Елабуга

– Гражданин, идите в кассу, там билеты, я ничего не знаю, не мешайте мне работать!

Но триста рублей, оказавшихся в руке железнодорожника в качестве аванса и обещание удвоить сумму после посадки в нужный поезд, поменяло всё.

– Здесь посидите пока, поезд до Горького через четыре часа должны на посадку подать, там решим.

– Но мне до Казани хотя бы надо!

– Какая Казань, радуйтесь, что хоть до Горького отправлю, на Казань поезд только завтра формировать будут, да и то неточно. Приедете, на месте разберетесь, как дальше ехать, – сказав это, дежурный по вокзалу ушел.

Андрей уселся у стены прямо на асфальт и стал ждать. Уходить отсюда смысла не было. Через какое-то время он даже начал подремывать, когда кто-то ударил его по ноге. Открыв глаза, он увидел двух милиционеров.

– Документы предъявляем, гражданин.

Андрей достал паспорт. Страха показывать его не было – документ особых степеней защиты в виде голограмм или ламинации не имел, заполнил его Михаил Николаевич со всем тщанием, фотография наклеена была ровно, лиловая печать была отчетлива.

– Сами едете?

– Да нет, тут родственники, отошли вот, – зачем-то соврал Андрей.

Но милиционер, даже не дослушав, потерял к Андрею интерес и двинулся дальше. Андрей сел поудобнее, но старался теперь не уснуть. Ждать оставалось еще часа два. Вдруг к нему подошла девочка лет двенадцати.

– Дяденька, возьмите меня с собой, пожалуйста. Я от поезда отстала, моя тетя уехала, утром еще, а я здесь осталась, меня из поезда вытолкали. У меня вот свидетельство о рождении есть. Но денег и еды нет, – девочка заплакала.

– Так тебе в милицию надо, они найдут твою тетю и отправят тебя к ней.

– Не надо в милицию, они меня в детский дом отправят, а мне надо к тете! Она будет переживать! Пожалуйста, возьмите меня с собой, я же взрослая уже, я мешать вам не буду.

– Куда же поехала твоя тетя?

– В Арзамас, у нас там родственники.

– Но поезд только до Горького.

– Ничего, там я доберусь как-нибудь.

«Ладно, доедем до Нижнего, там пускай добирается как знает. Заплачу железнодорожнику за девчонку, денег не жалко» – Андрей уже решил для себя, что ничего страшного не будет, если девочка поедет с ним.

– Зовут тебя как?

– Настя. Настя Трухачева.

– Ну, Настю Трухачеву я с собой точно возьму. Садись рядом, будем ждать поезд. Есть хочешь?

– Да.

– Только у меня хлеба нет. Держи вот, колбасы кусок, жуй.

С собой не было не только хлеба. Не было кружки, хотя был пакет с чаем. Не было туалетной бумаги и бумажных салфеток. Впрочем, если с кружкой и хлебом вина была Андрея, то туалетной бумаги не было в советской торговле. Андрей вспомнил, с каким удивлением на него посмотрела продавщица, когда он попросил элементарную, казалось бы, вещь.

Дежурный по вокзалу появился незадолго до подачи поезда. Андрей быстро решил с ним вопросы и с Настей, и с хлебом, и даже с кружками. Наверное, той суммы, которую Андрей ему отдал, хватило бы и на отдельный вагон. Андрея с Настей определили к каким-то проектировщикам из института черной металлургии.

Поезд был обычной электричкой. Никаких удобств в дороге не предусматривалось, если что, надо было терпеть до остановки, которых, впрочем, по дороге обещали немало. Время прибытия в Горький не знал никто. Людей в вагоне было заметно больше, чем полагалось, некоторые просто сидели на полу в проходах. Многие женщины плакали.

Поезд неспешно отправился на восток в десять вечера.

Глава 3

«В темных вагонах…»

26 августа 1941 года

Андрей

Поезд, казалось, больше стоял, чем ехал. То и дело останавливались на полустанках и в чистом поле – пропускали встречные военные эшелоны. На станциях громкоговорители со столбов передавали бесконечные сводки Совинформбюро, которые энтузиазма никому не добавляли. После описания подвигов солдат и офицеров, героически защищавших свою родину следовали слова «После тяжелых и продолжительных боев…» и становилось понятно, что героизм пока остановить немцев не может.

