Страница 3 из 53
Мой первый сексуальный опыт.
Стыд опаляет щеки. Я открываю кран и лезу под струи теплой воды. Нельзя об этом думать. Нельзя. Тем более, что я узнала его.
Папа сегодня сильно возбужден. Он приезжает к обеду и начинает в красках рассказывать о новом, но пока еще экспериментальном способе лечения рака. О том, как хорошо был принят его доклад и как весьма молодой ученый совершил прорыв, в то время как Граф и Буров, его самые опасные конкуренты, сильно облажались, не представив научному сообществу ни единой разработки.
При упоминании фамилии Граф я немного теряюсь. Кажется, будто весь мир знает о нашем с ним нетривиальном знакомстве, но мама небрежно машет рукой и делится сплетнями.
— Графа даже жена бросила. Я с ней недавно пересекалась. Поменяла мужчину и стала выглядеть счастливой женщиной. Ничего общего с тем, что было раньше. Замухрышка превратилась в леди.
— Анна? — уточняет папа, но мне эта беседа становится неприятной.
— Да. В прошлом году выступала с докладом про лимит Хейфлика и преодоления его порога.
— Помню. Правда, извлечение пептида из эндолутена слишком сложен. Их команда проделала огромную работу, но, согласись, доклад был слабым и скучным.
Я молча ем пюре и злюсь — мои родители словно с другой планеты. Порой мне кажется, что я совсем не их дочь. У меня нет предрасположенности к точным наукам, а про любовь к биоинженерии, которую так старательно пыталась привить мне мать, вообще молчу. Она не случилась.
И даже сейчас, когда они впихнули меня на этот факультет, думаю лишь о том, как быстрее уйти из-под их опеки и заняться тем, что мне действительно интересно.
Мама с папой продолжают обсуждать свойства пептидов, а я окончательно теряю аппетит. Ставлю в сторону вилку и, поблагодарив за еду, ухожу к себе. И хоть дверь моей комнаты прикрыта, до меня все равно доносятся шепотки о моей молчаливости, подозрительных ночных отлучках и разочарованной констатации — дочь отбилась от рук.
На глаза наворачиваются слезы. Их амбиции и безграничное честолюбие ломает мою жизнь.
Мне жаль, но доверие и умение слышать друг друга мы растеряли еще несколько лет назад, когда моей тайной страстью стали танцы. Тогда, увидев профессиональную пилонистку на уличной сцене, я была вне себя от восторга. Она, словно роскошная орхидея на длинном стебле, расцвела перед публикой и показала совершенно иной мир, полный силы и грации. Приковала к себе внимание толпы, восторженно следящей за каждым движением элегантных ног. И пусть мама обозвала ее шлюхой, заклеймила позорным ярлыком, не попытавшись найти разницу между стриптизом и спортом, эта девушка навсегда перевернула мою жизнь.
Я искала уроки в сети, убегала во двор, чтобы вместо привычной гимнастики изучать сложные па. Даже нашла школу, готовящую профессионалов…
Меня туда никто не пустил.
Черт.
Я достаю из шкафа парадную форму и бросаю ее на кровать.
— Ника. — Мама смотрит с укором. — Что за безалаберное отношение к одежде?
Она подходит к моей постели, берет в руки блузку и оглядывает меня с ног до головы.
— Доченька. — Ее голос теплеет, а в глазах воскрешает давно забытая нежность. Кажется, вот-вот произойдет чудо, и мы преодолеем возникшее между нами недопонимание, сумеем сказать то, что накопилось в душе и тяготит нас обеих; она обязательно меня поймет, пойдет навстречу, даст совет, обнимет, поцелует, погладит по щеке… — Я так рада за тебя! Вот бы мне вернуться в молодость и снова посвятить себя науке. Если бы мне дали второй шанс, я совершила бы какое-нибудь значимое открытие и…
— И не родила бы меня? — задаю вопрос совершенно точно зная — он принесет ей боль.
— Что за вздор!? — Мама злится. — Ника, ты лучшее, что случилось со мной в этой жизни! И я очень рада тому пути, который ты выбрала. — Она подходит и кладет руку на мою щеку, но ее ласка сейчас подобна оплеухе. — Доченька, ты достойна большего. Знаешь, я мечтаю увидеть тебя на главной сцене мира, с золотой статуэткой в руках, перед всем научным сообществом. Уверена, ты сможешь сделать то, на что не хватило моих мозгов.
