Моя желанная студентка

Одежда летит на пол, и мой взгляд блуждает по молочной коже. Ни единого изъяна. Нет даже родинки. Словно это кукла, которую сделали из воска и наделили только совершенствами. И даже на ощупь она упругая, гладкая, почти как шелк.

— Вероника… — шепчу ее имя. Повторяю раз за разом, словно теперь оно — часть моей жизни, и в нем есть сокровенный смысл.

— Вам нравится? — Валевская кусает губы, уводит в сторону взгляд и заливается краской. Моя фантазия сбывается наяву. Осталось только стянуть белье и получить то, что не взял вчера. Хотя и сейчас я колеблюсь. Страшно до дрожи. Вдруг наломаю дров? Но разве можно себе отказать в удовольствии прикоснуться?

Я стягиваю последнюю преграду, провожу пальцами по нежной коже, борясь с собственной волей. Она стонет. Выгибается. Подается навстречу, безмолвно умоляя не затягивать с ласками.

— Ты очень красивая, Вероника, — отрывисто произношу. Дыхание сбивается, и мой разум затуманивается. Хочу ее. Всю. Сейчас.

Она распахивает глаза и с опаской косится на меня.

— Значит, мы сделаем это?

— Это? — Во мне просыпается ехидство. — Что именно ты хочешь сделать, Вероника?

— Ну… Когда будильник перестанет звенеть, мы же вынесем шкаф?

— Шкаф? Какой шкаф?

— Тот, что в гостиной. Уродский такой, похожий на гроб.

Ее руки тянутся к орущему будильнику, и я наклоняюсь следом. Выключаю его, а после смотрю перед собой на подушку в шелковой наволочке и с сожалением вздыхаю. Переворачиваюсь на спину, долго пялюсь в потолок, думая о том, почему вдруг вместо Ани ко мне во сне приходит Вероника? А еще: правильным ли было уйти вчера, даже не предложив помощь?

“Мне важно чувствовать себя самостоятельной”, — проносятся в мыслях ее слова. Кажется, именно они меня и остановили, не дав совершить безумие — забрать к себе малышку. И почему я чувствую вину за свое бездействие? Почему от одной лишь мысли о ней болезненно сводит пах? Правильно ли я поступил? Может, не стоило идти на поводу девчачьих амбиций?

Я закрываю глаза и вспоминаю каждое мгновение проведенное с ней. То, как отчаянно она цеплялась за меня, как кусала губы и с дрожью во всем теле стонала. Как билась в моих объятиях, сжимала мою руку, шептала что-то непонятное, распаляя меня все больше. Даже сейчас я сожалею, что ушел. Но в то же время понимаю — все идет своим чередом. Сегодня, завтра и в ближайшую неделю Верника будет думать только обо мне. Уверен в этом. А там… Там уже поглядим. Надо лишь выполнить задуманное.

“Что же ты сделаешь, если она вернется домой?” — спрашиваю себя, и невольно начинаю смеяться. Я и вправду обезумел. Она же моя студентка, а я ищу возможность сделать ее своей. Девочку, которой следовало бы учиться, добиваться поставленных целей и крутить любовь со сверстниками. Будь мне двадцать, решение далось бы намного легче. Горячая голова не разменивается на сомнения. Но когда за плечами десятилетний брак, перед тобой одна за другой вырастают стены. Ты хочешь преодолеть, снести их к чертовой матери, но опыт мешает. Хотя, он так же способен стать преимуществом.

Очередная трель будильника отвлекает от самоанализа. Может, ну его?!

У меня отпуск. Я получил его без пререканий, раньше, чем того требует закон. Это ли не удача? К тому же, я даю себе неделю. Всего семь дней на то, чтобы окончательно в себе разобраться. Тянуть дольше бессмысленно. Столько лет позади… Они полны достижений, но измеряются вовсе не ими, а бессонными ночами, проведенными вдали от вчера еще любимой женщины. Может, появление Валевской — это способ исправить ошибки?

Вскочив с постели, я направляюсь в ванную.

Мое утро начинается рано. Впервые за долгое время первым пунктом стоит пробежка. И хоть за окном свистит промозглый осенний ветер, я все равно выбираю единение с природой. Моросит дождь. К подошвам липнут мокрые листья. А я бегу и, кажется, наконец-то понимаю, чего хочу от жизни. И позже, заваривая чай всего в одной чашке, накладывая завтрак в одну тарелку, снова вспоминаю ту, что заполнит пустоту. Если, конечно, у меня получится.

