Опасная клятва

— Оденься сначала, — коротко приказал ей мужчина. — В столовой подожду.

Дантэн чуть задержал в своей руке кисть Серафимы, рассматривая её пальцы. Девушка заметила это внимание, так как смотрела в этот момент на лицо атландийца. Он был каким-то странным. Опять новым. И лучше бы оставался прежним — резким, отчуждённым, чем таким молчаливым и задумчивым.

Фима взглянула на их руки, на длинные пальцы Дантэна, отметив, что больше не испытывает прежней брезгливости. Пробыв среди атландийцев больше двух недель, она уже привыкла, что это норма. Длинные пальцы, четыре вместо пяти.

— Мантьян не причастен, — тихо шепнул Дантэн, прежде чем отпустить её руку. — Твой Матвей тоже.

Ход вышел, а Фима, закусив губу, прикрыла глаза и выдохнула с облегчением. Всё же она переживала за ребят. Выскочив из кровати, девушка схватила платье и быстро надела его. Расчесав волосы на ходу, убрала их в хвост, быстро почистила зубы, умылась, прежде чем сорваться в лёгкий бег и спуститься вниз.

Ход, как и обещал, ждал её в столовой и даже ел. Куртку он скинул, и она лежала на соседнем стуле. Рядом по правую руку от него стояла тарелка с ужином для Симы. Девушка села, заглядывая в раскосые глаза Дантэна.

— Можно спрашивать? — сразу решила перейти к делу.

Дантэн кивнул, его кудри качнулись, а девушка набрала воздуха.

— Почему я? Зачем? Зачем вы позволили мне прочитать дневник? — выпалила она на одном дыхании, припадая к столу. — За что? — жалобно шепнула, от чего Ход поперхнулся овощами.

— Ты же сама хотела знать, — напомнил ей атландиец. — А как говорит мой бывший наставник, любознательность надо поощрять.

— Но за такое меня могут убить! — выкрикнула Фима. — Как наши узнали про клятву? Почему хотят выкрасть браслет?

— Стоп! — прекратил начинающуюся истерику Ход. — Никто про клятву не знает. И ты не проговорись, иначе это нарушение нашей клятвы!

— Если не знают про клятву, то зачем пытаются выкрасть браслет?

Ход улыбнулся, откидываясь на спинку стула.

— Всем известно, что залогом спасения наследника Юна Пятого стал императорский браслет. Без него смена власти в империи невозможна. Вот и вся причина.

— Почему невозможна? — не поверила Серафима.

— Традиции, — усмехнулся Ход и даже пожал плечами, словно сам не понимал этих условностей.

— А если убить императора и весь его дом? — решила она прощупать почву. Ведь в дневнике было написано, что республиканцы берегут императорский дом.

— Невозможно. У императора три жены и у каждой по несколько наследников. Все они живут на разных планетах. Чтобы организовать такое масштабное убийство, нужно время. Мы успеем среагировать. Да и к тому же чтобы быть в гуще событий, нужно быть организатором этих событий.

— Что? — моргнула Фима, а Ход расплылся в такой коварной улыбке, что от неё бросило в дрожь.

— Я контролирую процесс. Не переживай. Главное про клятву не говори никому. Про браслет рассказывай что видела. Мне нужно, чтобы про него не забывали.

Фима прикрыла глаза, затем взглянула на рыбный стейк и поняла что голодна. Надоели ей эти секреты. Одно ясно: когда её будут допрашивать, она должна рассказать про браслет. Дневники никому не интересны. Только регалия власти.

— Почему я, сион Ход? — повторила Фима, когда утолила лёгкий голод. — Почему именно я?

— Почему бы и нет? — мягко усмехнулся Дантэн.

— Да потому что мне этого не надо! Я не хочу такой ответственности! — расстроенно выкрикнула девушка, теряя терпение.

— Вот, а другой на твоём месте уже думал бы как меня этим шантажировать и выгоду искал, а ты ищешь как соскочить, — мягко, не реагируя на вспышки гнева собеседницы, отозвался атландиец. — Мы похожи, Сим, — прямо взглянул он на неё, вкрадчиво закончив свою мысль: — Наверное, поэтому и ты.

— Похожи? — опешила девушка, во все глаза уставившись на Дантэна.

— Тяжело быть совершенством, — заговорщицки сообщил ей атландиец, подмигивая.

А затем всё его внимание переключилось на еду, и он словно не замечал, в каком ступоре пребывала Серафима, не веря, что ей только что сделал комплимент красивый хам. Девушка даже не знала, что ему на это ответить. Её смущало то, как весело смотрел Дантэн на неё. Не к месту вспомнилось пробуждение и его заботливые объятия.

— Вы не правы, я не совершенство, — через силу выдавила Фима из себя.

— Ваша глава клана считает иначе.

Фима застонала, прикрыв глаза.

— Бабуля не глава клана. Просто она старшая родственница и я живу с ней.

— И она заботится о тебе и твоих родителях. А также регулирует некоторые процессы, устанавливает очень важные связи. Как не глава?

— У нас мужчины главенствуют в семье.

— Я не увидел этого, Сима. Твой отец хоть и имеет связи, но подчиняется, как и ты, своей матери. Не стоит закрывать глаза на очевидное. Если бы не бабуля, ты, наверное, ещё меньше виделась и общалась с родителями. Она ваша связующая нить.

Серафима оскорбилась и, насупившись, попыталась прожечь в самодовольном атландийце дырку. Всё-то он знает лучше всех.

— Вы не правы. Я люблю своих родителей и мне не нужно напоминание бабули для того чтобы видеться с ними и общаться. И ещё: любовь не измеряется количеством детей, здесь слишком много факторов, которые могут сыграть, хотя бы взять здоровье.

— Сим, конечно любовь не меряется детьми. Дети — это естественный ход событий, когда пара любит друг друга. И факторов, при которых детей не может быть у любящих людей, сотни. Я прав в том, что ты зря думаешь, будто уехав от родителей далеко, ты облегчила им жизнь. Они любят тебя и хотят видеть, как ты живешь, участвовать в твоей жизни, а не рвать нити, чтобы жить в своё удовольствие. Вас, землян, страшит одиночество.

Дантэн протянул руку и положил её поверх кисти Симы, глядя девушке прямо в глаза.

— Одиночество — удел Сильнейших. И ты своими поступками сама себя подводишь к этому.

Фима сглотнула, пойманная гипнотически завораживающим взглядом атландийца. Ловила каждое его слово, видя, что он хочет что-то донести до неё, весьма ценное. Настолько ценное, что если она это поймёт, то всё встанет на свои места. Горячая ладонь чуть сжала её пальцы, а затем атландиец убрал руку, и пришла прохлада. Сожаление, что тепло ушло, удивило. И девушка, очередной раз запутавших в своих же чувствах, взялась за вилку, чтобы скрыть смущение.

Нужно было думать, а мозг упорно прокручивал слова Хода по кругу: 'Сама себя, сама себя'. Да, чтобы в её жизни не происходило, причиной всему были только её решения. Она никогда не перекладывала свою вину на чужие плечи. Да, она простой человек и порой ошибалась. Она всегда делала всё, что было в её силах. Но чем больше старалась сблизиться хоть с кем-то, тем больнее оказывалось столкнуться лицом к лицу с одиночеством. Удел Сильнейших. А кто сказал, что она сильная? С чего атландиец это взял?