– Мы же в прошлом году назад только из Экибастуза приехали, – рассказывал во время очередной остановки сидящий рядом с Настей мужчина, – тяжело там, конечно, было, от города не осталось почти ничего, шахты…. одно название, что шахты, работы много, да прожили бы как-нибудь, а тогда обрадовались, в Москву, в институт пригласили, а теперь вот оно как, не знаем, куда и что.

Рассказ об Экибастузе длился еще долго, попутчики узнали и о привозной воде, и о зимних ветрах, выдувающих остатки тепла, и о прочих бытовых неурядицах северного Казахстана. Наконец, мужчина тяжело вздохнул и, пробормотав: «Гребаный Экибастуз», задремал. Будто ждавший конца рассказа поезд, наконец-то дернулся и вновь покатил на восток.

От долгого сидения на одном месте затекали ноги, но выходить на остановках надолго никто не рисковал – поезд всякий раз трогался внезапно, без объявлений. Один из эвакуирующихся, который в Петушках пошел на привокзальную площадь поискать еды, еле догнал уезжающий без него поезд.

Андрей в вагонных разговорах не участвовал. Настя тоже сидела молча, прижавшись к его руке. На попытки попутчиков вовлечь ее в разговоры отвечала нехотя, в конце концов от нее отстали.

На улице уже начало смеркаться, когда поезд вдруг резко дернулся, со стороны паровоза раздался какой-то скрежет, вагон накренился набок, свет, пару раз мигнув, погас. Послышалась ругань, возмущенные крики.

– Ты как, цела? У тебя все в порядке? – спросил он Настю.

– Вроде да.

– Давай-ка выбираться отсюда.

Андрей начал протискиваться к тамбуру. Там уже стояли несколько пассажиров, но выбраться из вагона пока никто не мог. Один из мужчин, стоявших в тамбуре, попросил:

– Отойдите, стекло выбью, потом вылезем как-нибудь.

Ногой он выбил стекло, потом рукой, на которую намотал пиджак, убрал оставшиеся осколки.

– Давай, парень, ты вниз, я тебе отсюда помогать буду.

Андрей спрыгнул на насыпь. Высота была метра два с лишним, вряд ли все пассажиры могли спокойно вылезть здесь из вагона. Он отошел в сторону от поезда и посмотрел по сторонам. Через два вагона от них люди начали выбираться через дверь.

– Здесь не вылезем из вагона, – сказал он разбившему стекло мужчине, – надо дальше пройти, там через дверь выходят. Подай мне, пожалуйста, девочку, чтобы мы не мешали.

Андрей поймал свой рюкзак, который выбросила Настя, а потом и саму Настю.

– Пойдем, это надолго, надо выбираться отсюда. Ты точно в порядке, ничего не ушибла?

– Нет, дядя Андрей, всё хорошо.

Они пошли вдоль состава. Паровоз сошел с рельсов, первые вагоны почти лежали на боку, возле них суетились люди, помогая выбираться застрявшим пассажирам.

– Придется задержаться. Настя, стой здесь с вещами, никуда не отходи. Я пойду помогу.

Андрей вместе с другими пассажирами начали оттаскивать от вагонов тех, кого доставали из поврежденных вагонов. Раненых укладывали прямо на траву метрах в десяти от вагонов.

Вдруг стало слышно нарастающий гул и прямо на поезд полетел самолет с крестами на крыльях. Все бросились врассыпную. Из самолета посыпались бомбы, многие из которых попали в вагоны.

Андрей бросился к Насте, которая стояла, замерев, там, где он ее оставил. Сбил с ног, упал сверху. Налет закончился быстро, Андрей встал, отряхнул с одежды землю. В голове немного шумело, но больше ничего вроде не беспокоило. Даже одежда не повредилась, хотя одна из бомб разорвалась совсем недалеко.

Последствия налета были ужасающими. Три вагона были разбиты в щепки, сейчас они горели, освещая неровным светом пожара все вокруг. Раненых, которых успели оттащить от вагонов, почти всех убило прямым попаданием. Недалеко от себя Андрей увидел лежащего ничком, без движения, мужчину, который рассказывал про Экибастуз. Грудь его была разворочена, очевидно, осколком. «Вот уж правда, лучше бы ты в своем Казахстане зимой мерз в вагончике, да живой» – подумал Андрей и повернулся к Насте. Она все еще лежала там, где он ее оставил и Андрей поднял её на ноги.