Хмыкаю и беру в руки телефон. Разве я не привык добиваться своего?

“Доброе утро, Вероника”.

Сообщение улетает, а мой день, полный перемен, продолжается.

Расхламление квартиры, разбор книг, уничтожение всего, что мешает двигаться вперед, занимает у меня целых два дня. А на третий, стоя посреди пустой комнаты, оглядываясь на коробки в коридоре, я наконец-то ощущаю свободу. Ту самую, которой мне так не хватало. Это похоже на чистый лист, не стирающий прошлое, но дающий надежду на светлое будущее.

Тянет улыбаться, но внезапный звонок Бурова все портит. Счастливый тем, что теперь тоже отдохнет от работы, он обещает завтра заглянуть. И хоть я давал себе обещание больше не пить, чувствую, придется пренебречь им.

В университете все как всегда. Это странно, но жизнь словно пролетает мимо меня. В позитивном смысле. Две пары провожу на одном дыхании. Третью — окно — в обществе коллег-мужчин, за чашечкой чая. А после веду лекцию у своих первокурсников, всем своим существом пытаясь держать лицо, ни в коем случае не подать вид, что в зале сидит особенная девчонка. Да и Вероника ведет себя сдержанно, лишь порой выдавая свое смущение и отводя взгляд. Кажется, все прекрасно. Вот только… Едва заканчивается пара, как рядом снова оказывается Яковлева.

— Прекрасная лекция, Станислав Юрьевич.

— Спасибо, но можно было поблагодарить меня в аудитории, не следуя по пятам.

— Ну-у-у, мне неудобно перед всеми.

— Не вижу в этом проблемы.

— Некоторые вещи лучше говорить наедине, — произносит она вкрадчиво.

Я останавливаюсь и смотрю на девушку, делающую вид, будто в ее поведении нет никакой подоплеки. Что ж. Поговорить с ней начистоту не помешало бы.

— Это была последняя пара? — уточняю, смутно помня их расписание.

— Да. — Диана удивленно распахивает глаза.

— Тогда через пятнадцать минут загляни в кафедру. Есть разговор.

Она воодушевленно улыбается, словно не верит своему счастью, кивает и тут же бежит вдогонку за первокурсниками. Мне искренне ее жаль, но с такими надо сразу расставить точки над “i”. Все же я не дурак. Вижу, что происходит.

По пути набираю сообщение Валевской:

“Заеду за тобой после смены”.

Я прекрасно осознаю нелогичность поступка, но когда от одного взгляда больших карих глаз закипает кровь и хочется совершать безумные поступки, то становится совершенно все равно где и когда видеться с ней. К тому же, вдруг забудет обо мне? Да, самому смешно. И все же, проводить Веронику домой, на прощанье получив поцелуй — именно так мне хочется завершить сегодняшний вечер.

На кафедре тем временем идут бурные обсуждения, которые слышно даже в коридоре. Правда, при моем появлении наступает тишина, и Судакова демонстративно покидает помещение.

— Она не может простить вам грубость, — с легкой улыбкой на губах произносит Руслана.

— А разве я грубил?

— Вы не согласились с ее мнением, — шепчет она, стараясь не рассмеяться.

— Теперь несогласие равно грубости?

— В случае с Еленой Григорьевной — да.

Женщина разводит руками и тихо смеется.

— Получается, вас я тоже обидел? — задумываюсь, что именно в моих словах могло звучать неэтично.

— Для старой девы вроде меня пожелание заняться личной жизнью — это, скорее, ценный совет, чем издевка.

И вновь улыбка. Не слишком ли Руслана мягкая? Студенты замечают наши слабости прежде, чем мы успеем их спрятать. И если не проявить стержень сразу, то учитель рискует потерять авторитет.

— В таком случае, знайте: я не хотел все обидеть. К тому же, очень странно, что кто-то не оценил вашей привлекательности.

— Вы делаете мне комплимент?

— Станислав Юрьевич, — произносит Яковлева, и я отвлекаюсь от разговора.

— Диана, ты вошла, не постучав?

— Ой! — краснеет девушка и тут же опускает голову. — Извините.

Вздохнув, приглашаю ее сесть. Она с неохотой подходит, опускается на стул и косится в сторону моих коллег. И хоть я стараюсь быть максимально вежливым, разговор не ладится с самого начала. Несмотря на тихий монолог с просьбой соблюдать субординацию и уделить время учебникам, а не ходить за мной по пятам, Диана отвечает громко, задираясь и злясь.