

— А интерес к девственницам? — продолжила я. — Норд, ты же сам мне говорил, что девственницы пахнут иначе и что прежде некоторые из вас отдавали им особое предпочтение. И людская молва твердит, будто братство приносит невинных девушек в жертву своим богам.

— Да, Норд, мне тоже весьма любопытно, о чем еще ты рассказывал.

— Больше ни о чем, — огрызнулся Нордан. — А людской молве верить не стоит. Мало ли какую чушь безмозг… недалекие людишки напридумывают.

— Когда-то давно часть братства действительно предпочитала невинных девушек, — подтвердил Дрэйк.

— Кое-кто предпочитает до сих пор, — добавил Нордан насмешливо, с каплей презрения. — Интересно, эта неразлучная парочка действительно считает, будто в братстве не знают об их развлечениях?

— Оставим им их развлечения, — перебил Дрэйк твердо. — Есть вещи, Айшель, которые существуют словно сами по себе и настолько давно, что подчас не задумываешься, откуда они взялись, почему должно быть так, а не иначе. Нечто похожее на народные приметы или суеверия. Многие ли люди ныне знают, почему просыпать соль к несчастью? Вступив в братство, каждый из нас так или иначе слышал об особом запахе невинных девушек. Невинные действительно пахнут немного иначе, я бы не сказал, что запах силен или привлекателен, просто отличается от обычных. О нем известно не только в братстве, но и среди других видов. И о воздействии нашего яда на женщин мы тоже где-то да слышали, пусть и случайно, мельком, не понимая и не задумываясь о происхождении информации из-за ее незначительности.

— Но откуда-то эта информация появилась, верно? В последние дни я много думала о том, почему братство уничтожило оба храма Серебряной богини. У меня ведь совсем маленький срок, но уже такая огромная сила. Что будет, когда малыш родится? А если предположить, что я не первая одаренная богиней, встретившаяся с кем-то из братства? — Я шевельнулась беспокойно в теплом коконе одеяла, повернула лицо к Дрэйку, торопясь поделиться мыслями. — Столько всего произошло, чего не должно было быть, по крайней мере, в теории. Я должна была потерять дар после… после первого раза, но не потеряла. Однако я точно знаю, что богиня отворачивается от падших жриц, точнее, мы лишаемся дара после… после близости с мужчиной. Моя мама была жрицей и потеряла сияние, выйдя замуж за папу. И привязка. У вас же не бывает парных привязок, вы даже не подозреваете, что они возможны и для вас. Запахи. Ребенок. И раньше я не реагировала столь остро на запахи, они не имели для меня особого значения. Надо мной не довлели инстинкты, я вообще не понимала и не представляла, как можно жить по их указке, не будучи при этом оборотнем. Мой яд убил керу, и я уверена, что это защитная функция организма, оберегающая ребенка. То есть я хочу сказать, что яд не только исключает других… обычных мужчин, но и…