Елабуга

– Нам очень надо. Вот, девочку к родным везу, она от поезда отстала. Я заплачу.

– Дяденька шофер, возьмите нас, пожалуйста, – подключилась Настя.

Уговаривать долго не пришлось, обещанные деньги и тушенка оказались весомым аргументом.

– Идите сейчас по дороге из города, километров через пять увидите кладбище. Возле него меня ждите, я часа через два выезжаю.

По дороге Настя рассказывала про свою тетю, которая уехала без нее в Арзамас, про школу, в которую пойдет на новом месте, про подружек, оставшихся в Москве, но Андрей особо не прислушивался к Настиным рассказам.

До кладбища добрались примерно за час. Машину ждали недолго, минут через тридцать после того, как они уселись в траве у кладбищенской ограды, зеленая полуторка остановилась на обочине.

– Забирайтесь в кузов, ложитесь на тюки, чтобы вас не видел никто, да и поедем с божьей помощью. Часа через четыре, после Мурома, остановимся, перекусим. А там и до Арзамаса недалеко.

В тюках перевозили что-то мягкое, так что Андрей с Настей удобно устроились, и даже то, что машину неимоверно трясло, а мотор подвывал и кашлял, не помешало Насте почти мгновенно заснуть. Лес монотонно сменялся неотличимыми друг от друга поселками и деревнями, дорога оказалась почти пустой, навстречу машины почти не попадались и Андрей незаметно для себя тоже уснул.

Приснилась скорая помощь, на которой он работал несколько лет после армейки. Старый сон, преследовавший его лет пять после ухода с этой работы, в котором диспетчер зовет его на вызов, а он, заполнив бланк, засыпает опять, вернулся.

Проснулся от того, что машина остановилась. Помня предупреждение водителя, вылезать не стали, но тот их позвал сам:

– Вылезайте, пассажиры, обедать будем! Уже и Муром проехали.

Андрей помог Насте спуститься на землю, спрыгнул сам. Остановились на берегу небольшого озера чуть в стороне от дороги.

– Ну, давайте познакомимся, что ли. Я – Анатолий Кузьмич.

Представились и Андрей с Настей. Пока раскладывали немудреную снедь, рассказали о своих приключениях. Анатолий Кузьмич, в свою очередь, поведал, что сам из деревни, во Владимир перебрались года три как, «от МТС отправили как водителя», сын его работает на железной дороге, потому его в армию не берут, а жена дома сидит, хозяйством занимается.

– Я вас в сам Арзамас не довезу, там на въезде все машины проверяют, какая-то стройка серьезная, что-то там копают, так что километров десять придется ногами, не обижайтесь.

– Да какие обиды, Анатолий Кузьмич, все прекрасно понимаем.

Марина

И снова этот проклятый пароход. Нескончаемая сутолока, постоянно задевающие ее пассажиры, которые, казалось, никак не могут остановиться, крики, громкие разговоры, чье-то насквозь фальшивое пение, гогочущий смех – все это казалось адом. Будто ко всем ее бедам надо было добавить еще и этот пароход.

Накануне отправила Муру в Елабугу телеграмму: «Ищу комнату. Скоро приеду. Целую», а теперь, в этой кажущейся вечной пытке опять сомневалась, выдержит ли она, выдержит ли Мур. Выдержит ли всё это, вот эти люди, эта страна? Что будет, если немцы – победят?

И жить тогда – зачем? Может, без нее всем лучше будет?

И мысль эта – заполнила всю Марину. И ни о чем она больше не думала, сидя на палубе ползущего по Каме парохода.

Андрей

Анатолий Кузьмич свое слово сдержал. Как и договаривались, высадил у обочины, указал куда идти, взял обещанную Андреем плату и поехал дальше, подняв в воздух столб дорожной пыли. Андрей с улыбкой посмотрел на зачихавшую от пыли Настю, потрепал ее по волосам и сказал:

– Говорят что чихать – это к сбывающимся желаниям. Веришь, что скоро увидишь своих?

– Не-е, дядя Андрей, мне кажется, что не скоро. Арзамас-то отсюда даже не видать.

– А ты думай о том, что вот сейчас пройдем чуть-чуть и раз, доберемся!

Но через пару километров на пересечении дорог их остановил красноармеец с винтовкой на перевес.

– Стооой! Куды прешь, щас конвой пройдет, тады и дальше пойдете!