Мама улыбается. Она сейчас так красива и воодушевлена, что мне не остается ничего, кроме согласия.
Киваю ей в ответ и отбираю блузку.
— Пойду поглажу. Завтра важный день.
— Конечно, солнышко…
Когда остаюсь наедине, то позволяю себе немного горьких слез. Я устала метаться между родителями и мечтой. Хочется хотя бы чьей-нибудь поддержки, хотя бы каплю понимания…
Да, у меня есть Света, но, несмотря на мою бескорыстную помощь, наши отношения никогда не выходят за рамки приятельских.
Я глажу блузку, затем нахожу на брюках пятно и обреченно выбираю для первого учебного дня юбку.
Во время ужина снова кусок не лезет в горло. Папа рассказывает о работе, то и дело вспоминая ЕГО… Человека, с которым я надеюсь больше никогда не встретиться и о котором я не хочу даже думать. И все равно, оказавшись в постели, лезу в сеть, ищу о нем информацию, разглядываю фотографии с интервью и лекций, удивляясь, насколько скучным может быть мужчина, обозвавший меня шлюхой. Злорадствую и делаю единственно правильный вывод в этой ситуации: он просто урод, любящий молоденьких девочек.
Наверное, я дура, но деньги, оставленные им на диване вип-комнаты, забрал кто-то другой. Возможно, уборщица… Неважно. Это был мой последний вечер в стриптиз клубе. Я собрала уже больше половину нужной мне суммы. Остальное действительно неважно.
Утро начинается не с трели будильника, а строгого голоса мамы. Под монотонные инструкции я умываюсь, одеваюсь, ем и выхожу из квартиры. Хочется послать все к черту, но ее радость настолько тяготит и не дает возразить, что я как сомнамбула тащу себя за шкирку в универ, заставляю принять свою участь и успокаиваю безрадостной мыслью “это всего лишь на один год”.
Однако улыбаться не получается.
Я вместе с группой стою сначала в холле, затем, получив расписание, следую за толпой из пятнадцати абсолютно счастливых людей, готовых завоевывать мир науки и понимаю — дальше будет только хуже. До скончания моих дней я буду ползти где-то позади и пытаться хоть как-то оправдаться перед матерью за свою несостоятельность. Не хочу!
Безумная мысль уйти прямо словно разряд молнии пронзает мой мозг, и все тело немеет. А едва меня отпускает, как я отворачиваюсь от ребят и смотрю себе под ноги.
— Ура, — шепчу вполголоса и улыбаюсь собственной смелости.
Но тут в поле зрения попадают мужские черные туфли, возвращающие меня к реальности. Я скольжу взглядом по брюкам, замечаю ремень, и думаю, что где-то видела точно такой же, смотрю на руки, держащие увесистую папку с бумагами, а потом вижу его лицо.
Хмурое, как грозовая туча.
Он достает ключ из кармана и передает его кому-то из ребят. Студенты дружно приветствуют куратора, увлеченно о чем-то болтают, а я продолжаю смотреть на его лицо, осознавая, что теперь точно надо бежать.
— Студентка Валевская, — произносит он строго. Таким же тоном, какой я слышу каждое утро в своей комнате, а затем в течении всего дня. — Вы так и будет стоять в коридоре?
— Нет. Я…
— Ну так входите!
Я на негнущихся ногах захожу в зал, поднимаюсь на пятый ряд и сажусь рядом с белокурой девушкой. И все это время меня волнует только один вопрос.
Неужели он меня не узнал?
Глава 3. Знакомство
Граф
Люди не умеют ценить время: ни свое, ни чужое. Особенно чужое.
Иначе как объяснить то, что едва я вхожу в деканат со стаканчиком кофе в руке, как на меня обрушивается замечательная новость. Я — куратор первокурсников. Это как минимум две лишние пары, а максимум — роль няньки семнадцати оболтусов. Из них, дай бог, двое заинтересуются предметом, и может быть один будет работать по специальности.
Но что больше всего возмущает, так это халатное отношение руководства. Почему бы ответственность не возложить на плечи более опытного педагога? И когда они успели принять решение, если я здесь нахожусь только в третий раз? Было совещание? Или кто-то сверху приказал?