Художник смерти

Художник натянул поводья и спрыгнул. Пройдя несколько шагов, он достал полыхающий кинжал и опустился на колени. Оружие сигнализировало, что город полон жителей. Оно никогда не ошибалось. Надо было только найти их. Размахнувшись, гомункул приготовился вонзить сталь в гору, чтобы вскрыть Даармахир, как вдруг услышал!

Голоса приближались. Звуки многих тысяч шагов. Шлёпанье босых ног и… Рук? Художник замер с занесённой рукой. В его глазах появилось недоумение. Поднявшись с колен, он осмотрелся, но пока никого не увидел. Тем не менее, сомнений не оставалось: толпы обитателей горной крепости приближались с разных сторон. Гомункул даже не представлял, что их было так много. Словно огромная армия наводняла Даармахир. Любопытство охватило Художника. Опустив оружие, он стоял и ждал. Страха не было. Он просто не мог понять, где скрывалось столько людей, почему они прятались, зачем сейчас стекаются к нему. И главное: почему он до сих пор их не видит?!

Между домами появилось странное существо. Огромное, бледное, оно передвигалось на множестве ног. Бока и спина топорщились от рук. Спереди виднелись четыре косматых головы. И эта тварь смотрела на Художника. Она шла к нему. Длинная, как огромная многоножка.

С другой стороны площади показались сразу два подобных чудища. Поменьше размерами, они двигались быстрее.

Из подвала ближайшего дома вдруг показались руки. Они легко разломали кладку и вытащили длинное узкое «тело».

Художник невольно попятился. Он никак не ожидал увидеть нечто подобное. На миг ему показалось, будто кто-то сделал за него работу. Все эти монстры были сшиты, скручены и свинчены из множества тел. И они были одновременно мертвы и живы. Но однозначно назвать эти создания нежитью Художник не мог. Они словно балансировали на грани бытия и разложения. Как Легионер, который преследовал гомункула, чтобы помешать перекроить мир. Исцелить мир!

Стоило Художнику подумать о своём противнике, как тот появился собственной персоной. Серебристый циклопард взлетел на крышу одного из домов, развернулся и замер, как шестилапая статуя. Всадник на его могучей спине был одет в просторный коричневый плащ, не скрывавший очертаний меча, и восточную шляпу амигасу, покрытую символами, которые издалека легко было принять за зитские иероглифы. Голову некроманта окутывало зеленоватое облако струившегося из приоткрытого рта дыма. Того же цвета сияние исходило из глаз монстров, обступавших Художника. На красивом лице гомункула расплылась снисходительная улыбка.

— Нелегко управлять таким количеством мертвецов, да?! — звонко крикнул он Легионеру. — Смотри, не потрать последний дым, воскреситель! Будет жалко, если пропадёт понапрасну!

С этими словами Художник Смерти ловко убрал кинжал в ножны, вскинул руки и, направив ладони на чудовищ, быстро забормотал заклинание.

Глава 47

Воздух всколыхнулся, словно посреди города взорвалась атомная бомба. Жара не было, но сила оказалась таковой, что здания, окружавшие площадь, где стоял Художник Смерти, разлетелись на мелкие обломки, которые понеслись прочь с огромной скоростью. Они секли монстров, вырывая куски плоти, ломая кости, пробивая черепа, но чудовища всё равно двигались вперёд. Удивительно было наблюдать, как колдовство гомункула не возымело власти над ними. Прошло не более пары секунд, как твари оказались посреди чистого пространства — словно могучие вековые дубы, что выстаивают во время урагана!

Художник Смерти опустил руки и обратил бледное лицо греческой статуи к некроманту. На губах его мелькнула едва заметная улыбка.

— Я вижу, на что ты сделал ставку, Лазарь, — проговорил он негромко, но слова его далеко разнеслись над руинами, отразились эхом от горного склона и вернулись шёпотом ветра, что ласково колышет ковыль на кладбище. — Думаешь, эти твари убьют того, кого ты не прикончил, когда была возможность? Но с тех пор я очень многому научился. Мои институты были не хуже твоих, воскреситель.

— Не сомневаюсь, — отозвался скрипуче Легионер. Он походил на статую, водружённую на дом, слишком величественную для непритязательной постройки. — Но научились мы разному.