По дороге, пересекающей шоссе, медленно двигалась колонна заключенных под конвоем пары десятков вооруженных красноармейцев. Сопровождали колонну и пара собак, уныло бредущих рядом со своими собаководами. Зеки шли, опустив головы, держа в руках свой скудный скарб. Было слышно лищь сиплое дыхание, редкие покашливания и ленивые матерки конвойных.

Андрей с Настей смотрели на колонну растянувшуюся не на сотню метров – поток людей пропитавший окружающий воздух страданием, болью, ненавистью, страхом.

– Башкатов! Ко мне!

– Иесть товарищ старшина!

Красноармеец побежал к голове колонны. Как только он к ним повернулся спиной из толпы зеков вылетел белый комок бумаги, упавший к ногам Андрея.

– Прошу вас, передайте письмо моим родным….

– Стой! Что ты там поднял? А ну, давай сюда!

К ним быстро двигался какой-то офицер, на ходу расстегивая кобуру.

– Настя, за мной! Не отставай!

Андрей побежал в сторону, откуда вышли зеки и, забежав в лес, тут же сбежал с дороги. Сзади, не отставая, пыхтела Настя.

– Стой, стрелять буду! – послышалось сзади, но Андрей не останавливался. Стрелять никто не стал. Отбежав в лес еще несколько сот метров, Андрей остановился, тяжело дыша. Настя упала в траву и тоже пыталась отдышаться.

– Дядя Андрей, а зачем мы взяли это письмо? Почему не отдали командиру? Ведь это враг написал, он в тюрьме сидит!

– Глупости говоришь, Настя. Не все, кто в тюрьме сидит, враги. И близкие его, кому он письмо просил передать, уж точно не враги, они же на воле. Сейчас посмотрим, что он там пишет.

Разгладив листок бумаги, Андрей понял, что прочитать написанный карандашом текст не получится: в густеющих сумерках буквы оказались почти не видны. Пришлось доставать из рюкзака фонарик. Вжикая кнопкой динамо-машины, разобрали текст: «Дорогие мои Валя и Коля, у меня все хорошо, сейчас мы где-то в лесу строим какой-то бункер, стройку охраняют очень сильно. Ходят разговоры, что нас могут вместо тюрьмы отправить на фронт. Я отказываться не собираюсь, пойду воевать. Ваш муж и отец Алексей Щербаков». Внизу был написан адрес: Москва, Хлебный переулок, 17Д, 15. Это был адрес конспиративной квартиры Михаила Николаевича, куда он привел Андрея, и откуда начался его путь. «И фамилия Михаила Николаевича – Щербаков», – вспомнил Андрей. – «Ладно, буду решать эту загадку потом, сейчас всё равно ничего не узнать. Может, это совпадение просто». Свернув аккуратно листок, спрятал его в рюкзак.

– Получается, никакой он не враг, дядя Андрей? Смотрите, он собирается воевать с фашистами, значит, он хороший?

– Наверное, хороший. Ну что, Настя, перекусим и будем устраиваться на ночь? Стемнело совсем, завтра утром встанем и пойдем в Арзамас, искать твоих. Сейчас только ноги по лесу ломать.

– Да уж, жаль, что так получилось. Придется подождать до завтра.

Собрали почти в темноте хворост, Андрей развел огонь. Наскоро перекусили остатками хлеба и колбасой, запили все водой из фляги. Когда ветки прогорели, Андрей сгреб золу в сторону и они, закутавшись во всю возможную одежду, тесно прижавшись друг к другу, легли спать на теплую землю.

Но спокойно отдохнуть им, видно, судьбой уготовано не было.

Сквозь дрему Андрей услышал треск веток прямо над ними, а потом и ругань на немецком.

– Тихо, Настя, что-то тут не то.

Треск сверху усилился, мужской голос с высоты метров трех, постанывая, повторял «Ich habe mir das Bein gebrochen». На дереве в свете луны виднелся светлый купол парашюта, под ним в ветках висел темный силуэт человека.

– Настя, потихоньку отходи назад, я здесь сам справлюсь, – Андрей достал наган и тоже начал отходить.

В этот момент сзади послышался треск: Настя, за что-то зацепившись в темноте, упала.

– Wer ist da? Hilfe, ich ka

Андрей отбежал немного в сторону от того места, где упала Настя, выстрелил в сторону немцу и спрятался за дерево. Вряд ли попасть удалось, парашютист выстрелил из пистолета в ответ. Вспышка от стрельбы на миг ослепила.