Беременная для Зверя

— Ладно. Давай… — кивает на раковину. — Зубы почисть… Ты вроде сосаться хотела? Ополосни рот свой после минета. Проверим, нравится тебе языком играться или нет.

Я команду его выполняю. Над раковиной склоняюсь, вскрывая новую зубную щётку. А он сзади стоит. Ещё ничего не делает. Но я слышу его мысли. Чувствую. Немного пятясь назад. Задеваю его агрегат. Опять в полной боевой готовности.

— Не дразни. Итак на взводе. Делай, что велено…

Он даёт мне пару минут. Потом нетерпеливо отбирает щётку зубную и в сторону отбрасывает. Сгребает в охапку. Одной рукой задницу мнёт. Второй рукой в волосы закапывается пятернёй. Ко рту моему стремительно приближается. Как ураган. Толчком языка губы раздвигает. Внутрь долбится. Пошло и глубоко. Сначала я стою, поражённая. Как ударом молнии. Потом распробовать это пытаюсь. На вкус. По эмоциям. По ощущениям…

— Давай, Малая. Язычок свой в ход пускай. Не девственный он у тебя, умелый… Работай им, — подстёгивает рыком животным.

Глаза закрываю. Так проще отдаться поцелую неистовому. И самой попытаться сделать что-то. Потянуться вверх и начать смаковать его губы порочные. Контур их резкий обвести. Все линии ломаные узнать. До единой. Языком.

— Ты что вытворяешь? Глубже надо… — нетерпеливо рычит и задницу ещё сильнее мнёт.

— Я сама… — шёпотом выдыхаю. Одной рукой грудь его поглаживаю. Вторая сама вниз опускается. К органу его, прижатому вплотную к моему животу. Если этого зверя усмирить можно, то только рычагом его пользуясь.

— Ни хера себе… — присвистывает он, когда я пальцы вокруг его головки с обрезанной плотью смыкаю.

От смущения я вся, кажется, горю. Но дело своё не останавливаю. Это и не поцелуй уже получается. Какой же это поцелуй, если я не только его губы облизываю и покусываю, а рукой по всей длине члена наяриваю?

Постанывает он едва слышно, но кайфует. Нравится. Значит, я всё правильно делаю. Чуть сильнее нижнюю губу прикусываю и посасывать начинаю, в рот втягивая. Быстрее по стволу дёргаю. Потом между губ языком провожу и в его жаркий рот устремляюсь. Потоком прихотливым. Там пекло. На опасность нарываюсь почти сразу же — на язык его умелый. Он с моим так сталкивается, что искры из глаз летят. Потом чуть медленнее и ласковее, но следом внутрь моего рта, до глотки… Толчками сильными и мощными. Жёсткими. Пытаюсь ему в тон же тоне отвечать. Но он доминант. Во всём. Я могу лишь жарким всполохом пытаться ответить. И поймать его в капкан. Прикусываю и сосу. Жадно. Одержимо.

Он позволяет мне это делать. С рыком гортанным и стоном захлебнувшимся. Но руки его перемещаются. Под задницей меня с двух сторон обхватывают и в воздух подкидывают. Я машинально за его торс пытаюсь схватиться. Обвиваю. Он делает пару шагов к стене. Прижимает меня к ней спиной и опускает. На кол вздыбленный. На махину огромную. Медленно насаживает. Со смаком. Наслаждается каждым сантиметром длины и тугим обхватом.

Я ахаю и отпускаю его язык. На мгновение воздуха хлебнуть удаётся, а потом он снова меня целовать начинает. Тягуче. Жадно. Устанавливая права.

Орган его так же медленно во мне ходит. Промежность влажно хлюпает, соков и спермы полная. Искры из глаз сыплются. Щедрыми горстями — бери.

Трахает он меня теперь с медленной оттяжкой на всю длину. И так же медленно пронизывает, что я ёрзать начинаю и сама извиваюсь.

— Болт мой хочешь?

Спрашивает. Искушение греховное. Похоть сладкая. Грязная сладость. С губ его слова срываются липкими и удушающими. В черноте своих желаний меня топит с головой. Но сейчас я тонуть рада и падать. Безумно. Не думая ни о чём.

— Да… да… да… Хочу, — шепчу, постанывая, изнывая.

Кричу.

Он, получив признание, в жёсткий темп срывается. Долбит меня со скоростью поршня и рот языком запечатывает, чтобы не орала в голос. Но вместо этого целует так, что я вообще связь с реальностью теряю. Себя ощущать перестаю.