— Неужели? Мне кажется, ты заблуждаешься. Я хочу вылечить мир, вернуть в него тех, кто был так дорог нам всем. И твоих любимых — тоже. Ты пытался сделать это, но потерпел неудачу. Почему же теперь препятствуешь мне? Может, дело в гордыне? Не решил ли ты, что никто лучше тебя не способен справиться с этим? А, Легионер? — в голосе гомункула появились насмешливые нотки. Он словно не обращал внимания на обступавших его чудовищ. — Либо ты, либо никто? Так ты думаешь?

Демоноборец слегка качнул головой.

— Либо Бог, либо никто, — сказал он. — Нельзя обмануть создателя, кем бы он ни был — природой или высшим и всемогущим существом. Мир трещит по швам, когда кто-то пытается перекроить его на свой лад.

— Я не хочу этого, — возразил Художник. — Не на свой лад. Я лишь стремлюсь сделать его таким, каким он был прежде. Восстановить замысел творца. Звезда нарушила его, но это не значит, что надо оставлять всё, как есть. Можно бороться! Кто знает, быть может, для того ты и создал меня. Что, если поэтому не убил когда-то?

— Я не убил тебя, потому что решил, будто ты стал человеком.

— Я и стал!

— Нет. Я создал чудовище.

— Ты ошибаешься! — Художник сжал кулаки, так что ногти впились в ладони. — Я ничем не отличаюсь от тебя и остальных! Кроме того, что обладаю силой и волей. Многие сдались и смирились. Но не мы с тобой! Разве ты не видишь, что мы стремимся к одному и тому же?! Только тебе почему-то не хватает смелости переступить черту. Как не хватало её Слизню. А я готов! И мне известно, в чём дело.

— В чем же?

— Ты — последний в своём роде. Выживший из всего Мёртвого Легиона. А я — единственный!

В голосе Художника Смерти звучало торжество, и демоноборец кивнул, словно услышал то, что ожидал.

— Не ты первый обвинил меня в гордыне, — проговорил он. — Однако это не мой, а твой грех. Каких любимых ты стремишься спасти?

— Отца, мать, сестру… брата, — гомункул запнулся, и на его гладком лбу показались морщины.

— Видишь, ты и сам заметил противоречие. Нет у тебя никого. Ты знаешь, что я тебя создал.

— Но… я же помню!

— Кого?

— Их… Просто прошло много времени, и…

— Твои воспоминания перемешались. Существует только иллюзия.

— Мои родители и…

— То ли брат, то ли сестра? — подсказал Легионер. — Нет, ты принимаешь за них другую, чужую семью. Вероятно, ту, с которой ехал в эвакуацию.

Гомункул решительно помотал головой.

— Невозможно! — выкрикнул он. — Ты пытаешься внушить мне это!

— Увы, — в голосе демоноборца не было сочувствия. — Это правда. Ты — дитя эксперимента. И в глубине своей изувеченной Чёрной кровью Звезды души ты это знаешь. И переделать мир ты стремишься вовсе не потому что хочешь кого-то спасти. Ты желаешь доказать себе и всем, что появился на свет не случайно. И живёшь не просто так. Что ты нужен, даже необходим. Что мир не справится без тебя, гомункул.

Художник Смерти издал резкий крик — словно разом выплеснул море копившейся десятилетиями боли! Его руки вскинулись, с губ слетели слова древнего языка, и ударная волна обрушилась на Легионера.

— Я не могу убить тварей, что ты поработил! — орал гомункул, наблюдая за тем, как разлетается здание, на котором находился демонобрец. — Но я могу уничтожить тебя!

Тысячи обломков унеслись прочь, но, когда утихла буря, некромант восседал на своём удивительном циклопарде, невозмутимый, как океан. Вокруг него мерцал зеленоватый защитный купол.

— Есть колдовство, неподвластное тебе, — проговорил Эл, снимая амигасу. Он спокойно спешился и откинул плащ, чтобы достать полуторный меч, выкованный из сплава серебра и метеоритного железа. — Ты создан им и рождён в его эфире. Полагаю, сегодня и здесь твой долгий путь завершится.

Дрожащей рукой Художник Смерти вытащил из ножен кинжал, полыхающий сиреневым светом. В его эфесе пульсировал причудливо огранённый кристалл.