Его орган глубоко и ладно во мне ходит, как будто спаянные мы. Вдвоём. И прерывать это не хочется. Но темп возрастает. Желание тоже. Кипятком ошпаривает. Накатывает. Волнами. Цунами…

Смывает. За грань. Реальности. Смысла. Морали. Приличия.

Есть только конвульсии обоюдного взрыва. И мы будто не живые вовсе, и не мёртвые. Разорванные и соединённые. Обновлённые.

Глава 59. Арина

Удержав меня у стены на несколько минут, Зверь осторожно на пол ставит и внезапно садится передо мной на корточки. Одну ногу в сторону отодвигает и пальцами губы половые оттягивает. Разглядывает меня… там. А я чувствую, как промежность течёт. Спермой его и смазкой моей.

— Маленькая щёлочка, — по всей промежности сперму растирает. — Но жадная, трындец…

Зверь щиплет меня за бугорок чувствительной плоти и внезапно лицом к животу прижимается. Подбородком проводит. Колкая щетина нежную кожу терзает. Зверь целует меня в живот коротко и грубо. Чуть ниже пупка.

— Сладкая конфета. Теперь мыться пошли.

Зверь выглядит сытым и довольным. Чуть более расслабленным. Умываемся мы тоже вдвоём. Потом он наблюдает, как я вытираюсь и снова волосы сушу, в косу простую собираю.

— Оделась.

Киваю.

— Аппетит проснулся? Траходром — зачёт. Тебя теперь на хавку тянуть должно…

— усмехается и обнимает на мгновение. По щеке треплет грубовато. — Пойдём. Накормит тебя Наталья.

Зверь отходит, но я успеваю его за петельку для ремня зацепить.

— О-па… Чё это?

Глаза вниз опускаю, верхнюю пуговицу на брюках застёгивая. Ещё хочется, чтобы он оделся, а не расхаживал голым по пояс.

— Кто эта Наталья?

— А-а-а-а… У тебя до сих пор гон ревнивый не сошёл? — хмыкает довольно. Обе руки мне на плечи складывает, свешивая запястья расслабленно. — Баба одна, очевидно.

— Это я и сама вижу, что баба. Какая роль у неё?

— Не успокоишься, да? Будешь дурь гонять. Мне твои загоны на хрен не нужны. Не вздумай беленить и истерить, ясно?

Киваю. Но всё же это не ответ полный. В глаза ему смотрю. Он сощуривается и цыркает недовольно.

— Жадная ты. Кончала без передыху, теперь тебе еще и подробности подавай, да? — скалится белозубо. — Прикольно…

Паузу короткую выдерживает, объясняя потом:

— Она в том центре работала. Завхозом. Архив перевозили. Но с перевозкой проблемы возникли. Часть бумаг до архива нового не довезли. Но по форме отчитались, как положено, типа всё на месте… Пожар архив уничтожил. Считается, что все данные — тоже. Но по факту интересующее меня уцелело. Наталья достанет то, что надо. Взамен — бабки получит. Нехилые…

— Это может быть опасно для неё? Рискует. Что будет, если Порох узнает?

— Все мы рискуем. Так или иначе. Наталье есть за что жопу рвать. Муж у неё из семьи ушёл, а дочке лечение за границей требуется. Так что… Всем нам есть ради чего подставляться.

— Тебе тоже было ради чего рисковать?

Я осторожно один из шрамов его трогаю кончиком пальца. Во рту пересыхает. На этот раз Зверь руку мою не отнимает. Позволяет трогать, хоть и напрягается невероятно сильно.

— Было, да. Но там… другое немного. Не совсем моё. Но за грехи отцов и дети расплачиваются, — хмуро добавляет. Замолкает, потом резко отходит. — Харе из меня вытрясать всё, Порохова. Больно прыткая ты. Лисица, млять. Палец пососала, на хер примерилась, теперь под кожу влезть хочешь?

Голос его повышается и греметь начинает. На лице грозовой фронт собирается. Брови к переносице летят одной линией чёткой. Убийственной. Яростной.

— Не выйдет, — шипит в лицо и первым выходит, так громко дверью хлопая, что стёкла декоративные дребезжать начинают.

Не понимаю его. Сейчас-то чем не угодила ему? В груди разрывается снаряд убийственный. И есть больше не хочется, и стоять не хочется. Ничего не хочется. Апатия накатывает волной тошнотворной. Упасть там, где стою, хочется, и ничего не знать.

— Чё застряла? Выходи давай…

И не даст же покоя мне. Чурбан. Зверь. Так и есть Зверь. Зачем только думать о нём иначе?